От Фотины Морозовой

Дорогие вампиролюбы и вампирописатели! Возможно, меня избаловали предыдущие конкурсы, но нынешний — разочаровал. Если в прежние времена мы получали много произведений, несовершенных в техническом смысле, но отмеченных буйным воображением и яркими индивидуальными чертами, то в этот раз я с тоской наблюдаю вал романов, грамотно построенных, прилично написанных, соответствующих всем канонам вампирской прозы и наделённых только одним, но фатальным недостатком: они скучны до вывиха челюстей. Дорогие авторы (в основном авторессы), вы прекрасно усвоили, кто такие вампиры, как они себя ведут и как о них писать. Именно потому ваши романы не отличаются от тысяч и тысяч им подобных; их даже друг от друга не отличишь. Это заводская штамповка, а не творчество. Не исключаю, впрочем, что и на них найдутся читатели. Думаю даже, что если вы предложите их крупным издательствам, вас могут напечатать: издатели, как правило, боятся всего творческого, яркого и оригинального. Но меня эта тенденция удручает. Надеюсь, в следующий раз вы попытаетесь немного забыть всё, что вы читали, слушали и смотрели на тему вампиризма. Забыть не настолько, чтобы в тысяча первый раз изобрести велосипед про графа, кусающего деву на фоне готических интерьеров, но настолько, чтобы раскрепоститься, отпустить фантазию на вольный выгул и почувствовать себя внутри собственного вымысла, как рыба в воде.

«Сломанный крест», Любовь {Leo} Паршина
Это произведение — чемпион по необычности героя: вампир-опричник-гомосексуал, до сих пор влюблённый в Ивана Грозного, служащий государству Российскому, когда поневоле, а когда и в охотку… Издёвка над скрепами? Или утверждение их? В сочетании с антилиберальным мессиджем — затейливая смесь. Написан роман с минимумом словесных изысков, но хорошим языком, характеры персонажей обрисованы чётко, отношения между ними достоверны. Что касается знания материала, тут — фифти-фифти: по милицейской части автор знаток (сужу как человек, отдавший пять лет милицейским романам), а вот на теме пересадки органов прокололся… впрочем, об этом можно почитать в моём тексте «О чёрной трансплантологии». Это, однако, не отменяет моего мнения: перед нами одно из самых увлекательных произведений конкурса.

«Любовь сильнее смерти», Регина Райль
Современная линия получилась унылой: герои не блещут яркими индивидуальными чертами, их отношения схематичны. Следует разве что положительно отметить знание готической музыки. Зато историческая линия крайне занимательна, правда, не в том смысле, как, наверное, планировалось… Знаете картинки-загадки, на которых рыцари с автоматами Калашникова осаждают стены Трои, с подписью «Что здесь не так?» — вот тут то же самое, только автор думает, что всё так. В 1502 году во Флоренции высокий беловолосый незнакомец приманивает мальчика-итальянца (какой, однако, футуристический мальчик: называет себя итальянцем, а не флорентийцем), отец которого умер от сифилиса (это слово появится только в 1530 г.), соблазняя его шоколадкой («Алёнкой» или «Сникерсом»? До XIX века шоколад только пили, а в 1502 г. его даже в Европу не завезли); потом этот мальчик, пристроенный в монастырский скрипторий учеником писца (книгопечатание уже 75 лет как изобрели, вовсю пользуется спросом массовая печатная продукция), находит в старинной книге фото таинственного незнакомца… ой, всё. Представления о биологии не менее прекрасны, чем об истории. Выражаю соболезнование автору как жертве ЕГЭ и советую не меньше, чем на год, забросить все книги о вампирах и — учиться, учиться и учиться! (Или, по крайней мере, учиться гуглить то, о чём пишешь.) Как завещал великий… Леонардо да Винчи, разумеется.

«Пыль веков», Ник Нэл
Лаконичная, изящная, превосходно написанная вещица: все герои имеют собственное узнаваемое лицо, каждый на своём месте, действие насыщено точными деталями, направляющими его к неожиданному финалу. Не назвать её стимпанковской, но оттенок ретро здесь присутствует: действие происходит в будущем, где полёты в космос стали обыденностью, как морской круиз, однако персонажи и мотивировки их поступков словно взяты из пятидесятых годов ХХ века, и этот зазор между антуражем и героями заставляет непритязательную тему «Любовь вампира к живой женщине» заиграть новыми красками.

«Эрнест», Arahna Vice
На редкость симпатичное произведение при несимпатичном, даже отталкивающем, главном герое. Повесть — в некотором роде социальная сатира: Жека, взявший себе звучное иностранное имя, не отягощён ни избытком интеллекта, ни моральными принципами; он относится ко всем людям как к объектам, а потому закономерно, что как объект использовали его… Написано трезво, без любования вампирскими подробностями, однако среда описана достаточно правдоподобно. Крепкая вещь.

«Двое для трагедии», Анна Морион
Сильная сторона романа — внимание к чувствам героев; слабая — наплевательское отношение ко всему, что составляет для них фон. Так, жителей Праги положено называть пражанами, а никак не «пражцами». Отличник, который по приказу преподавательского состава берёт троечницу на буксир… ну, в советской школьной прозе это сошло бы с рук, но представить такую ситуацию в современном университете, да ещё со студентом платного отделения — увольте. Умилил эпизод, в котором вампир выбирается через окно, убивает первого попавшегося прохожего и, высосав кровь, сжигает труп: ага, конечно, каждый уважающий себя вампир обязан повсюду носить канистру с бензином, и сожжение трупа в Праге, кишащей туристами, — дело самое заурядное… Но камерный лиризм, которого скорее ждёшь от малой формы, чем от романа в двух частях, заставляет снисходительно отнестись к этим промахам.

«Кто опаснее: акулы или овечка?», Эммануэлиана, Jafrimel
Интригующее название — и свежая идея: столкновение девушки-вампира с… нет, не оборотнями, призраками и другими примелькавшимися персонажами, а крылатыми людьми. Во время сцены, когда героиня, попавшая после кораблекрушения на остров, впервые видит крылатых, сердце забилось сильнее: неужели получится? Но… Откуда взялся город, населённый крылатыми людьми, откуда они вообще взялись, есть ли у них хотя бы легенды об их происхождении? Как получилось, что об этом городе никто не знает? Почему Миа и крылатые говорят на одном языке, почему у них общие ассоциации и лексика, почему они вообще так свободно с самого начала способны общаться между собой? Объединяет ли вампиров и крылатых чуждость человечеству — или разобщает? Не существует ли мифологической, генетической или иной связи между вампирами и крылатыми? Любой из этих вопросов способен был придать роману достоверность и глубину. А так… всё выродилось в полёт воображения сценариста порнофильма, механически сопрягающего домохозяек и сантехников.

«Монстр», Елена Шашкова
Повествование раскидисто-избыточное (три сюжета кое-как слеплены в один), слабо соответствующее теме конкурса; герои лишены целостности внутреннего мира; представления о священниках, медицине и международной преступности взяты с потолка… Но — автора прёт! Читаешь и прямо-таки видишь, как автор прётся от собственного вымысла, с каким удовольствием вытаскивает из кустов всё новые и новые рояли научно-технических новшеств. Представляется ребёнок лет семи, который живописует разинувшим рты друзьям: «А потом на него ка-ак выскочат сразу сто пришельцев, а он их ты-ды-ды-ды из бластера, а они — бэмс! — ожили и снова на него полезли…» Если удастся не утерять это детское наслаждение собственной выдумкой и при этом развить литературные навыки, через год-другой мы будем рады приветствовать перспективного молодого автора.

«В объятиях войны», Свительская Елена Юрьевна
Очень хороша вводная история о проклятии, наложенном на жену волшебника; а вот с появлением современной линии сюжет начинает проседать. Вопреки моей нелюбви к фэнтези, хотелось читать и читать дальше о сложных взаимоотношениях представителей чудесных народов, в то время как на первый план бестолково лезет туповатый главгерой, пусть и закономерно являющийся дальним потомком вампиров. Правда, ещё порадовала тема столкновения миров, сказочного и современного цивилизованного, с разностью их морали и жизненных установок… И всё же сказочник в авторе преобладает. Возможно, если он отдастся целиком стихии вымышленных миров, получится блестящий результат.

«Плохих чудес не бывает», Антонова Вера
Нетривиальное название, внушающая любопытство завязка, завораживающая атмосфера восточноевропейской легенды, богатый язык — едва начав читать, я прочила эту вещь на второе или даже первое место. Однако где-то с середины роман пошёл вразнос: интересные сами по себе герои вступают в гораздо менее интересные конфликты, увлекательные загадки получают невнятные разгадки. Линия поездов неубедительна и выглядит насильственно пришитой к сюжету; нужно либо серьёзно её расширить и связать с остальным действием, либо выбросить вообще. Если автор решит переработать роман (на что я искренне надеюсь, потому что вижу в нём немалые возможности), первым делом советую написать синопсис, где расставить героев по местам, как в шахматной партии… Ну, и для себя решить: «А что мне, собственно, от этого произведения надо?»

«Габриэль» (в двух частях), Ольга Бахтина
Безусловно, автор умеет завладеть вниманием читателя; хорошо выписаны взаимоотношения между Габриэль и Брайаном; хороша сцена с Лисом, хотя и несколько отдаёт фильмом «Клетка»… Впрочем, вторичность вообще основная беда этого, в общем, крепко сбитого и неплохо написанного романа. Беда номер два — автор, точно шпион-неудачник, постоянно прокалывается на английских реалиях. «Скакать, как сайгак», — ну да, самая естественная ассоциация для уроженки острова, на котором отродясь не было ни сайгаков, ни степей, в которых они обитают; и — я не считаю, что лондонский полицейский должен непременно называться «бобби», но от именования дорожной службы Англии аббревиатурой «ДПС» как-то чересчур уж веет родными просторами… В общем, дорогие участники конкурса, пишите о том, что знаете: лучше правдоподобные русские, чем неправдоподобные англичане.

