Автор: Exquisite Edelstein
Ссылка на оригинал: здесь
Разрешение: получено
Рейтинг: PG-13
Фандом: Хемлок Гроув
Персонажи: Роман Годфри
Краткое содержание: Я урод. Нет, не внешне. Со внешностью как раз все в порядке: спасибо родителям за хорошие гены (ну хоть за что-то, кроме материального наследства, я могу их поблагодарить). У меня никогда не возникало проблем с девушками, а порой даже парни ко мне "клеились". Но в какую красивую обертку не упакуй разлагающиеся останки, их зловонный запах все равно просочится наружу и раскроет малопривлекательную истину. Никакое ангельски красивое лицо не будет надежной маской: оно не скроет внутреннего уродства.
Завершён: да
Предупреждения: ангст, POV
Disclaimer: Все права на персонажей принадлежат их законным владельцам, никакой материальной выгоды от создания и распространения данного материала я не получаю
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия
Я урод. Нет, не внешне. Со внешностью как раз все в порядке: спасибо родителям за хорошие гены (ну хоть за что-то, кроме материального наследства, я могу их поблагодарить). У меня никогда не возникало проблем с девушками, а порой даже парни ко мне "клеились". Но в какую красивую обертку не упакуй разлагающиеся останки, их зловонный запах все равно просочится наружу и раскроет малопривлекательную истину. Никакое ангельски красивое лицо не будет надежной маской: оно не скроет внутреннего уродства.
Я урод. Моральный. Похлеще Квазимодо. Я Дориан Грей, носящий свой кишащий червями и гниющий портрет внутри. Я сам себе противен. Я хочу разбить свое отражение всякий раз, что смотрю в зеркало и встречаюсь взглядом с ледяными голубыми глазами. Да, они холодные и пустые, а вовсе не ясные или небесные. И лишь я вижу в них правду: как отвратительно мое подобие души.
Я урод. Никакие чудесные операции, даже в институте Годфри, не в силах этого исправить. Я пытался с этим бороться. Я хотел стать лучше. Но сколько не стремись тянуться к свету, если внутри тебя есть хоть частица тьмы, рано или поздно она поглотит тебя, сожрет без остатка со всеми потрохами и не подавится. Во мне полно тьмы. И каждый раз, когда я пытаюсь сделать что-то хорошее, она одаривает меня снисходительной, презрительной усмешкой... моей матери. Ненавижу. Ненавижу мать — за эту тьму внутри меня: я знаю, она досталась мне от нее. Ненавижу тьму — за то, что управляет мной, в то время как я должен иметь власть над ней. Ненавижу себя — за свою слабость. Я не воин, хотя пытался им быть. Я не герой. Я...
Я урод. Я вроде тех искусственных цветов, над которыми трясется в своей лаборатории доктор Прайс. Они красивые, но не настоящие. Они цветут и источают аромат, как живые растения, но в них нет ни капли жизни. Я старался играть привычные людям роли, но кого я хотел обмануть? Я не примерный сын. Отец даже не захотел жить ради меня, отдав предпочтение смерти. И ожидания матери я не оправдал, хотя я сам не знаю, чего она от меня хочет. Я не хороший брат, хоть в чем-то в этом амплуа я и преуспел. Мне нравилось заботиться о Шелли, нравилось оберегать Лету. Но ни с тем, ни с другим я не справился. Одна вынуждена скрываться, обречена на вечные бега; другая — и вовсе мертва. Я не надежный друг. Нет, раз Питер убежал от меня без оглядки, не оставив даже прощальной записки. Я... никто.
Я урод. И мазохист. Я причиняю боль другим, получая от этого удовольствие, но наибольший кайф я получаю, причиняя боль себе. Острым лезвием, запретными чувствами, неосуществимыми мечтами. Я баюкаю свою боль, бережно укрываю внутри до тех пор, пока она не взрывается вулканом, кромсая меня на части. Я пытаю себя сам, изобретая все более изощренные наказания. Я змея, пожирающая сама себя, начиная с самого малого — кончика хвоста.
Я урод. Я чудовище. Монстр, запертый в клетке, рвущийся наружу. И каждый раз вырывающийся. Никакой поцелуй сказочной принцессы (или принца...) меня не спасет. Никакая любовь — кто сможет полюбить то уродство, что у меня внутри, если даже я сам не могу? Кто-то может влюбиться в мое лицо, но не в душу. Не во что влюбляться. Нет мне спасения.
Я урод. Моральный. Похлеще Квазимодо. Я Дориан Грей, носящий свой кишащий червями и гниющий портрет внутри. Я сам себе противен. Я хочу разбить свое отражение всякий раз, что смотрю в зеркало и встречаюсь взглядом с ледяными голубыми глазами. Да, они холодные и пустые, а вовсе не ясные или небесные. И лишь я вижу в них правду: как отвратительно мое подобие души.
Я урод. Никакие чудесные операции, даже в институте Годфри, не в силах этого исправить. Я пытался с этим бороться. Я хотел стать лучше. Но сколько не стремись тянуться к свету, если внутри тебя есть хоть частица тьмы, рано или поздно она поглотит тебя, сожрет без остатка со всеми потрохами и не подавится. Во мне полно тьмы. И каждый раз, когда я пытаюсь сделать что-то хорошее, она одаривает меня снисходительной, презрительной усмешкой... моей матери. Ненавижу. Ненавижу мать — за эту тьму внутри меня: я знаю, она досталась мне от нее. Ненавижу тьму — за то, что управляет мной, в то время как я должен иметь власть над ней. Ненавижу себя — за свою слабость. Я не воин, хотя пытался им быть. Я не герой. Я...
Я урод. Я вроде тех искусственных цветов, над которыми трясется в своей лаборатории доктор Прайс. Они красивые, но не настоящие. Они цветут и источают аромат, как живые растения, но в них нет ни капли жизни. Я старался играть привычные людям роли, но кого я хотел обмануть? Я не примерный сын. Отец даже не захотел жить ради меня, отдав предпочтение смерти. И ожидания матери я не оправдал, хотя я сам не знаю, чего она от меня хочет. Я не хороший брат, хоть в чем-то в этом амплуа я и преуспел. Мне нравилось заботиться о Шелли, нравилось оберегать Лету. Но ни с тем, ни с другим я не справился. Одна вынуждена скрываться, обречена на вечные бега; другая — и вовсе мертва. Я не надежный друг. Нет, раз Питер убежал от меня без оглядки, не оставив даже прощальной записки. Я... никто.
Я урод. И мазохист. Я причиняю боль другим, получая от этого удовольствие, но наибольший кайф я получаю, причиняя боль себе. Острым лезвием, запретными чувствами, неосуществимыми мечтами. Я баюкаю свою боль, бережно укрываю внутри до тех пор, пока она не взрывается вулканом, кромсая меня на части. Я пытаю себя сам, изобретая все более изощренные наказания. Я змея, пожирающая сама себя, начиная с самого малого — кончика хвоста.
Я урод. Я чудовище. Монстр, запертый в клетке, рвущийся наружу. И каждый раз вырывающийся. Никакой поцелуй сказочной принцессы (или принца...) меня не спасет. Никакая любовь — кто сможет полюбить то уродство, что у меня внутри, если даже я сам не могу? Кто-то может влюбиться в мое лицо, но не в душу. Не во что влюбляться. Нет мне спасения.