Договор с вампиром / Джинн Калогридис. - Санкт-Петербург: Домино; Москва: Эксмо, 2009. - 368 с. - (Книга-загадка, книга-бестселлер)
Потомок древнего румынского рода вместе с молодой женой, ожидающей ребенка, возвращаются в свое имение в Трансильвании. Жизнь в Лондоне с супругой-англичанкой отучила Аркадия от обычаев и суеверий родного края, а также помогла забыть о трагической гибели младшего брата Стефана. Домой их позвала трагическая весть: отец Аркадия и Жужанны, Петру, умер, и теперь Аркадию должно занять его место – место управляющего замком своего двоюродного деда, для простоты именуемого дядюшкой Владом.
Дядя слывет личностью эксцентричной, но в то же время беспомощной и неспособной улаживать многочисленные дела по хозяйству или общаться с грубыми невежественными крестьянами. Свое затворничество он пытается компенсировать общением с просвещенными европейцами, посещающими Трансильванию, и иностранцы принимают его приглашение с радостью, так как он способен очаровывать с первого взгляда, хотя и внушает иногда страх.
В трансильванской глуши и Мэри, и Аркадия, отвыкшего от местных нравов, удивляет не только произвол волков, примитивность обычаев и изолированность от внешнего мира, слухи, которые передаются только шёпотом, но и враждебность, с которой к ним относятся крестьяне, которые скрывают ненависть и презрение к ним за раболепством и лживым почтением. Только горничная Дуня и служанка Влада Машика кажутся искренне расположенными к ним – и как будто даже жалеют их, непонятно по какой причине. Они умоляют их бежать прочь. Единственное объяснение, которое они дают – договор, который связывает владельца этих земель, его крестьян и родню. Даже скупой рассказ об этом таинственном договоре, который кажется невероятной выдумкой, выросшей из дремучего невежества и предрассудков, заставляет мурашки бегать по коже, но мало кто отваживается сказать о том, каковы же подлинные условия договора.
Очень скоро на семью обрушивается новое несчастье: сестра Аркадия Жужанна, хромая и горбатая от рождения, совсем ослабевает и угасает. Мэри пытается облегчить ее страдания – и невольно раскрывает тайну, которая вызывает у нее полное смятение чувств. Аркадию же, пытающемуся примириться с кончиной отца, начинает являться призрак младшего брата, который явно пытается о чем-то ему рассказать…
Со страниц романа встает образ той самой мифической Трансильвании, что была порождена воображением Стокера. Тёмные леса, кишащие свирепыми волками, уединенные, отрезанные от остального мира замки на скалах, странный, непостижимый для иностранцев менталитет трансильванцев и первобытная грубость и жестокость их обычаев. Джин Калогридис педантично вышивает по этой канве, и преуспевает в создании завораживающей картины в готических тонах – и убедительных образов.
Вроде бы и очень просто, иногда наивно, пассажи, в которых делается попытка сослаться на историю, да и сам выбор имен многих персонажей не могут не умилять, но ловишь себя на том, что скользишь по страницам, как по хорошей слаломной трассе. Язык, временами слишком сильно напоминающий язык сентиментальных романов, всё же на порядок выше многих образчиков современной вампирской прозы, несет отпечаток изящества и свидетельствует о том, что автору присуще врожденное чувство меры.
Цитаты:
Потомок древнего румынского рода вместе с молодой женой, ожидающей ребенка, возвращаются в свое имение в Трансильвании. Жизнь в Лондоне с супругой-англичанкой отучила Аркадия от обычаев и суеверий родного края, а также помогла забыть о трагической гибели младшего брата Стефана. Домой их позвала трагическая весть: отец Аркадия и Жужанны, Петру, умер, и теперь Аркадию должно занять его место – место управляющего замком своего двоюродного деда, для простоты именуемого дядюшкой Владом.
Дядя слывет личностью эксцентричной, но в то же время беспомощной и неспособной улаживать многочисленные дела по хозяйству или общаться с грубыми невежественными крестьянами. Свое затворничество он пытается компенсировать общением с просвещенными европейцами, посещающими Трансильванию, и иностранцы принимают его приглашение с радостью, так как он способен очаровывать с первого взгляда, хотя и внушает иногда страх.
