«Глупый, самое страшное происходит не в темноте, а при свете дня», — ласково улыбается мать, проводя тёплой, пахнущей весной ладонью по мокрой от слёз щеке Итана. Страх отступает и тени, пришедшие с очередным кошмаром, постепенно угасают. Взгляд женщины пропитан любовью и чем-то ещё — чем-то, чего её сын ещё не понимает в меру своего возраста.

Когда миссис Чандлер протягивает мальчику зажатый кулак, любопытство берёт верх над детскими страхами, и Итан, сбросив с себя одеяло, садится на кровати. Сердце трепещет от предвкушения, и он не может оторвать взгляд от изящных длинных пальцев, скрывающих от него их очередной секрет на двоих. Смех матери колокольчиками переливается в ушах, мягко укутывает, расслабляет, заставляет поверить в то, что сны не властны над ними. И Итан тоже начинает смеяться. Сперва немного робко, затем всё громче и громче.

Он не сразу осознаёт, отчего всё вдруг меняется. Просто в одно мгновение Итан словно со стороны слышит себя. И смех уже не такой безмятежный. Сиплый, надрывный, невесёлый — он сродни отрезвляющему ведру холодной воды. Итану горячо от соли на губах, а от металлического привкуса чужой крови во рту становится тошно.

Прислонившемуся к холодной грязной стене мужчине страшно открыть глаза, ведь он знает, что увидит перед собой. Как и в своих воспоминаниях всегда, в конце концов, догадывался, что на ладони матери будет лежать леденец. И он продолжает мрачно хохотать в свои липкие от крови ладони. Если бы мужчину сейчас кто-нибудь услышал, то, возможно, Итану повезло бы и его упекли в сумасшедший дом — за толстые стены с железными дверями и надёжными оковами. Может, тогда бы он прекратил убивать. Может, тогда бы смог побороть в себе монстра.

Не открывая глаз, Чандлер медленно поднимается на ноги. Пульс бешено грохочет где-то в висках, а тело болит так, словно Итан проделал путь до этого забытого Богом переулка с другого материка. Болезненные физические ощущения после обратного обращения — мизерная плата за страдания других людей. Неадекватно малая за каждого невинно убиенного. Наверное, поэтому Итану даны его воспоминания, его сожаления, его страхи и горечь потерь.

Чандлера выворачивает наизнанку, когда он случайно наступает ногой на оторванную конечность, лежащую посреди вонючей лужи. Всего знобит от вины за содеянное, от отвращения к самому себе. Но каким бы он ни был чудовищем, человек в нём ещё имеет голос — услышав неподалёку пьяный гогот, Итан бросается прочь. Однако компания дюжих моряков настигает его, впивается цепкими пальцами в тело, будто желая разорвать Итана в клочья.

Ещё минуту назад мечтавший о разоблачении мужчина пытается вырваться, но ничего не получается. Тело ещё слишком слабо, да и сознание начинает меркнуть под градом ударов, под бесконечными, полными отвращения ругательствами в его сторону. «Монстр!» — истерично взвизгивает какая-то девушка, однако Итан, только что упавший на мокрую после дождя мостовую, как ни вглядывается, не может рассмотреть её лица. Он вообще сейчас видит лишь потёртые носы её дешёвых туфель да грязную нижнюю юбку, неаккуратно торчащую из-под замызганного платья. А ещё Чандлер видит, как по булыжникам к огромной луже с лежащими посреди неё останками жертвы начинает ручейком струиться кровь монстра. Мужчина даже улыбается своему открытию. Может, в этот раз не обязательно выживать?

«Если не поднимешься, то так и останешься никчёмным мальчишкой!» — вторит продолжающей визжать девице какой-то мужчина. Итан из последних сил вскидывает голову и снова начинает смеяться.

Отец. Как же давно Чандлер не видел этого властного грузного мужчину со стальным блеском в глазах. Смотрит на него, плотно сомкнув губы и потирая подбородок причудливым набалдашником массивной трости. Итан знает, каковы на вкус её удары. Знает, что за внешней холодностью старшего Чандлера скрывается бешеная натура. Самое страшное происходит не в темноте, а при свете дня. Отцу не нужно было проклятье, чтобы обратиться в чудовище. Он родился им и таким же воспитал сына после смерти своей жены. И сейчас мистер Чандлер прищурившись наблюдает за тем, как ещё один член его семьи мучительно умирает. Наблюдает, но ничего не делает. Итан догадывается, почему. Отец — всего лишь плод его воображения. Тень из прошлого, оставленная в сырой земле родного городка много лет назад.

Чандлер на мгновение закрывает глаза, а когда открывает их вновь, перед ним уже стоит незнакомец. Испещрённый морщинами старик, брызгая слюной, подгоняет взявшую в свои руки правосудие толпу. Странно, но Итан больше не испытывает боли. Всё происходит словно не с ним. Монстр внутри злорадно скалится, скрежеща по булыжникам когтистыми лапами.

В этот раз почти не больно и быстро. Несколько ударов наотмашь, и толпа врассыпную бросается вниз по плохо освещённой улочке. Чудовище обнажает клыки, и Итан окончательно растворяется в нём. Единственное, что всегда доставляет ему хоть какое-то подобие облегчения — провалы в памяти, связанные с тем, что в мужчине живут сразу двое.

Через некоторое время Чандлер приходит в себя. Он лежит на грязном топчане в своей съемной комнатушке лицом вниз. Одежда и постельное бельё пропитались кровью настолько, что, кажется, их вовек не отодрать от кожи. Его снова тошнит, однако в последний момент мужчине удаётся справиться с рвотными позывами. Оказавшись у таза со стоящим возле него кувшином с водой, Итан смотрит на своё отражение в небольшом зеркале, висящем на облупленной стене.