«Окаянное моё счастье», Ламьель Вульфрин
Самая своеобразная — и самая трудночитаемая вещь на конкурсе. Язык уникальный, узнаваемый с одного абзаца, классификация вампиров проработана великолепно, идея особой их разновидности — люди-мечи — близка к гениальности и безумию. Испанские дети и судьба России в ХХ веке, Цветаева и Рильке, поэзия и экзотические подробности быта разных веков (теперь трудно забыть, что юбка на обруче называется «вердугадо»), — всё это не просто собрано, а преображено авторским вИдением настолько, что когда натыкаешься на фрагмент: «Знаешь, чем купила Сальватора его будущая жена? Та самая русская Галина?», — то даже точно зная, что жену Дали звали не Галина, а Елена, исправлять не рвёшься: а вдруг в местной вселенной правильно «Галина»? А вдруг здесь заложена постмодернистическая шутка, которой мы не раскусили? Читатель всему этому требуется тоже уникальный: филологически-библиотечный, находящий главное удовольствие в распутывании литературно-исторических нитей и крючков, а также владеющий полным набором тех же ассоциаций, что и автор. Полагаю, выведение такого читателя, — в реторте, как гомункулуса, — следующая задача Татьяны.

«Под чёрной луной», Круглова Екатерина
Сюжет внятный, композиция выстроена грамотно, писать автор умеет… У романа всего один недостаток: читать его — всё равно что жевать восковое яблоко. А что нужно яблоку для того, чтобы оно стало настоящим, ответа у меня нет. Нужны какие-то живительные соки, которые автор может открыть в себе или вовне… или не найти никогда.

«Академия вампиров имени Валлси», Шумыло Анасия
Чтобы с удовольствием читать про дракончиков, эльфиков и вампирчиков, продираясь сквозь лес кое-как разбросанных по тексту знаков препинания и несогласованных по падежам слов, надо, наверное, быть девочкой-эмо, коллекционирующей игрушечных единорогов. Будучи далека и от этого возраста, и от этого контекста, честно признаюсь: не выдержала.

«Багровый дневник», Ольга Мигель
На фоне однотипных поделок о вампирах (или вампирах и оборотнях) роман выделяется проработанностью индивидуальной мифологии: тени плоти и тени крови, демоническое дитя, изменяющее вкус крови матери и способное расти только путём питания от определённого вампира, живущая отдельно голова — всё это, по крайней мере, нестандартно. Вот язык, к сожалению, небезупречен: то и дело натыкаешься на неуместное слово или стилистически диссонирующий оборот, и всё впечатление от абзаца насмарку. Так что тексту не помешает внимательный редактор.

«Сломанная реальность», Марика Безымянная, Мария Собчак
Вампиры и призраки в одном романе на этом конкурсе встречаются реже, чем вампиры и оборотни; определённая оригинальность в этом есть, но её отменяет набившая уже оскомину борьба вампирских кланов. Действию свойственна торопливость: мы не успели ещё привыкнуть к Лере, проникнуться её внутренним миром, как ей на голову сваливается Рокси, знакомство с которой происходит слишком стремительно, не оставляя места для рефлексии. Не успел читатель свыкнуться с подселенкой-привидением, как ему ещё и вампиров подкинули… В общем, не сломанная, а скомканная реальность. Вот если тщательнее её продумать, вжиться в героев, возможно, что-то и получится, а?

«Падшие», Меркулов Василий Юрьевич
На каждом конкурсе непременно попадается произведение, которое совсем не в тему, не всегда совершенное с художественной точки зрения, но оно — живое. «Падшие» — тот самый случай: не то политизированная сказка, не то сценарий мультфильма, где группка персонажей, каждый со своим несколько плакатно обрисованным, но узнаваемым характером и способом действий, попадет в ряд фантастических городов, проходя там разнообразные испытания. Юмор своеобразный, большей частью эксцентричный, но не скатывающийся в навязчивое юморение. Такого у нас ещё не было!

«Ёлка для вампиров», Кантонина Бересклет
«Вампиры в офисе» и «Загородный корпоратив как рассадник вампиризма» — темы благодатные, и с этой точки зрения роман хочется отметить. Есть здесь и правдоподобная героиня, и живые подробности, и будоражащий привкус разнообразия сексуально-ролевых моделей. Но… Писать юмористическую прозу, на самом деле, не так-то легко: к ней должны прилагаться чувство языка и самокритичность, которая не позволит ляпсусу проскользнуть под видом шутки. А когда проза пестрит прелестями вроде «проходя мимо двери кабинета завкадрами, глаза его моментально выхватили из общего фона будничной суеты хрупкую спину», смеяться хочется не вместе с автором, а над автором, глаза которого проходят мимо независимых деепричастных оборотов, утомительного избытка прилагательных и т.п.

«Холодные чувства», Кевад
Удивило, что слегка перевалившую за тридцать женщину не только она сама, но и окружающие называют немолодой: нет, ну кризис кризисом, но неужели в России настолько упала продолжительность жизни? (Помню, на прошлом конкурсе мне попалась «пятидесятилетняя старушка»: караул, за год мы потеряли двадцать прекрасных лет! В 2017, наверное, докатимся до первобытнообщинного уровня: в тринадцать лет проходишь инициацию, в двадцать один уже в могиле.) В остальном, произведение не за что особенно похаять, но и не за что похвалить; написано гладко, но бесцветно, сюжет и герои моментально забываются после прочтения. Некоторый колорит ему придают реплики на сербскохорватском и цыганском языках, но этого слишком мало для того, чтобы сделать роман оригинальным. Хотя территория бывшей Югославии — исконно вампирские края, вдохновлявшие Мериме и Пушкина; казалось бы, есть где разгуляться…

«Наугад», Анатолий Махавкин
Прекрасно выстроенное произведение, по существу, детектив на вампирском материале, где мнимая благодетельница оборачивается главной злодейкой. Как и полагается хорошему детективу, в соответствии с одним из принципов Ван Дайна, крючков по тексту разбросано достаточно, чтобы читатель мог предвидеть разгадку; и всё же она наступает достаточно неожиданно. Безусловным плюсом видится то, что линия инцестуозной любви подана достоверно и достаточно деликатно.

«Ляля», Янтарная бабочка
Эпизоды издевательств над героиней — лучшее, что есть в «Ляле», а вот интрига, связанная с внутривампирской борьбой, слишком бегло прописана и слишком внезапно кончается. Может, ну её, эту интригу, а? Автор, пишите уж лучше сразу садомазохистские любовные романы!

«Прах», Вероника Март, Шайкаллар
Сюжет банальный, героев мы как будто уже встречали, и не однажды, и в разных местах, но в языке, — несмотря на скованность корсетом намеренного уподобления переводу с английского, несмотря на синтаксические неправильности (но иногда и благодаря им), — есть некое плавное течение, позволяющее удобно расположиться в среде, сотканной автором из множества романов рубежа XIX–XX вв.

«Музей Дракулы», Лора Вайс
Несмотря на то, что у автора какая-то своя Румыния, имеющая мало общего с настоящей, придираться к этому вряд ли уместно: у автора и весь мир свой, населённый потусторонними, но в основном симпатичными, несмотря на кровавость или призрачность, персонажами. Написано плохо (перлы вроде «молодой юнец» не редкость), конец невнятный (если это в самом деле конец и нас не ждёт продолжение на следующем конкурсе), однако вот эти симпатия к героям и очарованность собственным вымыслом внушают надежду, что если автор поработает над техникой, он сможет добиться неплохих результатов.
Черные трансплантологи

