Мгновения тишины, мира и покоя. Ненадолго, разумеется, ибо всем известно такое понятие, как «затишье перед бурей». Мне страшно, впервые, как никогда. Что же будет дальше? Конечно же, меня уже ничто не удивит после того, как меня, на девятом месяце беременности засунули в сырую, продрогшую от холода тюремную камеру да и плюс к тому, хотели изнасиловать. Но ожидание того, что буря вот-вот неминуемо грянет, еще тяжелее.
Лео снова бесследно исчез, даже не сказав ни слова. Замок Медичи приводят в порядок, отведя мне крохотную комнатку на втором этаже, где окно еще не было разбито и было обращено к закатному небу. Но мне много не нужно, я привыкла к чему-то менее изысканному, так что даже эти покои были для меня чем-то воистину королевским. Я теперь была в полной безопасности какое-то время, так как кроме Клариссы, Лоренцо и моих друзей никто не ведал о том, чьего ребенка я ношу. Но мне было, в общем, все равно. Я чувствовала себя как никогда одиноко в этих четырех стенах. Дни заточения в темной камере сделали из меня молчаливую, замкнутую девушку, которая временами уходит глубоко в себя, и ее ничего не волнует.
Внезапно в мыслях вспыхнул Нико, который так храбро защищал меня от тюремного надзирателя. Я была удивлена как никогда, видимо, этот год путешествия в неизведанные края настолько изменил его, и теперь ему уже было все ни по чем. Впрочем, так всегда и было, только теперь ко всей прочей храбрости ему прибавилась невероятная решимость. Так странно, порой мне кажется, будто я знаю его уже целую вечность, но он никогда не переставал меня удивлять. Будучи смешным, умным и глупым одновременно, Нико никогда не давал мне скучать, и только недавно я поняла, почему.
Улыбнулась своим мыслям и взглянула в окно. Над горизонтом расползалась кроваво-красная дымка, видимо, где-то пролилась кровь, ибо я давно не замечала такой цвет у закатного неба. Минуты затянулись, обратившись в вечность одинокого молчания. Впервые мне не хотелось быть одной, пусть хотя бы одна живая душа навестит меня, особенно, в такой час.
Резкий толчок в живот, и я понимаю, что пора. Нет, пока никого не зову – не время, а просто стараюсь расслабиться и настроить себя на самое лучшее. Не выходит, видимо, на почве нервных переживаний, которыми была наполнена вся моя душа на протяжении многих месяцев подряд. Тревога дремлет где-то глубоко внутри моей груди, и я вдруг понимаю, что единственный, кого бы я хотела видеть перед тем, как все начнется, - Нико. Единственный, о ком я думала чаще всего за эти долгие месяцы.
Закрываю лицо ладонями и выпускаю наружу одинокую слезинку отчаяния. Еще один толчок, прикусываю губу от боли. Так больно еще не было, значит, точно пора.
«Нужно позвать кого-нибудь», - проносится у меня в мыслях, и я делаю тщетную попытку подняться с кровати. Снова толчок, будто меня сейчас разрежет пополам изнутри. Зря протянула время, теперь я не смогу сообщить о том, что момент настал.
Еще мгновение, и происходит самое удивительное, что только могло случиться. Я вижу его. Эти серые глаза, полные нежности, тревоги и заботы, эти светлые кудри, которые смешно покачиваются в такт его движениям, - все настолько родное, что я на секунду забыла о своей боли. Нико подлетает ко мне и помогает поудобнее устроиться на кровати, при этом аккуратно взбивая подушки, чтобы мне было как можно уютнее, после чего почти невесомо присаживается на краешек кровати рядом со мной. Его пальцы почти касаются моих, и я чувствую, что ему безумно хочется взять меня за руку, но он колеблется. Чтобы развеять его сомнения, нужно ли мне это сейчас или нет, беру его за руку сама – теплая.
- Я подумал, что тебе нужна компания, - каждой клеточкой тела ловлю всякий звук, сорвавшийся с его губ, расплывшихся в лучезарной улыбке, и потихоньку расслабляюсь, совершенно забыв о боли.
- Было бы здорово, если бы кто-нибудь позвал доктора, но я не хочу, чтобы ты уходил, - надо же, я, оказывается, все еще могу говорить. Слегка усмехнувшись своим мыслям я даже не заметила, как снова скорчила лицо от боли, что заставило Нико мигом подскочить на ноги.
- Началось? – и его как ветром сдуло, а боль вернулась и теперь с новой силой разрывала мое тело. А я так надеялась, что он не оставит меня ни на мгновение. Все, что я так долго и усиленно прятала в себе, вышло наружу вместе с солеными каплями, что теперь катились по щекам.
Вот и толпа мамок-нянек и доктор. Они помогут мне, но мне безумно противно видеть их. Ищу глазами Нико. Вот, мелькнули знакомые светлые кудри, и сердечко подскакивает чуть ли не до горла. Он снова рядом, присаживается на кровать и теперь уже самостоятельно берет меня за руку. В его глазах тревога, видимо, заметил мои слезы. Я потянулась смахнуть их с лица, но он делает это сам. От прикосновений его теплых ладоней к щекам внутри что-то начинает трепетать от счастья. Вот, то, что мне было нужно в данный момент.
- Молодой человек, вы бы шли уже и не мешались, - голос врача звучит, будто ножом по стеклу и невероятно прожигает мысли.
«Сам бы шел отсюда, мне противно тебя видеть, а слышать тем более»
Нико приподнимается, но я не в силах его отпустить, крепко держу за руку, насколько позволяет мое положение. И такими умоляющими глазами смотрю в его глаза.
- Скажи мне, что все будет хорошо, прошу.
Он улыбается так нежно, как только возможно, затем наклоняется ко мне и почти шепчет:
- Ты о хорошем думай сейчас, чтобы не навредить ребенку, - вздрагиваю – прикоснулся ладонью к моим волосам и теперь трепетно их поглаживает, - а, чтобы тебе было легче настроиться, - а дальше происходит самое неожиданное, что только может быть между нами. Нико приближается к моему лицу и так нежно, почти невесомо, целует меня. Нет, не в губы, а в уголки губ. Отстраняется. Улыбается, и я отвечаю улыбкой.
- Не отходи от меня, - прошу почти шепотом.
- Никогда, - слышу успокаивающий ответ и, прежде чем меня накрывает забытье боли родов, успеваю поймать легкий румянец смущения на его щеках.