Сколько можно бежать от того, от чего нельзя скрыться? Сперва от жестокости отца, теперь — от своей собственной. Оправдания, что во всём виноват монстр, уже не могут успокоить. Итан помнит, за что именно его обрекли на подобное соседство. Прошлое возникает перед глазами каждый раз, когда он отбрасывает ненужную жалость к себе. Все те ужасы сотворил не дикий зверь, а человек. Не тот, что постепенно угас под гнётом ненависти к жестокому отцу, уморившему мать, а тот, кто однажды возродился из пепла былых страданий. Побег в никуда казался панацеей от всех бед, а страдания других людей - неплохой компенсацией за его собственные. С тех пор Итан всё время в бегах. Словно кто-то наложил на него проклятье задолго до роковых событий. Словно ему на роду написано — быть беглецом. Однако монстр всегда настигает Итана. Настигает и вспарывает до костей вместе со своими жертвами. Вместе с их общими жертвами.

Итан прислушивается. Хотя окно, выходящее на рыбный рынок, приоткрыто, с улицы не доносится ни звука. Предчувствуя беду, мужчина осторожно открывает дверь своей комнаты и спускается по лестнице в обычно даже в такой ранний час заполненный моряками зал таверны.

Ни одного посетителя, хотя всё здесь выглядит так, словно люди на минутку куда-то отлучились. Наполненные кружки, еда на тарелках, отодвинутые скамьи.

Сердце колотится в груди, когда Итан толкает тяжёлую дубовую дверь. Он выходит под тёплое весеннее солнце, тут же напоминающее ему о нежных маминых руках, и впадает в оцепенение от представшей перед его взором чудовищной картины. Мостовая сплошь и рядом покрыта изуродованными порванными телами людей. По инерции двигаясь к пристани, мужчина вглядывается в лица мертвецов. Чандлер столько лет бежал, однако где он в конце концов оказался? В своих детских кошмарах с горами трупов и скалящимся над ними в отвратительной ухмылке монстром.

Столько лет он повторял себе слова матери, так толком их и не поняв. Повторял и двигался вовсе не к свету, а в темноту. Стремился туда, откуда нет выхода, наивно полагая, что это и есть свобода.

Оказавшись на бревенчатом настиле, Итан глядит в тёмную мутную воду. Течение медленно проносит мимо красивую молодую женщину с длинными тёмными волосами, словно водоросли опутывающими её тело, облачённое в белоснежную ночную сорочку. Бледное лицо с острыми скулами кажется ему смутно знакомым, однако Чандлер так и не может вспомнить её имя, пока до него внезапно не доносится хриплое:

— Итан, очнись же!

Мисс Айвз?

Итан мгновение смотрит ей в глаза, а затем внезапно ощущает, как вода начинает наполнять рот и горло. Яркая вспышка, и мужчина уже судорожно пытается выбраться из просторной ванны, наполненной пробирающей до костей ледяной водой. Он буквально переваливается через борт и оказывается у босых ног Ванессы Айвз.

Схватившись за горло, мужчина пытается откашляться. Ванесса, присев рядом, обеспокоенно заглядывает ему в лицо.

— Не думаю, что опиум может тебе помочь, Итан, — шепчет она прежде, чем грустно улыбнуться. — Думала, что мы тебя потеряем.

Итан растерянно оглядывается по сторонам, абсолютно не понимая, где сейчас находится и не очередной ли опиумный сон — всё происходящее. Только теперь до него наконец доходит, что он полностью раздет, а стук в висках не от сердцебиения, а от отбывающих дробь зубов. Мужчина даже сказать не может, когда ему в последний раз было настолько холодно. На похоронах матери? При осознании, что им теперь управляет зверь?

Мисс Айвз вновь улыбается, заметив, как Итан поджимает к подбородку колени и обхватывает их руками.

— Уж прости, — разводит она руки в стороны. — Каким тебя нашли, таким сюда и привезли.

Чандлер снова кивает и закрывает глаза. Вдруг и эта ванная, и Ванесса сейчас исчезнут без следа? Что тогда останется ему? Пустота и темнота, чудовище, с каждой ночной вылазкой становящийся всё сильнее.

— Мне страшно, Ванесса, — признается Итан, не поднимая взгляд.

«Страшно остаться с ним в темноте», — повисает в тишине недосказанным.

— Я знаю, — тихо говорит женщина, обхватывая его руками и прижимая к себе словно маленького мальчика. — Я никогда не отдам тебя ему.

Что-то внутри Итана сперва настороженно замирает, а затем отдаётся в груди по-прежнему неутихающей скорбью.

«Не бойся, я никогда тебя ему не отдам», — едва различимая клятва матери эхом вторит обещанию мисс Айвз. Она сдержала слово — пока билось её сердце, отец не имел над сыном никакой власти. Чтобы сказала мать увидев Итана спустя всего год после своей кончины?

Чандлер начинает глухо смеяться, уткнувшись мокрым лицом в плечо Ванессы.

— Ты просто не осознаёшь, что настоящий монстр, живущий во мне, имеет человеческое лицо.

Мисс Айвз молчит некоторое время, и Итан уже жалеет о сказанном. Страшно остаться без неё. Без её тёплого дыхания на виске, без едва уловимого аромата свежести, исходящей от изысканной сорочки.

— Что же, — наконец прерывает затянувшуюся паузу Ванесса, и мужчина крепче прижимается к ней, догадываясь, что это больше «да», нежели «нет». — Все мы немножко монстры.