Каждый раз, когда я слышу о «чёрных трансплантологах», которые ловят на улицах граждан и кромсают их скальпелями, во мне вскипает древнеримский вопрос: «Доколе наконец?!» Доколе взрослые образованные люди будут верить в чох, сон, вороний грай и такую вот ерунду? Даже по телевидению не стесняются показывать репортажи о том, что на полях сражения обнаруживают трупы с вырезанными внутренностями, которые, конечно же, продают западным денежным мешкам… Ну, пропаганда, понятно, неразборчива. Но вот авторам, берущимся за эту тему, неплохо бы иметь представление о том, о чём они пишут. Итак, краткий курс чОрной-пречОрной трансплантологии для испуганных чайников.
Допустим, вы встали на кривую дорожку и решили сделать бизнес на крови, то бишь на требухе. Имея на примете русского олигарха, отчаянно нуждающегося в пересадке органов, вы собираетесь, не мудрствуя лукаво, замочить где-нибудь в Подмосковье гастарбайтера и выпотрошить его… Так вот, начнём с того, для операции по изъятию органа требуется не просто лицо с медицинским образованием (нет, сосед-фельдшер не подойдёт), а квалифицированный врач, специализировавшийся на трансплантологии. Допустим, вы купили услуги парочки таких врачей (не буду даже фантазировать, сколько вам это стоило, эта область — одна из самых высокооплачиваемых). Значит, вам придётся срочно обучать кого-то из них навыкам убийцы, причём убийцы-виртуоза, способного так ловко отоварить жертву по кумполу, чтобы вызвать смерть мозга без остановки сердца. Либо высылать на место действия бригаду: киллер-виртуоз, а с ним двое врачей, анестезиолог и операционная сестра. Это так, скромненько, минимум миниморум. Вдобавок обнаружится, что операция эта не из таких, которые можно сделать на коленке при свете керосиновой лампы ржавым перочинным ножиком; нужно громоздкое и умное оборудование. И опять-таки дорогое. И стерильность. Так что подавайте к месту убийства и передвижную операционную до кучи.
Предположим, как-то вы всё же произвели забор, не нарушив микроциркуляции в органе и не нафаршировав его бациллами. Едем дальше. Орган, изъятый из тела, имеет ограниченный срок годности, и чем скорее он попадёт к новому хозяину, тем выше вероятность успеха. Но даже скорость не гарантирует, что орган приживётся: есть такая штука, как гистосовместимость (HLA — главный комплекс гистосовместимости — это группа генов, кодирующих антигены данного конкретного человека). Для приживления необходимо совпадение по шести, в крайнем случае по пяти параметрам. Так что, если вы убили не единственного ближайшего родственника реципиента, придётся делать анализ на эти самые антигены, — ещё по крайней мере полчаса, не считая времени доставки, а минуты-то капают… Когда же вы сделаете HLA-типирование (штука тоже недешёвая) и обнаружите, что ткани убитого несовместимы с тканями ожидающего свою почку олигарха, в вашу светлую голову наконец-то закрадётся мысль, что эдак вы перемочите всю Московскую область, а нужного донора не обрящете. Упс! Ну ладно, чтоб добро не пропадало, допустим, у вас в распоряжении мировая чёрная база данных, позволяющая за считанные минуты обнаружить, что почка таджика, убитого в Московской области, подойдёт главе наркокартеля в Чикаго. Каковы ваши следующие действия: бежите в американское посольство за визой? Заказываете билеты на ближайший самолёт? Пока вы с этим колупаетесь, процесс трупного аутолиза, в просторечии разложения, сделает своё гнусное дело. Ах, у вас в распоряжении доступ в любую географическую точку, чартерные рейсы плюс уйма денег на то, чтобы скрывать следы своей преступной деятельности и подмазывать всех встречных-поперечных сотрудников полиции и таможни? Но, извините, тогда вы работаете в ущерб себе. В мире не найдётся столько толстосумов с дышащими на ладан органами, чтобы оплачивать всю эту свистопляску. Открою секрет Полишинеля: богатые люди в целом здоровее бедных. Они лучше питаются, находятся под наблюдением лучших врачей, своевременно обследуются, что повышает вероятность изловить и уничтожить заболевание на раннем этапе, пока оно не разрушило орган. Да и у человека, с ранних лет изнемогающего под гнётом болезней, обычно меньше сил на делание денег, чем у здоровяка. Конечно, бывает всяко, можно добраться до богатства и власти не в самом лучшем состоянии… Но тогда больному прямая дорога в Пакистан, о чём будет сказано ниже.
Открою и второй секрет, который не секрет настолько, что буквально лезет в глаза, но почему-то игнорируется авторами трансплантологических страшилок: человек с пересаженным органом не является здоровым человеком. Конечно, с чужой работающей почкой живётся лучше, чем со своими неработающими… да просто живётся, а не умирается, и это главное… но чтобы не пришлось слишком скоро менять эту почку на другую, — что лет через десять всё равно неизбежно, — с разгульным образом жизни придётся завязать. Плюс ежедневно принимать таблетки для предупреждения отторжения чужеродного генетического материала, то есть для подавления иммунитета. Соприкосновений с инфекцией, таким образом, должно стать как можно меньше, чтоб не склеить ласты случайно от какого-нибудь глупого стрептококка. Женщинам закрыта возможность выносить ребёнка. Пересадить себе чужой орган, чтобы по-прежнему зажигать на полную катушку — откуда только берутся эти грёзы? Я уже молчу о том, что такой пациент должен постоянно находиться под наблюдением врачей, которым придётся объяснять, почему он выбыл из официальной очереди на пересадку органа, откуда он свой наличествующий орган взял и кто делал операцию, а это для высокопоставленного лица означает вечный страх разоблачения… Короче, не развлекуха. Отнюдь.
Ещё далее. Мало радости будет реципиенту, если вместе с новым органом он получит ВИЧ, микобактерию туберкулёза или клетки злокачественной опухоли. (Тема пересадки органа со злокачественной опухолью освещена в «Королевстве» Ларса фон Триера; всем, кто не смотрел, настоятельно рекомендую.) Так что донора необходимо обследовать для исключения подобных сюрпризов. Возможно это сделать, если перед нами труп в сергиевопосадском подвале? Вопрос риторический.
Надеюсь, уже ясно, что не стоит ловить на улице первого попавшегося гастарбайтера и вырезАть из него полный суповой набор. То есть можно, если очень хочется, но полученные таким путём органы будут годны только в формалин. Не в живого человека.
Действительность выглядит прозаичнее: если европеец или американец не хочет стоять в очереди на получение органа по страховке, то в азиатской, как правило, стране находят донора, в целом здорового, отчаянно нуждающегося в деньгах, помещают в больничку, делают операцию и платят энное количество долларов или евро, на местный взгляд значительное, по меркам Запада — совсем не колоссальное. Предложений хоть отбавляй: Пакистан (недавно такие операции там стали нелегальны, но их всё равно делают), Индия и Филиппины способны закидать наших богатеев почками — зачем в России-то на мокрое дело идти? Бытует, правда, и более жёсткая версия: дескать, Китай торгует органами своих преступников, не зря ведь там столько смертных казней… Всё это, конечно, не слишком красиво. Но на километр отстоит от стандартной байки про страшных-престрашных врачей, которые в подвалах и на чердаках вырезают из первых подвернувшихся граждан органы и везут их в контейнерах со льдом во все концы света. Надеюсь, она останется в числе детских пугалок, вроде фотографии, при взгляде на которую все умирают, и красных занавесок, способных задушить. Там ей и место.
От Олега Хурватова

Создаётся впечатление, что по меньшей мере треть произведений написана одним человеком, с применением одних и тех же штампов и оборотов. Герои не говорят, они постоянно «хмыкают», «бормочут» и «озвучивают». Похоже, слово «хмыкнул» в таких романах — на втором месте по частоте употребления после слова «вампир». Что касается глагола «озвучить», который возник в среде кинематографистов как специальный термин со значением «записать звуковое сопровождение (фильма) отдельно от съемки; сделать звуковым (кинофильм)», то, употребляясь в не свойственных ему контекстах (подробнее см. http://new.gramota.ru/spravka/trudnosti?layout=item&id=36_152 и http://www.edu-eao.ru/index.php/component/k2/item/851-khoroshij-glagol-ozvuchit-v-krajne-plokhom-upotreblenii), он становится словом-монстром, признаком административного жаргона — холуйского языка. Участники конкурса, не стесняйтесь следовать совету Стивена Кинга, пишите просто «сказал».
Второе, обо что я спотыкался при чтении: многие конкурсанты пишут частицу «не» раздельно во всех случаях, когда надо и когда не надо. Ни одному из тех, в чьих романах встречались все эти «не хорошо», «не уместный» и т.п., я не поставил высокий балл по языку. Это не просто ошибка: для меня это признак, что человек пишет на языке, которого не чувствует.
 От Алисы Коэн

СУБЪЕКТИВНЫЕ ЧИТАТЕЛЬСКИЕ ЗАМЕТКИ

Засев за чтение конкурсных произведений, я обнаружила, что нахожусь в положении, когда надо сравнивать сладкое с горьким и горькое с соленым. На моей памяти поток работ всегда четко разделялся на два рукава: работы на уровне любителей и профессиональные произведения. Первые могут быть удачными, но мы всё-таки конкурс, и вожделенная планка — состоявшееся литературное произведение, которому не требуется делать скидку. И с этим более-менее понятно. А вот как выбирать между художественностью и профессионализмом? Например, романы с отличным чувством слова или свободным дыханием. И все-таки их пришлось оценить ниже чем хотелось, лишь потому, что авторы позволили себе расслабиться и задвинуть в дальний ящик элементарную проверку фактов и вычитку. И наоборот: некоторые ладно и складно написанные произведения хоть сейчас неси в редакцию. А общее впечатление: гладко и… скучно. Или — профессионально, да, но… не литература.
Мне совсем не хочется давать какие-то советы, в конце концов, каждый участник конкурса пишет, исходя из своего «для того чтобы». При этом, однако, каждый должен отдавать себе отчет в том, что у текстов, как и у живых организмов, существуют разные ареалы. Есть литература развлекательная, которую, в полном соответствии с названием, берут на пляж или в поезд. А есть произведения, которые включают в число любимых. К ним потом можно не раз вернуться (для меня это один из основных показателей настоящей литературы — возможность наслаждаться книгой каждый раз как в первый). И это очень разные территории обитания. Как вы думаете, почему так популярны книги в электронном формате? На самом-то деле все просто: это помогает потребить текст, не уделяя ему драгоценное место на полке. Он лежит себе тихо-мирно на читалке, есть не просит, обходится дешевле, чем бумажная книжка. Можно почитать в метро, в любой момент удалить файл, если память гаджета переполнена, не нужно ломать голову, куда пристроить. Многие современные произведения уже на старте хорошо осознают, что их ждет судьба мотыльков-однодневок. Потому они стараются «выстрелить» и «зацепить на крючок», ведь второго шанса не будет. (Отсюда, кстати, советы не затягивать начало разными неспешными вступлениями, побросать за борт описания, а то «клиент» уйдет.) Среди них пруд пруди громко анонсируемых бестселлеров и «захватывающих триллеров». Но давайте честно сознаемся: как часто мы перечитывали закрученный-перезакрученный детектив? Или вооон та книжечка из фэнтезийной серии про эльфов и попаданку — сколько раз вы к ней возвращались? Если вас устраивает большое число заинтересовавшихся книгой и проглотивших ее за день, то многие конкурсанты уже могут остановиться в своем писательском развитии. Но если ваши амбиции простираются дальше, если вы хотите стать автором книги, которую поставят на полку, чтобы к ней периодически возвращаться, то нужно что-то еще. Что?
Читатели разные, конечно, и запросы разные. Но все же... Почему нам приятно смотреть на одну и ту же хорошую картину? Или проводить время с интересным человеком? По моим субъективным ощущениям, хорошо бы сказать нечто новое и по-новому. Создать нечто необычное, да так, чтобы это необычность являлась следствием глубоких добросовестных размышлений над объектом изображения. Породить нетривиального героя, с которым хочется встречаться вновь и вновь. Попробуем через два месяца после конкурса задать себе проверочный вопрос: а что я из всего этого внушительного массива работ помню? что хочется перечитать? Каким романом я заболел? Значительный объем работ канет в Лету. Пока читал, придраться было не к чему, оценки неплохие поставил, а как книгу закрыл — ее стерло из памяти и возвращаться, по сути-то, и не к чему...
Это были общие рассуждения. А теперь немного конкретики. По моему опыту, конкурсантам обычно интересны не просто абстрактные размышления, но конкретные причины, по которым работа прошла или не прошла в шорт-лист или финал. Давайте же пробежимся по списку.

«Плохих чудес не бывает», Антонова Вера
Лично для меня это лучшая работа на конкурсе, поскольку в ней как раз и соединились живость, нетривиальность, профессионализм и художественность. Здесь нет нужды опускать упомянутую планочку. После предыдущих работ с их «Я села на кровати, продрала глаза» и «Вика проголодалась, поэтому купила мороженое» очень приятно было окунуться в замечательный язык, густой сюжет и поэтичную историю. Вниманию читателей предлагается напряженное повествование с мастерским переплетением нескольких линий и временных пластов, с леденящей легендой, восточноевропейским колоритом. О любви, допустим, не так много. Зато в образе Рейнгарда удалось достигнуть высокого накала эротизма, описания колдуна, особенно после сделки с упырем, глубоко чувственны.
Я болела за этот роман, но могу понять, что помешало ему войти в тройку лидеров. Положа руку на сердце — в этой прекрасной чаше с медом есть своя чайная ложечка дегтя. Мистика с фэнтези — рискованный гибрид. Стартовав с классической готической историей о проклятом доме, роман резко меняет курс. Вот так внезапно. Без предупреждения. Я совершенно не придерживаюсь мнения, что обман читательских ожиданий — это всегда плохо. Иногда такой обман сулит читателям значительные бонусы. Однако для цельности произведения резкие жанровые повороты опасны. Нужно удержать роман от крена. А переключение скоростей и стрелок плавным не получилось. Повествование периодически делает кенгуриный прыжок. Вагоны выносит, сцепления скрипят, тормоза визжат. Спорные с точки зрения логики взаимосвязи проскакиваются на полном ходу. Объяснения скомканы. Как и почему поезда? Откуда взялись станции? Неужели этот прекрасный ядовитый особняк — лишь камуфляж для отвода глаз и зря мы проникались атмосферой? Что за карусель вокруг девушки? Почему вот этот герой мутировал в вампира? «А вот так, потому что вот так!» Ну да, хозяин, то бишь машинист — барин… Точкой схождения разнонаправленные векторов мог стать роман, который пишет Матьяш и который недополучил внимания. Другой выход — увеличение объема романа, что позволит снизить темп и сгладить жанровые мутации и объяснения. Возможно, тогда хитроумность сюжета и разнородность строительного материала не будет выглядеть шараханьем из одной экзотичной задумки в другу. Повторюсь: по уровню владения языком и способности к созданию богатого художественного полотна автору мало равных на этом конкурсе.