В трансильванской глуши и Мэри, и Аркадия, отвыкшего от местных нравов, удивляет не только произвол волков, примитивность обычаев и изолированность от внешнего мира, слухи, которые передаются только шёпотом, но и враждебность, с которой к ним относятся крестьяне, которые скрывают ненависть и презрение к ним за раболепством и лживым почтением. Только горничная Дуня и служанка Влада Машика кажутся искренне расположенными к ним – и как будто даже жалеют их, непонятно по какой причине. Они умоляют их бежать прочь. Единственное объяснение, которое они дают – договор, который связывает владельца этих земель, его крестьян и родню. Даже скупой рассказ об этом таинственном договоре, который кажется невероятной выдумкой, выросшей из дремучего невежества и предрассудков, заставляет мурашки бегать по коже, но мало кто отваживается сказать о том, каковы же подлинные условия договора.
Очень скоро на семью обрушивается новое несчастье: сестра Аркадия Жужанна, хромая и горбатая от рождения, совсем ослабевает и угасает. Мэри пытается облегчить ее страдания – и невольно раскрывает тайну, которая вызывает у нее полное смятение чувств. Аркадию же, пытающемуся примириться с кончиной отца, начинает являться призрак младшего брата, который явно пытается о чем-то ему рассказать…
Со страниц романа встает образ той самой мифической Трансильвании, что была порождена воображением Стокера. Тёмные леса, кишащие свирепыми волками, уединенные, отрезанные от остального мира замки на скалах, странный, непостижимый для иностранцев менталитет трансильванцев и первобытная грубость и жестокость их обычаев. Джин Калогридис педантично вышивает по этой канве, и преуспевает в создании завораживающей картины в готических тонах – и убедительных образов.
Вроде бы и очень просто, иногда наивно, пассажи, в которых делается попытка сослаться на историю, да и сам выбор имен многих персонажей не могут не умилять, но ловишь себя на том, что скользишь по страницам, как по хорошей слаломной трассе. Язык, временами слишком сильно напоминающий язык сентиментальных романов, всё же на порядок выше многих образчиков современной вампирской прозы, несет отпечаток изящества и свидетельствует о том, что автору присуще врожденное чувство меры.
Цитаты:
Когда же я наконец очутилась в Трансильвании, меня поистине очаровало роскошное великолепие здешней природы и внушительные размеры семейного поместья, которое его владельцы называют просто "домом". Дух захватывает, и я до сих пор с трудом верю, что отныне являюсь частью всего этого, что меня теперь считают хозяйкой громадного здания, построенного четыре века назад. Стоит мне поднять глаза от бумаги, как я попадаю в волшебную сказку, в одночасье ставшую явью. Горный склон весь в цвету вишневых и сливовых садов! Их бело-розовые кружева простираются до самого замка, что высится на фоне Карпатских гор. Из противоположного окна открывается совсем иной вид: пастухи в ярких национальных одеждах и огромные стада овец, коз и коров, которые бродят по широким лугам, упирающимся в кромку густого леса.
Трансильвания, в которой я оказалась, одновременно поражает своей красотой, дикостью и своими странностями. Особенно странными кажутся мне здешние люди, и в первую очередь – родственники моего мужа. Их я рискну назвать самыми странными.
Боже милосердный, если бы мне удалось забыть все то, что произошло двенадцатого апреля! Но нет, эти картины будут преследовать меня до конца дней. Куда все катится? Куда мы движемся? Нет, сейчас я не должен размышлять о будущем... Ну вот, у меня уже начинают трястись руки. Я приказал себе методично написать обо всем, что со мной случилось. Может, тогда мне станет понятно, как жить дальше.
Дуня быстро и тяжело вздохнула. Взгляд ее блуждал по дальним углам коридора, словно она что-то там увидела, но не могла понять, что именно.
– Я не знаю, почему так случилось. Он – стригой, но всегда вел себя честно. Но если он ее укусил... – В глазах Дуни вспыхнул прежний страх. – Тогда, доамнэ, мы все в опасности. Даже вы с вашим мужем.
– Я не знаю, почему так случилось. Он – стригой, но всегда вел себя честно. Но если он ее укусил... – В глазах Дуни вспыхнул прежний страх. – Тогда, доамнэ, мы все в опасности. Даже вы с вашим мужем.
Серебристая вспышка занесенного надо мной лезвия, боль в порезанной руке. Отец держит мою кисть над... каким-то сосудом... золотым, тускло поблескивающим... На сей раз я не увидел этого сосуда. Но зато мне опять вспомнился старинный трон и слова "JUSTUS ET PIUS" – "Справедливый и благочестивый"...
Наконец она остановилась, повернулась ко мне и, перегнувшись через поднос, охрипшим голосом прошептала:
– Он все-таки это сделал! Он сломал schwur
– Он все-таки это сделал! Он сломал schwur