Название: Дракула III: Наследие
Оригинальное название: Dracula III: Legacy
Год выхода: 2005
Страна: США
Жанр: мистика, ужасы
Режиссер: Патрик Люссье / Patrick Lussier
Сценарий: Джоэль Сойзон/ Joel Soisson, Патрик Люссье / Patrick Lussier
Оператор: Дуглас Миллсом / Douglas Milsome
Mузыка: Кевин Клиш / Kevin Kliesch, Ceiri Torjussen
В ролях: Джейсон Скотт Ли /Jason Scott Lee/, Дайан Нил / Diane Neal/, Джейсон Лондон / Jason London, Рутгер Хауэр / Rutger Hauer, Илинка Гойя /Ilinca Goia, Джордж Григоре /George Grigore, Рой Шайдер / Roy Scheider, Том Кэйн /Tom Kane, Александра Уэскот /Alexandra Wescourt, Сербан Целеа / Serban Celea и др.
Продолжительность: 86 минут.
Номинации: -

Отец Уффици снова на встрече с кардиналом. Он просит благословить его на уничтожение Дракулы. Однако до Италии дошли слухи о том, что священник не смог уберечься во время одного из своих сражений с нечистью и сам теперь вынужден бороться с вампирской частью себя. Его духовный наставник опасается за Уффици, но тот предпочитает отречься от сана и отправиться в погоню за Дракулой. Сопровождает его в этом путешествии молодой Люк - единственный, кто выжил в предыдущую встречу с Дракулой и стал постоянным помощником Уффици. Немалую роль в этом играет чувство вины: ведь именно из-за него Элизабет, которую он безответно любил, повстречалась с Дракулой и оказалась в его замке.

Путь двоих охотников лежит в Трансильванию. Вампир снова вернулся в родовое поместье и пользуется своей излюбленной легендой. Всё подтверждает истинность этих сведений: Румыния охвачена гражданской войной, в стране, подпавшей под власть Дракулы, всем заправляют вампиры, царит страх и разруха. По всей территории – военные посты НАТО, на улицу никто не выходит после заката, повстанцы тщательно проверяют каждого чужака, церкви разрушены, прислужники вампиров ловят крестьян и отправляют в замок на пропитание его обитателям. Для того чтобы не погибнуть, требуется постоянно быть начеку и применять оружие гораздо чаще, чем того бы хотелось.

Уффици и Люк освобождают пленных крестьян, а также встречают известную американскую журналистку Джулию. Она отправляется вместе с ними к повстанцам, которые могут показать дорогу в замок Дракулы.Завоевать доверие партизан не так-то просто; после того как их предводитель обнаруживает, что Уффици – вампир, их запирают в камере. Джулия же, застигнувшая бывшего священника за его ритуалом мучительного утреннего очищения от своей вампирской части, поражена его мужеством и в ответ на признание Уффици, что он боится однажды утром не совладать с заразой, отвечает: «Ты никогда не станешь таким, как они».

Втроем им удается проникнуть в замок Дракулы, однако здесь им предстоит самое сложное: Уффици – победить Дракулу, а Люку – спасти Элизабет, превратившуюся в вампира, и самому не стать им.

Те, ругают «Наследие» за неоднородность, часто упускают из виду то обстоятельство, что Люссье снимал триптих, и пусть каждый из входящих в трилогию фильмов может восприниматься как самостоятельное произведение, всё же эти фильмы связаны – не на уровне сюжета, а, скорее, на уровне общей идеи, которую режиссер подает в развитии. Каждая часть становится зарисовкой, иллюстрация отдельного положения предлагаемой Люссье концепции вампиризма, позволяет раз за разом поворачивать одну и ту же историю разными гранями, помещать одну и ту же изначальную данность в разные условия и каждый раз предлагать зрителю новое уравнение. Держать предыдущие части в памяти, как при счёте в уме, при просмотре «Наследия» необязательно, хотя знакомство с ними поможет лучше понять концовку и определить место каждой из частей в свете этой концовки, а также избавит от ощущения невероятной разнородности трех фильмов.

В самом деле, что может быть более непохожим на Новый Орлеан, нежели Трансильвания? Однако логика определенно просматривается: трилогия начинается с Англии, которой вампирский роман много обязан, «родине» Ван Хельсинга.