«Страна чудес», Liorona
Крепкий реализм первой части позволяет говорить о недюженном бытоописательном мастерстве автора. Не буду кривить душой — с созданием правдоподобной реальности у большинства конкурсантов дела обстоят средненько. Чаще всего нам предлагается довольствоваться условной североамериканской действительностью. С отечественными реалиями чуть получше, но тоже без огонька. Российский потрепанный лагерь, детдомовские дети, привыкшие полагаться только на себя и закаленные суровой жизнью, явно выбиваются из общего ряда. Образы Влады, Кости, Оли, их речь получились очень убедительными и объемными. Вторым безусловным плюсом «Страны Чудес» стал выбор жанровой формы. За годы конкурса это второй случай, когда обыгрывается классическая страшилка из пионерлагеря. Очень богатая почва для мистической прозы, почему-то до сих пор конкурсантами не вспаханная. Как и психиатрическая больница, кстати. Третьим фактором, играющим на руку роману, стал отказ от внешних эффектов. Стилевой лаконизм в полной мере соответствует характерам героев и особенностям воссоздаваемой среды.
Останься роман на территории лагеря и реализма, было бы просто отлично. Но на отъезде из лагеря действие не оборвалось. Во второй части характеры побледнели, атмосфера ужаса растаяла. Однотипные вампиры больше не пугают, а универсальное объяснение про особую кровь выглядят притянутыми только ради того, чтобы оправдать мазохистские отношения Влады с похитителями, в которых увязают логика и динамика. Выйдя из пространства реализма, роман утратил почву под ногами. Сюжет запетлял. В первой части достаточно наблюдать за происходящим, чтобы в него безоговорочно верить. Для веры в надуманные коллизии второй части приходится прилагать усилия. На первый план вышла нездоровая связка «жертва-мучитель», однако взамен психологического анализа этого феномена нам предлагается его смакование. Выигрышный композиционный ход с внешней рамкой повествования, от лица Кати, оказался размыт. Сама Катя, так ярко открывшая роман, совсем потерялась.
Пометка «том первый» обещает, что будет ещё одна (не одна?) часть. Очень надеюсь, что она закроет бреши, образовавшиеся в правдоподобии и вытянет повествование на уровень первых глав.

«Пыль веков», Ник Нэл
Внешне не особенно эффектная, повесть сочетает в себе несколько достоинств. И достоинства эти настолько фундаментальные, что произведение уверенно обошло более ярких конкурентов.
Прежде всего это безупречная композиция: образцовая завязка, последовательное развитие линии каждой из пар, драматичный эпизод на Луне, любовный треугольник со сменой одного из участников, внезапное несчастье и развязка. Все вымерено как в аптеке. Канва событий выгодно подсвечена психологическими пиками, эволюция характеров и отношений достоверна. Кстати, все эти входы выходы в кают-компанию, замкнутое пространство, ограниченное число персонажей поневоле заставляют задуматься, а как бы повесть смотрелась на сцене. Герои появляются, представляют читателю свой монолог, вступают в диалог, разыгрывают мизансцену и удаляются, уступая место следующей паре...
«Пыль веков» — единственная из конкурсных работ, где показан широкий спектр любовных отношений. Тема раскрыта от и до, справа и слева. Причем рассмотрение этой тонкой материи составляет суть произведения. Вес в повести распределен так, что космический антураж не требует наукообразных объяснений, но и не притянут насильно. Здесь все по-честному: четкий фокус на лирике. Очень достойное решение для авторов, которые не являются астрофизиками или проектировщиками космических кораблей.
Хороший мягкий юмор прячется не в ситуациях, а в построении фраз. Язык отстраненный, в нем очень явственно просвечивает авторская ирония. Это делает повесть похожей на записки натуралиста, который сидит с блокнотом возле террариума. При заходе героев на новый виток отношений рассуждения о любви нередко повторяются. Кое-где не мешает избавиться от повторов одной и той же мысли.
Роман очень добрый (и от этого финал кажется шоком — как же так? Милый, немного неуверенный в себе вампир завоевал мое сердце. Он ведь отправлялся в путешествие с такими трогательными надеждами!), а добрые романы всегда приятно читать.

«Окаянное моё счастье», Ламьель Вульфрин
Не повесть, не роман, а размышление над сутью поэзии и истории. Смена нарраторов несущественна, поскольку в центр внимания помещены явления и события, а не персонажи, литературные ли, исторические ли. Любому из них отведена роль проводника по лабиринтам культурно-исторических казусов. Такой предельно нейтральный экскурсовод, не вызывающий эмоций и сам их не испытывающий, держится в тени и с готовностью отступает еще глубже в тень, чтобы экскурсант-читатель смог полюбоваться на очередной феномен. Например, на лингвистический. Многочисленные спекуляции на тему русской грамматики, азартное выслеживание языковых интересностей здесь одновременно объект изучения и средство. Богатейший словарный запас равен совокупности словарных запасов нескольких конкурсантов. Эх, всем бы конкурсантам такую же лихость в обращении с языком! В плане использования всего потенциала, а не в плане подражания, конечно. Если отказаться от привычки отслеживать сюжет и сопереживать героям, то можно получить от чтения «Окаянного счастья» удовольствие и заразиться любопытными мыслями о природе поэзии и творчества в целом. Очень оживляют текст вставные новеллы, например, притча о цветке. Отыскать здесь любовь или страсть сложно. Текст лишен таких рельефных эмоций. Монолог протяженностью в сотню страниц не скрывает авторского лица, и это лицо исследователя, а не эмпата.

«Подари мне вечность», Меган Джой Уотергроув
В погоне за новизной конкурсные произведения нередко лишаются традиционной вампирской составляющей. Вампиры теряют клыки и кровожадность. Здесь с вампирами и ужасами полный порядок. Центром действия становится жуткий особняк, семейка вампиров старомодно мрачная. Томас попадается в сети их чар, как муха в паутину. Даже таинственный зов присутствует. Наконец, движущей силой сюжета являются чувства, так что не упрекнуть роман в пренебрежении темой.
К этому бы чутью на вампирско-хорроровое немного достоверности! Так, совершенно непонятно, отчего двое великовозрастных детишек привязаны к маминой юбке. Конечно, никто не запретит американским студентам жить под крылышком у родителей хоть до пенсии, но выглядит это странно. Еще более странно, что «дети» покорно следуют за мамой. И уж совсем немыслимо, что ради этого они срываются из престижного колледжа в затрапезный, да всего на пару месяцев. Что там Америка! Неужели студент МГУ переведется в вуз в провинции только потому, что маму отправили в краткосрочную командировку? Героиня почти не учится, колледж больше смахивает на школу, в аудиториях в разгар семестра сидят почему-то не студенты, а абитуриенты. И почему взрослая девушка должна присматривать за взрослым братом, как за маленьким ребенком? Работа матери тоже описывается расплывчато. Статус архитектора от Бога не вяжется с частыми разъездами. Востребованному специалисту достаточно разработать проект, а потом несколько раз наведаться на место. Если же она не слишком удачливый сотрудник, которого постоянно перебрасывают туда, где найдется работенка, — так в любом городе навалом специалистов средней руки. Хорошо бы основательно продумать этот вопрос, а не передвигать родительницу как пешку по шахматной доске только потому, что надо ее убрать из кадра или, наоборот, извлечь как кролика из цилиндра.
Исторические казусы не хочется пинать, но все же... Наследование титула в России шло по отцовской линии. Если отец Елизаветы был всего-навсего «каким-то живописцем», то у детей княжны явные проблемы — титул им не достается. Место в обществе потомкам такой пары будет уготовано не самое завидное. Это все при фантастическом допущении, что брак вообще состоялся.
Психологические горки в отношениях Мэл и Джуда, ее разочарование в нем, стали бы самым интересным в романе, не будь так топорно написаны. Изменения Томаса тоже не проработаны: еще вчера он милый мальчик, а сегодня уже копия Джуда. Появление Соул внесло некоторую живость в предсказуемый сюжет, но думается, это скорее задел на будущее, на второй том.

«Ёлка для вампиров», Кантонина Бересклет
Новогодний ералаш, в котором все завертелось, закрутилось, припорошило снежком, засыпало конфетти. Это хорошо читать под глинтвейн, под запах хвои, сидя в коттедже где-нибудь в Финляндии. Уютная, новогодняя, поднимающая настроение вещица. По части создания круговорота событий автор может не опасаться конкуренции. Есть у меня догадка, что стержнем романа является ирония. Пародия на традиционные вампирские любовные истории? Чем еще объяснить, что томные красавцы вкушают кровь друг у дружки с уст, влюбленно глядят на создателя, а на героиню обращают внимание постольку поскольку? Героиня — та самая классическая милая и неуклюжая дурочка, которая с викторианскими ахами-охами вляпывается в неприятности и даже не осознает масштаба опасностей. А добрые люди или вампиры ее из передряг вытаскивают. Пошлости не случилось, скучно не стало. Можно рекомендовать к чтению в период с 29 декабря по 10 января. Если же говорить о том, почему дальше лонга эта работа не прошла, то тут надо задуматься вот о чем. Пародии и юмор по своей природе вторичны. Это постройка на чужом фундаменте. Формальная задача — сделать читателю смешно — в подавляющем большинстве случаев становится самоцелью. Уберите предмет пересмешничества — и останется та часть, которую и можно оценивать. Она должна быть уникальной. Требуется титанический труд, чтобы выстроить уникальные отношения с текстом или моделью, ставшими отправной точкой, добиться равновесия своего и пародируемого, не дать шутке перевесить идею. Ну и, конечно, никуда без стилистической безупречности.

