— Хэй, Монро, всегда хотел спросить, насколько тебе сложно притворяться человеком? — разбитая в очередной потасовке голова у Ника почти не болела, в камине уютно трещали поленья, и виски в стакане был не так плох.
— Не сложней, чем тебе, — задумчиво отозвался Потрошитель. Сам он предпочитал на ночь пить успокаивающие травяные отвары с гадостными запахами.
— Я и так человек, — усмехнулся Ник.
— Вовсе нет, ты — гримм.
Ник озадачено посмотрел на своего приятеля.
— Ты это серьёзно?
— Конечно. Знаешь, одна моя бабушка — ну, вообще-то прабабушка, но она не любила, когда ей напоминали о возрасте, и требовала называть её бабушкой или по имени... Ну так вот, она вообще любила говорить, что мы — везены, и вы — гриммы: суть одно и то же. Она говорила, что и мы, и вы видим мир таким, какой он есть. По её мнению, и везен, и гримм — хищник. Поэтому, кстати, мы так яростно деремся друг с другом.
Монро покосился на расслабленно сидящего в кресле Ника и поправился.
— Должны во всяком случае.
— Но я не превращаюсь в полуволка, — запротестовал Ник, — я не охочусь на людей и никогда не ел их. Это не камень в твой огород. Я не должен думать о внешности.
— Если я буду вести себя как Потрошитель, даже если не буду выглядеть как Потрошитель, меня точно запишут в категорию опасных и странных, — заметил Монро. — Как этих ваших ликантропов. Они тоже не превращались, но думали, что волки. И вели себя как волки.
Он задумчиво посмотрел на стакан в своих руках. Даже сейчас Монро признавал себе, что помнит вкус крови.
— Ты тоже носишь маску, Ник. Ты не сказал Хэнку и своей девушке. При них ты делаешь вид, что ведьм и везенов нет. Ты не веришь в сказки. Но наедине ищешь в сказках подсказки против врагов. Внутренние изменения гораздо важнее внешних. И ты, и я — мы оборачиваемся по-своему. Маскируемся. Та моя пра... в смысле, бабушка всегда говорила, что людям будет всё равно, кого сжечь на костре — везена или гримма.
Некоторое время они молчали, смотря на огонь.
— Твоя бабушка была мудрой, — тяжело, словно признавая своё поражение, сказал Ник.
— Как сказать, — хмыкнул Монро, — эта мудрость не спасла её от откровенно отравленной приманки.