Новый Орлеан с легкой руки Энн Райс стал синонимом вампирского мегаполиса, столицей американских вампиров, а также традиции очеловечивания этих персонажей, он связан с представлением о них как о рафинированных, утомленных бессмертием персонажей, страдающих и глубоко чувствующих, коварных, убивающих элегантно, наслаждающихся тонкой игрой. Трансильвания же прочно сопряжена в сознании большей части населения земного шара с жестокостью, геноцидом и фольклорным образам вампиров.

Это задает стилистику каждой из частей. Выходит немного китчево (если Луизиана, то непременные болота, если Трансильвания – то завязнувшая в 19 веке), однако если призадуматься, то надо признать, что Люссье точно настраивает зрителя на восприятие его повестования, и, мастерски жонглируя всевозможными клише, успешно налаживает коммуникацию со зрителем, практически исключая вероятность ошибок в интерпретации своего послания. Зритель послушно и привычно следует по цепочке ассоциаций («Новый Орлеан – болота – особняки – Лестат-Луи», «Трансильвания – средневековье – Цепеш – жестокость – геноцид»). Эти ассоциации и клише направляют зрителя, дают подсказки, диктуют ход повествования, усиливают те или иные акценты, и делают историю органичной и легко воспринимаемой.

Вторая часть делала акцент (в соответствии с традициями Райс) на психологизм и даже имела некоторый гуманистический крен (разве можно избежать сочувствия и симпатии к плененному вампиру?). Вампиризм как вирус, попадающий в кровь и разъедающего душу, становился метафорой зла не метафизического, а изначально присущее человечеству от самого грехопадения. Персонификация зла, присутствие некого абсолюта предательства лишь оттеняли зло, таящееся в самом человеке, помогали увидеть сходство с ним и одновременно демонстрировали конечную точку падения. Внимание было сосредоточено на отдельно взятой личности, на отдельном человеке во всём драматизме его повседневного нравственного выбора, определении своего вектора нравственного развития.

Часть третья обращается к теме почти апокалиптического террора Дракулы, отталкиваясь от предания о Цепеше, и делая вампиризм теперь уже метафорой тирании. Идея это также далеко не нова, Люссье лишь развивает её и, по сути, бережно переносит исторический миф на современную почву. В самом деле, как выглядело бы правление Дракулы, будь он правителем не в XV, а в XXI веке? Это попытка взять общий план, от личности – к обществу.

Нравственный компромисс, распад личности, продемонстрированные в «Вознесении», со временем логически завершаются хаосом, распадом на уровне общества/государства; ведь, по сути, коррупция, мародерство, гражданские войны, геноцид, террор начинаются с личного отказа от следования добру, размывания морально-этических границ. Неизбежно вытекает из этого и вопрос о приемлемости насилия, о грани, за которой оно переходит из ответной реакции в автономную ценность. Нравственный выбор совершается каждое утро, и силу на это дает любовь, соединенная с отказом от себя, но никак не мщение. Этот посыл дан уже в открывающем фильм диалоге и слезе священника, дублируется в следующем диалоге между Уффици и Люком, ненавязчиво повторяется в споре у машины с пленными. Думается, финал (как и название) фильма не предопределен только лишь жаждой эффектной концовки, но позволяет замкнуть трилогию, завершить ее на самой высокой ноте. Этой нотой становятся риторический вопрос о природе зла, возможности уничтожения его и известная притча о мальчике и драконе.

Миф об Иуде, рассказанный в трех частях, лишь на первый взгляд обладает рыхлостью и теологической непоследовательностью, если не сказать нелепостью. Режиссер не связывал себя рамками буквального следования канонам и не претендует на библейскую точность. Он использует этот образ в своем иносказании очень вольно: это обобщающая величина для исследования феномена предательства как отхода от верности добру, во всех его проявлениях, от частного до возведенного в ранг государственной политики, исследование его природы и его границ. Не случайно на протяжении всех частей неоднократно повторяется молитва: «Христос, которого ты предал, прощает тебя. Прощаются тебе грехи твои»; каждый частный случай отхода от добра трактуется как предательство своей человеческой сущности, распинание образа Божьего в себе.
Фильм, безусловно, стоит посмотреть – хотя бы ради видов Румынии и финальной сцены.