«Сломанная реальность», Марика Безымянная, Мария Собчак
Симпатичный и трогательный роман. Живенькое начало, теплая атмосфера, подкупающая любовь к своим героям. Подселение призрака, расследование ее убийства и шаткая ситуация с обращением взбадривают сюжет и не дают ему забрести в топи заурядных внутриклановых разборок. Хорошо и то, что не все линии завершились хеппи-эндом. Не все гладко у обеих пар, находится место сомнениям и колебаниям. В общем, есть у романа пара-тройка удачных карт на руках. А вот для того чтобы их грамотно разыграть, придется разобраться с несколькими проблемами. Слог слабенький. Написано очень наивно и схематично. Особенно этим грешат описания реакций и чувств героев: они балансирует на грани с сентиментальностью и просятся в книжку для подростков. О психологизме и индивидуальности персонажей говорить не приходится, все ведут себя, говорят и выглядят одинаково. Не хватает детализации, нет описаний и образов. Все поверхностно и наспех. Очень сильно портят дело гопнические замашки вампиров, которые разговаривают и ведут себя как вчерашние пэтэушники. В общем, пока что есть хрупкий каркас, но не без обаяния. Чувствуется, что писалось на одном дыхании, не вымученно. Надеюсь, автор найдет время и желание облечь неплохой сюжет в более выразительную форму.

«Тьма тоже умеет любить», Марика Безымянная
Драконы есть, эльфы есть, вампиры и маги в наличии. Намечена интрига, связанная с происхождением героини. Есть диалектика чувств. Вампир показан хрестоматийным хищником-доминантом, он непредсказуем, жесток, но при том харизматичен. Так почему же все это слабо работает? Может быть, потому, что не хватает изюминки? Пока что это правильный фэнтези-роман, в котором все наперед известно. Заранее понятно, как пройдет попойка с гномьим самогоном или тренировка в магических искусствах. Понятно, что ничего не поделать с несокрушимыми династическими законами, героине. Хочет она того или нет, придется вступить в брак и выполнять предписанную обстоятельствами роль. И на выходе хорошие эпизоды вроде оживления леса дриад или гибели Кары тонут в подборке общих мест.
Я, честное слово, не знаю, как о попаданчестве написать так, чтобы это не было миллион сто десятым повтором. Но, наверное, программа-минимум — постараться избежать грабель, на которые наступает каждый второй, пишущий о попаданцах. Удивительно, как легко и быстро перемещенная из одного мира в другой героиня позабыла о муже и детях. В первых главах отец и брат Мариэль выражают опасения, что сильная привязанность к другому миру будет вызывать у нее болезненные переживания. Но героиня ни разу (!) не вспомнила о семье. Хорошо, на месте эльфийки осталась ее замена, которая позаботится о родных, но ведь около 30–35 лет Мариэль прожила так как прожила. Она влюбилась, вышла замуж, родила двоих детей и была неплохой матерью и женой, судя по первой главе. Куда же (заметим, без всякого вмешательства магии!) ушли эти чувства?
Если говорить о пунктуации, особенно обособления обращений, причастных и деепричастных оборотов и прочего, то здесь случился атомный взрыв, сметший часть знаков за пределы текста. Изложено связно, но небрежно.

«Под чёрной луной», Круглова Екатерина
Скажем так: этот роман вряд ли войдет в золотой фонд мировой литературы, но право быть прочитанным вполне заслужил. Крепкое вампирское городское фэнтези с солидным градусом боевика и оливкой любовного романа. Любовь, кстати, идет действительно оливкой или же вишенкой на торте, на главную тему не претендует, но там где выходит на поверхность, весьма органична. Внутриклановая иерархия, дезориентированная новообращенная, вампирский клуб, готическая субкультура, оборотни верхом на байках, фейри и порталы — после перечисления ингредиентов может сложиться впечатление, что скосплеены все столпы жанра, от Райс до Гамильтон. Да, такая опасность дышит роману в затылок, но разные мелкие фишки, возникающие очень ко времени, помогают придать тривиальному сюжету оттенок новизны. В общем, если не приглядываться, платье позапрошлого сезона за счет грамотно подобранных бантиков может сойти за обновку. Повествование слаженное и быстрое. Перипетий много, но текст ими не перегружен. Язык не поражает, но и не огорчает. Даже героиня не выродилась в типичную блондинку-терминатора. Ее слабости и способности смешаны в таких пропорциях, что не раздражают. В своей нише роман неплох.

«Монстр», Елена Шашкова
Представьте себе, что захватывающий фильм вам пересказывает не очень красноречивый рассказчик. Многообещающие идеи — и скудный язык. Всякие крутые фантастические придумки — и наивность пятиклассника. По сердцевинной своей идее напомнило «Клетку» любимого мною Сингха. Вот на путешествии в сознание маньяка и сосредоточиться бы!.. Но роман разделяется на несколько слоев. Есть сюжет фантастический, с наноконвертером и сумасшедшими учеными. Бытовой — с грядками и разведенным протоиреем Николаем. Есть психоделия о маньяках и выжившей жертве. Эти слои не смешиваются, как нефть и вода. И у каждого дефицит со строительным материалом. Бытовой части не хватает реалистичности и описательности, психоделичному трипу — красочности, триллеру — саспенса и кровавости, а фантастике — матчасти. После восьмидесятой страницы роман окончательно перестал быть единым целым, как будто автору надоела первоначальная задумка, и он принялся за другой текст, забыв создать новый файл. Образовалась страшная каша из истории бродяжки Летисии, гомосексуальности Сэма и Пита, а в качестве дежавю иногда выпрыгивает на арену мутировавший Максим. В довершении банкета у героев из ниоткуда берутся баснословные деньги, объявляются приятели с клиниками пластической хирургии и школами рукопашного боя, а избалованная подросток Вера, обожающая клубы, за сутки превращается в скромницу, пекущую пирожки. А самое невероятно, что при такой концентрации идей роман похож на марафонца средней руки, который бежит с ленцой. Отсутствие центральной пружины (единой пружины!) не дает действию раскручиваться. Обидно за хорошую идею. Вот все бы это — да написать как следует.

«Двое для трагедии», Анна Морион
Рискну заметить, что из всех конкурсных произведений, только это обладает подлинным романным началом. Да, у кого-то получилось профессиональнее, а у кто-то увлекательнее, но понимание законов, по которым выстраивается крупная прозаическая форма, присутствует именно здесь. К сожалению, на конкурсах оценивается то, что имеется по факту, а не потенциал. И по факту есть досадные промахи.
Повествование регулярно запинается на стилистических кочках и неправдоподобностях. Два примера. Программа кураторства. Кураторы либо изначально есть, как в США, либо всем наплевать, вылетит студент или нет, его проблемы. Полагаю, речь идет о Карловом университете? В таком случае о нем легко найти всю необходимую информацию и проработать матчасть. Седрик зря надеялся проверить салон самолета — на борт проходят только пассажиры и только по посадочным талонам, провожающих в него не пускают, даже до трапа он бы не дошел.
Меня сильно смущал на первых порах язык, но он постепенно выровнялся. По большей части это ровный, обманчиво простой язык крупной прозы. Есть редкое среди конкурсных работ достоинство: естественность речи персонажей. Диалоги подкупают искренностью, в них вкраплены убедительные бытовые детали, звучат реплики, которые можно услышать в любой семье.
У романа есть очень-очень хорошее качество: он затягивает. Меня искренне интересовало, что же дальше будет с героями. Первые сто пятьдесят страниц над читателем висит тень обещанной трагедии. Сидишь и гадаешь, когда же разразиться гроза и что именно это будет — родители Седрика прознают про запретную связь сына, Маркус проболтается, невесту навяжут, кто-то из родителей Вайпер погибнет на свадебных гуляниях, сама Вайпер задумается, а так ли морально прощать убийства? Удержать саспенс на протяжении такого количества глав — дорогого стоит.
Выгодное отличие романа от соседей по конкурсу — умение передать малейшие оттенки в чувствах героев. Добросовестно реализована идея с попеременным изложением событий от лица Вайпер и Седрика, отличное умение переключаться с одного внутреннего мира на другой. Мастерски переданы изменения, происходящие в Седрике под воздействием влюбленности. Вампирский менталитет не уподобляется человеческому: семья Морганов это хищники со своим укладом и своими понятиями о должном и допустимом. Удалось передать закрытость вампирского сообщества, в него неохотно пускают даже читателя. И совсем уж редкий случай: в вампирском романе получились живые и убедительные родители. И Владиновичи, и Морганы-старшие не номинальные фигуры. У обеих пар есть симпатичные черты и недостатки, между супругами существуют отношения со своими уникальными традициями и историей.
Из разочарований — нехватка Праги. А ведь я попалась именно на этот крючок. Хотелось увидеть больше, чем один мост. Учебному процессу уделено внимание тоже постольку-поскольку. Зато там и сям попадаются выпуклые детали — синие занавески в доме Вайпер, чайник в ее пражской квартирке.
Наконец, тема. Она раскрыта на десятку. Именно вокруг аномальной любви между такими разными существами вращаются все события. Любовный дуэт мощно притягивает к себе все остальные составляющие, как ядро электроны. При этом перед нами именно вампирский любовный роман, а не просто любовный.
Значительно слабее вышла вторая часть дилогии. Похоже, что в первом томе между автором и персонажами возникли непримиримые разногласия, и на протяжении второго тома автор изощренно мстил. Видимо, особо досадила Вайпер, на мучения которой приходится львиная доля страниц. Переживания героев начинают ходить по кругу,. Спасибо за то, что не повторена любимая многими модель «полюблю-ка я садиста». Из того, что дает второму тому право быть, следует назвать беседу Седрика с Мишей, сцену в крематории. Ну и, наконец, вывод, сделанный героем. Финал, конечно, не тот, который хочется прочесть в пятницу вечером. Поклонник правоподобия во мне торжествует, но я честно сопереживала влюбленной паре на протяжении долгого первого тома.

«Багровый дневник», Ольга Мигель
Неожиданно — вот как могу описать свои впечатления от этого романа одним словом. Глянув на название, настроилась на что-то викторианское, а получила такое вот… неожиданное. Вместо клыков жало, вместо вампиров и зомби — тени крови и тени плоти. По-азиатски жестоко и изысканно, эротика в духе японской живописи соединяется с отстраненным физиологизмом. Лондон и Петербург тут условны, конечно. Роман замкнут в авторской реальности, это очевидно из отношения к немногим позаимствованным из истории фактам (дерзкий финт с Анастасией Романовой, вдруг всплывший с того света «Титаник»). Ну и сомнительно, что во время войны с Японией молодой азиат, путешествующий по России, вызывал доверие. При таком-то размытии географии и смешении национальностей даже в рамках одного клана обязан был получиться чудовищный винегрет. Но не получился. Вместо этого вышла самобытная меланхоличная стилизация. Хотя язык не демонстрирует каких-то запредельных достижений, удалось главное — успешно воссоздан образ восточной прозы. Текучее, как медленная река, повествование позволяет показать филигранные переливы отношений и чувств. Кроме того, роман предложил одно из самых интересных решений темы: любовь оказывается настолько глубока, что любящий в буквальном смысле растворяется в ней без остатка.
Честно признаюсь: за шесть лет существования конкурса не припомню ничего подобного по уровню непредсказуемости. Благополучно обогнувший на трассе все обязательные столбики вампирской прозы, успешно следующий нелинейности Миядзаки, этот роман буквально вынудил меня поставить ему высокие баллы, наступив на горло неприязни к азиатским мотивам.

«Академия Вампиров имени Валсси», Шумыло Анасия
Очень трудно найти в романе хотя бы несколько отличий от аналогичных фэнтези-произведений. Все в нем пробуждает ощущение дежавю. Строптивая наследница рода. Угроза нежеланного замужества. Академия, в которой есть харизматичный персонаж. Братики, с которыми можно подурачиться. Лучший друг. Энное количество заклинаний. Энное количество нехороших людей/нелюдей. Из безусловных плюсов — автору было в созданном мире комфортно, и он с удовольствием летал вместе с драконами.

«Льдинка», Мириам Лавьен
Изложение событий от лица психически искалеченной, на грани сумасшествия вампирши, чьей единственной подругой является галлюцинация-призрак, — это сильный ход. Первые несколько десятков страниц погружения в мир искаженного сознания вышли напряженными и захватывающими. Мир получился мрачным, замкнутым. А вот идея с определением по крови единственной истинной спутницы ничем новым не порадовала. Роман стремительно похорошеет, если убрать многочисленные повторы. Честное слово, даже качественные написанные терзания, эротические сцены и игры разума хороши в ограниченном количестве. К середине романа я потеряла счет, сколько же раз героиня «проваливалась в темноту», просыпалась в плену, рыдала, сбегала и испытывала страстное желание к суженому. То, что было замечательно в первый, второй и пятый раз, стало на десятый приевшимся, а на двадцатый откровенно скучным. В общем, принцип «кашу маслом не испортишь» не сработал. Странности творились с линией злодея-Дока — она вытаскивалась на свет Божий как-то анемично, без аппетита. Намного интереснее было следить за изменением психологического состояния героини. Словом автор владеет, есть потенциал к созданию драматичных сюжетов и передаче творящегося в закоулках сознания и подсознания, остается избавиться от привычки оставлять в чистовике все, что появлялось в черновиках.

«Музей Дракулы», Лора Вайс
Милый фанфик. Легонько, непритязательно. Даже драматические события воспринимаются без трагизма, верится, что все в итоге у героев сложится хорошо. Совершенно не хочется в романе подсчитывать недостатки, потому что он умудрился создать вокруг себя защитное поле — в нем свои настроение, логика, география и история, и если попытаться выдернуть один кирпичик из этого сооружения, то нужно приниматься за остальные, а они все крепко спаяны. В такой аутичности что-то есть.

«Закон крови», Кузнецова Светлана Алексеевна
Классическое становление дуэта напарников с постапокалипсисом в бэкграунде.
Вампиры в рамках не располагающего к мистике боевика остаются хищными, прекрасными, опасными, загадочными потусторонними существами во всем, от имен и произношения, до пластики и традиций. Этикет обеих сторон прописан тщательно и продуманно. Детективная линия последовательна, хотя и не слишком изобретательна.
Основная идея гуманистична. Четко постулируется принцип: среди представителей каждой расы есть подлецы, а есть те, для которых главное совесть. Герой, несмотря на военное прошлое, незашорен. Он способен видеть ребенка в Эжени, товарища в Верне, женщину в Ниэль, успешно преодолевает предрассудки и мужской шовинизм, на поводу которого охотно идет Вадим. У Максима есть смелость принять неоднократное крушение картины мира и при этом не сломаться и не озвереть.
Роман воздает должное ментовским сериалам и произведениям а ля Гамильтон, въедливо заимствует обкатанный повествовательный стиль среднестатистического крепкого российского детектива. Чувствуется, что дело не в языковой скованности, а в соблюдении канона. Конечно, верность традиции — это хорошо, но хотелось бы видеть больше индивидуальности, а не блистательно выполненное упражнение на тему «Как правильно писать крутой детектив».

«Наугад», Анатолий Махавкин
Сразу плюс за то, что история упакована в формат повести, без попытки растянуть ее до романа. Действительно, это не роман, а частный случай из вампирской жизни. Сюжет небольшой и незатейливый. Вампиры хотят разыграть свою комбинацию, под раздачу попадают неповинные смертные. В буквальном смысле первые попавшиеся. Дальше идут побегушки-постреляшки, несколько кульбитов со спасением из патовых ситуаций, погони, немножко любви, почти хэппи-энд. Герои, милая сестренка и тугодумистый честный братец, при таком раскладе обязаны были получиться ходульными. Но не получились. Вышли живые персонажи, причем это касается и второстепенных. Отличная бабуля, классные пацаны-приятели. А вот вампиры никак не сыграли — скорее персонажи из музея восковых фигур.
Этот почти-боевик написан зрелым самобытным языком, не скатывающимся в глагольное дефиле. Где нужно — добавлена перчинка, где нужно — ирония. Любовь осталась слегка сбоку. Если не брать в расчет на диво целомудренных сцен инцеста, то на сюжет она не повлияла, раскрытию героев не способствовала. И вообще — просто сменила полюс с братской на романтическую, но по ощущениям осталась все-таки глубоко родственной. Разве что с заходами в постель. Было много красивых машин, обязательных первых убийств и трапез. Динамика прокачана. Все концы сошлись. Даже не знаю, что еще сказать. Все было хорошо, все было в меру. Оценки получились тоже в меру.

«Сломанный крест», Любовь {Leo} Паршина
Роман-признание в любви ФСБ и квасному патриотизму.
Когда-то мне подарили две книжки Василия Головачёва, и пока я читала этот роман, никак было их не выбросить из головы. Это что касается общего настроя. По форме же — брат-близнец «Закона крови»: череда оперативных заданий и вампир в качестве напарника.
Начало очень цепляющее: встреча двух фсбшников не на шутку разожгла аппетит. На этом моменте мне пришлось прервать чтение, и я до самого вечера с нетерпением ожидала возвращения к тексту. Дальше текст уже не так держит. Если присмотреться к роману, то становится ясно, что его обаяние строится на двух вещах: удивительно живой речи героев и необычности главвампира. По сюжету «Сломанный крест» один в один повторяет сериалы о спецслужбах или полиции. Внимание к дуэту главных героев перевешивает те ситуации, в которых они оказываются. Ряд «дел», распутываемых Андреем и связанных между собой, — это фон, а не самоценные столпы повествования. Заговоры «врагов советского народа» картонны, злодеи — ходульны. Роман увлекателен. Но львиная доля увлекательности приходится на «напарническую» и скрыто-эротичную линии. Ни одно из расследуемых дел как таковое не захватило.
Феденькин говор приятен и самобытен. Сам вампир ужасно обаятелен. Он откровенно списан с образа, созданного Эйзенштейном, визуализируется однозначно. Только вот после первых глав началась неудержимая идеализация образа. Получилась вместо жестокого опричника ласковая нежить, которая мчится лобызать Андрею ручку быстрее, чем к Грозному. Если «Закон крови» может принадлежать перу как женщины, так и мужчины, то в «Кресте» ощущается женское начало. Автор Федей любуется. Любуется им и главный герой. Я настроилась, что Фёдор станет для Андрея чем-то вроде сына, утешением после смерти Гены. Но чем дальше, тем больше вторгается в их общение чувственный элемент, вплоть до постоянного повторения имени. Сознательно ли Андрей ставится в позицию Ивана или это побочный эффект авторской влюбленности в персонажа? Остальные образы убегают в тень. Аня, Митя, Синица, злодеи — кордебалет вокруг главного тандема.
У меня со всеми дилогиями в рамках конкурса сложились непростые отношения. Первая часть обычно захватывала, а вторая оставляла вопрос разной степени остроты — «Зачем?». Вторая часть «Креста» оставила неприятный осадок. Уж очень напомнило советские шпионские детективы семидесятых годов, где коварные иностранцы и их прихвостни, соблазнившиеся красивой западной жизнью, посрамляются доблестными милиционерами с Мухтаром. К середине второй части всплыли и фарцовщики, и подсадные утки с недостойным желанием купить что-нибудь из-за бугра. Если белое движение, то однозначно мутные элементы, а никак не цвет русской интеллигенции и всяко не патриоты. Сеть, интернет — зло. Все иностранцы выведены трафаретными врагами — корыстные, недалекие, душегубы и подлецы. В каждом, кто хоть повернул голову в сторону Запада, таится гнильца. Возжелать поехать за кордон можно только, если за тобой гонятся. Ощущение, что извлекли из сундука и как следует встряхнули все сарафаны времен холодной войны. Откат в период огульного запрета и тотального неприятия иного, подозрительность, поиски врагов — ну да, это очень злободневно. И извлечение из завалов истории именно опричника символично. Под асфальтом навязчивой идеологии, однако, искусство вянет. Так и здесь — достоинства текста стали стремительно бледнеть. Покоробило соответствующее духу госзаказа насаждение нетерпимости ко всем инакомыслящим. А у меня нетерпимость и художественная проза не умещаются в одну систему координат.

«Любовь сильнее смерти», Регина Райль
Милый автор. Мне, честное слово, очень понравились такие фрагменты, как «Он прикасался к белоснежным листам с такой осторожностью, словно они были из снега и вот-вот растают от его трепетных прикосновений. Он повел носом, вдыхая аромат типографской краски, и прикоснулся к буквам, словно боялся, что они исчезнут», «Он поглощал текст, так жадно бросаясь на строчки, как море бросается на острые скалы фьорда». Как бы хотелось, чтобы таким был весь роман! Я бы не отказалась от сокращения текста ценой вычёркивания из него всей современной линии. Вам нравится воссоздавать мир прошлого, когда Вы там, язык раскрепощается и обретает подлинную поэтичность. Зачем Вы насилуете себя и вымучиваете пустые реплики картонных олесь, создав трепетного Адриана?
Все обаяние романа приходится на историческую часть. Историчность которой под серьёзным сомнением. Трудно проникнуться повествованием, когда в расцвет шестнадцатого века случается такое: «В одной из книг я случайно обнаружил одну картинку… Взгляд Рэниро стал холоднее и натужнее. — …герб рода, Ардженте, такой же, как на вашем кольце и шпаге. Это ведь ваш род? — Вполне возможно, — он равнодушно пожал плечами, но его глаза стали холоднее, словно я влезал в какую-то недостойную моего знания историю. — И ещё я видел фото… Фото вашего предка, так похожего на вас. — Ты считаешь, это был мой предок? — язвительная усмешка тронула его бледные губы. — Но как же иначе, синьор. Я сначала тоже усомнился, он поразительно похож на вас, но это очень старая картина, ведь тогда вам было бы больше двухсот лет?» Или разгадывать загадку балов, которые давали «и аристократы, и дворяне».
В современной части герои изъясняются вымученными канцелярскими фразами. Любовная линия дряблая, не возникает никакого желания следить за перипетиями отношений нескольких парочек. Если хочется создать «производственный роман» из жизни музыкантов, то стоит учесть тот факт, что аудитория автоматически сужается до музыкальной среды. Или же писать о буднях молодежной группы нужно очень-очень увлекательно, как Хейли умудрялся писать о заводах и аэропортах. Потому что в противном случае читать это очень-очень скучно. Есть подозрение, что и тут не обошлось без анахронизмов: описываются продвинутые инструменты, международные конкурсы, отмечается День Святого Валентина, есть готы, вместе с тем герои пишут друг другу обычные, бумажные письма, никогда не пользуются мобильными телефонами.
У меня ни с одним романом не возникло таких трудностей при простановке баллов за язык, как при чтении этого романа. «Она медленно шла к остановке, пока в голову лезли мрачные готические мысли». «Конкурс проходит очень интересно, создается специальное оценивающее жюри, которое судит конкурсантов по разным показателям», «Его худощавая фигура не была лишена пропорциональности и симметрии». И только я поднимала руку, чтобы это оценить в балльном эквиваленте, как натыкалась на прекрасное описание фьорда или чтения Кристиана. Как будто писали два разных человека. Автор, вас — двое?

«Объятья тьмы», Регина Райль
Недержание чувств — вот общее впечатление от романа и его краткое содержание. Все влюбляются, стоит в кадре появиться лицу противоположного пола. Разговоры о любви на уровне школьного возраста. Крайнее упрощение реакций и отсутствие малейшего психологизма. В плане понимания взаимоотношения полов роман станет деликатесом для феминисток. Всё безыскусно и прямолинейно: вижу мужчину — им надо завладеть. Увидел женщину с другим мужчиной — надо отбить у соперника. Такое вот царство инстинктов без напластований цивилизационного развития. Драма из жизни первобытных племен. Как сам автор и предупреждает: два самца «изгаляются перед самкой», она оценивает потенциальных партнёров по яркости окраски и брачному пению. Не случайно очень много животных сравнений: мышь, кролики, кошки, олень. Полный набор характерных для дамского романа утверждений прилагается: каждая женщина мечтает, чтоб мужчина «воспользовался своей силой», мужчины «чувствуют настоящую женщину на расстоянии». Женщина, которой не добивается мужчина, несчастна и априори должна мучиться сознанием своей неполноценности. В общении с противоположным полом женщине нужно использовать два приема — покоряться и манипулировать.
Честно скажу: меня потряс дар автора игнорировать окружающий мир. Окружающая среда не прописана никак. На огромном круизном лайнере пустынно, как на частной яхте. Единственное, на что обращают внимание герои-путешественники, — одежда и внешность попутчиков. Не всех, само собой, а только самых симпатичных. Наверное, потому мы не видим остальных пассажиров, членов экипажа, обслуживающего персонала... Никого, кроме Влада, Киры, Стаса, Урсулы и незнакомца. У них есть дар существовать автономно в безвоздушно-необитаемом пространстве. Концерт устраивается для пустоты. Селена никогда не ест и не пьет в ресторане или кают-компании. Люди погибают и падают за борт, но их исчезновения никто не замечает. Та часть романа, когда герои оказались на необитаемом острове, показалась самой органичной.
Эта аутичность уравновешивается высоким уровнем неправдоподобности. В тексте перемешаны реалии разных эпох и стран, россыпь языков. Героиня собирается учиться с нуля «играть на басах, на клавишных и ударных», «сняться в фильме и сыграть в кино». Никто не беспокоится по поводу того, что упражнения на ударных порадуют соседей по палубе круче ночного пианино. На корабле с мощной анимационной программой не нашлось второго микрофона… Герои вводятся в повествование незатейливо. Просто-напросто озвучивается анкета: родился, учился, ФИО родителей, род занятий, хронические заболевания, семейное положение.
Тем неожиданнее было обнаружить в финале сногсшибательно закрученную инфернальную драму. Я бы не отказалась начать сразу с последней четверти романа, опустив мучительные шатания в нигде, выдаваемом за корабль или остров.

«Ляля», Янтарная бабочка
Бойкий пересказ истории об обращении в терминах дамского романа получился задорным, но заурядным. Спасают текст от полной предсказуемости попытки вампира замести под ковер свой проступок, вытекающая отсюда конспирация и появление на сцене Риты. Возможно, дворцовые перевороты тоже сыграли бы, но зачем-то в последние четыре страницы впихнуто событий на все двадцать.

«Холодные чувства», Кевад
Один из немногих романов, написанных «как хочу», а не «как положено». Действие алогичное и тягучее, как тяжёлый предрассветный сон. Хотя смелое похищение названий у «Настоящей крови» заставляют присмотреться и разглядеть в очертаниях романа сходство с сериалом по мотивам книг Шарлин Харрис, в одиночке Марьяне — одну симпатичную официантку, а в Борисе — Билла Комптона, и т. д., среда и герои пересилили свое возможное происхождение. Деревня российская, но не кичевая. Персонажи свои индивидуальные черты ни у кого не заимствуют. Тексту присущи художественность и раскованность. К сожалению, слог хорош, а вот сюжет аморфен. К середине романа он потонул в меланхоличной неопределенности. Намеченные линии стираются — обеспокоенность Федора, расспросы следователя, цыгане. Вампиры отчего-то кучкуются в лесу в глубокой провинции. Сербско-цыганская тема интригует, но не развита. Зато есть любопытная особенность: это фактически единственное произведение, в котором героиня уклоняется от любовных отношений и не возлагает на них больших ожиданий. Хотя причиной называются прошлые разочарования, кажется почему-то, что она в принципе воспринимает такие отношения как источник дискомфорта и ненужной ответственности. Связь с Борисом выглядит почти ленивой. Роман имеет большой потенциал, но хочется, чтобы вся эта дачная история обрела какую-то цель…

«Эрнест», Arahna Vice
Интересно наблюдать, как языку позволяют понемногу поднимать голову по мере развертывания действия. В «дневниковой» части он соответствует примитивности мышления главного героя, в последующих главах постепенно усложняется, к моменту переселения в особняк обогащается. А поскольку так всё хорошо с языком, остальное не сразу бросается в глаза.
Тем не менее.
Интрига, которая выдается за основную, не стала стержнем повествования. Она стартует примерно со второй трети текста. На композиции это сказывается пагубно. Повесть распадается на три части: юмористическую, с горе-донжуаном; историю обращения, с готами; клановые интриги. Каждая из них легко может стать отдельным рассказом. Беда в том, что они не нуждаются друг в друге. К середине повествования выпадает из памяти за ненужностью дневниковая часть. Мир, который отражен в третьей части, выпирает за рамки повествования. Была предпринята попытка двигаться к выявлению центральной интриги с двух сторон, со стороны героя и Даниила. Достойная задумка, но не до конца реализованная. Разница в повествовательной манере тоже способствует дроблению текста. Быть может, требуется иная его организация? Что если, например, поделить повесть на несколько новелл со сквозным героем?

«Падшие», Меркулов Василий Юрьевич
В моем личном рейтинге роман по странности уступил лишь «Багровому дневнику». Под «странностью» я подразумеваю прекрасную отчаянность, с которой автор позволяет фантазии вытворять все, что заблагорассудится. Очень хороший драйв. По виду — приключения для подростков, персонажи как в буффонаде или мультфильме. Но чем дальше, тем больше понимаешь, что за простым языком и гротеском прячется свободное владение принципами построения композиции и диалогов, умение отмерять юмор и включать элементы сюра в неопасной пропорции. То ли рука набита, то ли врожденное чутье. Идеологические подтексты завуалированы или и правда служат лишь строительным раствором для фабулы. Повествование движется к цели так же уверенно, как и группа героев. Законченность и цельность каждой главы радуют не меньше, чем верность персонажей друг другу. Строго говоря, любви в романе выделен скромный уголок. Эпилог подтверждает, что вообще-то он о дружбе... но это единственное обвинение, которое хочется роману предъявить.

«Мой кровный Принц», вторая и третья часть трилогии, Шерил Винд
Поскольку я читаю конкурсные романы уже пять лет, то первую часть трилогии хорошо помню. Должна сказать, ко второму роману автор взял под контроль хаос в композиции. Сейчас воды в тексте много меньше. Что еще больше порадовало — начинает выкристаллизовываться свой стиль. Все сильнее проявляется тяготение к обрывистости, использованию назывных предложений и т. д. Взамен растянутости, однако, появилась новая проблема. Мне удавалось следить за сюжетом и разбираться что к чему, но если на моем месте окажется тот, кто с первой частью не знаком, то ему придется нелегко. Даже в рамках цикла отдельное произведение должно быть самодостаточным. В нем должны присутствовать свои экспозиция—завязка — развитие — кульминация — развязка. Нужна предыстория, если хотите, краткое изложение предыдущих серий. Хоть в концентрированном виде в самом начале романа, хоть вразброс по тексту. Пока этого нет, читателю очень сложно разобраться в злоключениях неизвестной и непонятной ему Дейн. Второе замечание — общая незаинтересованность в событии при акцентуации на отношениях. По сути, единственным предметом изображения является любовь Итана и Дейн, остальное сильно напоминает широкую реку за их спинами — что-то течет, делается, ну и Бог с ним. Так, может, урезать количество персонажей и событий?

«Кто опаснее: акулы или овечка?», Эммануэлиана, Jafrimel
Снова остров, снова лайнер, снова кораблекрушение... Позвольте, а где обещанные акулы или хотя бы овечка? В названии содержится намек на противопоставление, а по факту — сплошная идиллия. Справедливости ради: мне понравилось начало. При ядерной наивности оно интригует. Но после крушения и встречи с крылатыми людьми действие как таковое заканчивается. Сюжет подменяется беседами то с одним героем, то с другим. Количество пернатых персонажей лучше сократить в четыре раза — ровно столько, со сколькими автор сможет управиться. А вот кто такие эти крылатые ребята? Откуда они сбежали? Как появились в мире? Как выберутся? Ни на один вопрос ответа не дано. Фантазии о сонме красивых юношей, на перебор в героиню влюбляющихся, заслонили разгадки. Увидав шестнадцать мальчиков, автор позабыл обо всем. А я нет. Я хочу ответов.

«Одна жизнь», Питутина Елена Анатольевна
Крепкий роман с деликатной разработкой любовной линии. Не во всех произведениях удается показать химию между персонажами, здесь она определенно присутствует. Проработан мир, хорошо выдержаны боевые сцены, есть даже убедительное обоснование тому, почему же героиня такая сильная, ловкая и отважная. Клановые разборки и традиционная формула «человек+вампир=напарники» серьезно снизили шансы романа на успех, но это уравновешивается добросовестным раскрытием отношений Мики с братом, этой любви-ненависти, которая тоже может засчитываться как вариант раскрытия темы. Нетривиальным получился маг, и даже история с метками заставила слегка понервничать, хотя понятно было: закончится все благополучно. Невзирая на жанр, именно романтика остается после прочтения в памяти. «Да, он вампир и его клыки никогда не дадут мне забыть об этом. Но кроме всего прочего, это потрясающий парень с пленительной улыбкой» — война войной, но главным для людей и даже вампиров остается все-таки личное счастье.

«Пасынки страны», Анатолий Махавкин
Удивительное дело — качественное и оригинальное попаданчество. От первых глав не оторваться, мутация героев подана на десять баллов. Так и подмывало схватиться за ручку и записать очередное удачное выражение.
Роман написан с явным расчетом на публикацию. И вот это и стало косвенной причиной его… не то чтобы недостатков, но сдерживающих факторов на пути к безусловному успеху. При явной оригинальности он не делает ни шага в сторону от проверенной жанровой схемы. Все выверено со штангенциркулем. Как хочется, чтобы при таком количестве языковых находок и гибкости нам продемонстрировали еще и раскованность в выстраивании сюжета! Из-за осторожничания каждый следующий шаг героев предсказуем, а развязка очевидна. Градус напряжения падает. Композиция и испытания героев соответствуют канону, только эквилибристика с поиском незаезженных выражений спасает дело. В итоге роман хорош ровно на столько, чтоб попасть в фэнтезийную серию. ...А может — еще чуть-чуть, для себя?..

«Габриэль. Ловля на живца» / «Габриэль. Стертые границы»
По сути, все, что нужно этой дилогии, — найти свою тему. Пока что она живет за счет уже существовавших наработок, придуманных кем-то и когда-то на протяжении последнего полувека развития мистической, вампирской в частности, прозы. Написано гладко, композиция хорошая, сюжет нигде не провисает, но все это утоплено в общей невыразительности и вторичности. Неплохие сцены чередуются с посредственными. К сожалению, для того чтобы первые пересилили, не хватило то ли смелости, то ли фантазии. Мне кажется, фантазия есть, но есть некий комплекс, не позволяющий выйти за пределы территории хорошо усвоенных образцов. Именно эту дилогию я восприняла очень лично: было обидно, что автор мог, но не прорвался за собственноручно выстроенные стены. Ведь есть же зомби, детективная история с Алексом, Лис! Почти все, что нужно для увлекательного произведения. Хотя это прозвучит для автора кощунственно, я горячо надеюсь, что когда-нибудь дилогия пройдет основательную правку, после которой вместо результата движения по накатанной мы увидим живую пульсирующую вещь.

«Прах», Вероника Март, Шайкаллар
Поместив классическую историю в специфический контекст, а верее, взглянув на нее со специфического ракурса, автор рисковал, например, показаться скучным. Но в итоге именно воссоздание будней двух священнослужителей и добротная проработка проповедей, перекликающихся с событийной канвой, придало повести основательность и самобытность. Лично меня это подкупило больше, чем незамысловатый сюжет. Примечательная черта: в повести отсутствуют отрицательные персонажи. Каждый из героев ищет добра — в собственном понимании. Не раз использованный прием — поместить персонажа в стан идеологических противников — здесь становится способом проследить, как же на место заявленного в самом начале «понимания, но не сострадания» приходит сострадание, подкрепленное пониманием. Горький опыт Дитриха и проживание этой простой истины, необходимое для каждого церковнослужителя, почти заслоняет историю Эрика и его сестры. К тому же Эрику не хватает дерзости, бунтует он достаточно беззубо. После первого прочтения эпилог показался лишним, но с точки зрения «понимания» все встает на свои места.
Имитация слога английского романа 19 века автоматически требует стилистической безупречности. Не говоря уже о грамотности. На фоне кропотливой работе по стилизации ошибки особенно бросаются в глаза («не уж-то тебя прислали...», «не смотря на слова тон был слегка небрежный»). Попадаются тяжеловестности вроде: «шел некто новый, ранее невиданный женщиной мужчина», «что-то, в чем уже ничто не угадывалось». Иногда деепричастные и причастные обороты вступают в кровосмесительную связь, мешая разобраться, какому же члену предложения были суждены. «Леди Лэйн вошла уже в пору того возраста, когда ... всякая нежность, возникающая в ее сердце, становилась отеческой» — почему бы не сказать «материнской»? Удачных выражений больше: «в горле был доселе неведомы пожар, в умах — мед чужого голоса», «понимая, что пульс уже выдал его ужас», «но день уже смотрел на него враждебно».
Эротические сцены поэтичны, сравнения с розами удачно доведены до конца, кое-где переплетены с намеками на терновый венок. Мистическая составляющая на высоте: явление вампиру Дитриху описано в лучших канонах готической литературы, хорошо передано едва заметное изменение атмосферы при появлении Абигейл. И очень понравилось вот это: «лицо, которое хотел запомнить и забывал Он пытался понять, запомнить черты, он видел их до одури ясно, но в следующий миг от них не оставалось воспоминаний».

«В объятиях войны», Свительская Елена Юрьевна
Выделяется из ряда фэнтезийных собратьев светлой меланхоличной линией волшебника и его жены. Остальное же, что составляло фон и относилось к другим персонажам, рассыпалось на множество осколков. Если бы мы говорили о фильме, то можно было бы сказать, что камера скачет от одного предмета к другому. Эти скачки вызывали морскую болезнь — тяжело следить за таким текстом и переключаться с одного на другое.

«У меня же помимо стандартного набора всегда были серебряные каблуки и украшения в голове» — каблуки в голове — новое слово в украшениях волос!
«Ответом ей была легкая усмешка в обрамлении небольшой рыжей бороды»
«…уютно рычащей из магнитолы музыкой»
«Он стоял на вершине какой-то бетонной конструкции, расположенной на вершине горы. Конструкция возвышала его над вершинами деревьев…»
Приключения Нэи: «Нэя растерянно заморгала на Криса…» «Нэя смежилась, глядя на свои колени»
«Сахарную косточку пожурю» — отругает косточку?
«…совсем недавно до меня просочились новости»
«— Вряд ли вы на таких шпильках далеко уйдете. Садитесь и поехали ко мне, на сегодня вы моя гостья. — не стоит, может, еще домой до дождя успею, а шпилька и вовсе не большая всего 5 см» — так и сказала, «пять сэмэ»… И вообще, что это за «шпилька» такая на пять сантиметров?
«Едва она сделала пару шагов, как ливень начался как из ведра»
«Он прислушался к сердцебиению девушки. Оно очень сильно отличалось от человеческого 650 ударов в минуту» — ну ОЧЕНЬ сильно!
«— по вашему платью, туфлям, ухоженным ногтям и волосам, не скажешь, что вы простолюдинка. Не поработаешь в таком виде. — А, кто сказал, что я работаю? Можно работать, а можно просто правильно мутить деньги. Заранее извиняюсь за свой лексикон» — извинения не помогли.
«Ангелина взяла в руки одну из многочисленных рапир. Стала ее рассматривать. — Черт, сколько ей лет? — Осторожно, рапира отравлена. Она изготовлена в эпоху не помню кого»
«К вечеру было сломано пять катан. Никто не пострадал» — просто и эпично
«— Ну, что, сдаешься?
Вместо ответа Ангел поползла по стенке вверх. Владислав немного отступил, ему было интересно, что девчонка задумала. Ангелина тут же перестала ползти по стене в непонятной позиции, тут же перешла на шаг, дойдя до потолка, она скинула туфли, которые ей прилично надоели»
«Взгляд наткнулся на кучу обособленно висячих шпаг»
«Владислав решил действовать в противоположном направлении»
«…он как назойливая муха лезет, куда ни попади»
«…совершенно незнакомая комната полностью зашторена и не пропускает солнечный свет» — только от нашего застройщика! Комната, не пропускающая солнечный свет!
«— ты ЭТО сделал со мной?— она намекнула на девичью честь»
«Странно, что в темнице не было сырости, слегка прохладно, почти неслышно было даже ее собственных шагов. Классное место, может самой пожить там месяц-другой?» — классное место в темнице, чо!
«Брат, не уж толь, у нас все так, плохо?» — да!
«Бери посох некроманта из калины» — встречайте, наш новый гость в студии — некромант из калины!
«Она краем глаза увидела, что братик пытается сэнерговампирить с окружающей природы»
«Рыжеволосая бестия с выпученными глазами, исказила такую улыбку, словно ей перед этим в спину воткнули нож, что бы она улыбнулась»
«Через шесть часов тебя отведут в подземную молебну» — и будут совершать там какую-нибудь непотребству!
«Внезапно, мое внимание привлекло объявление о подаче поезда на пирон» — Пирон: 1. короткий металлический стержень или брусок; 2. оксопиран, гетероциклическое соединение с шестичленным циклом, содержащим атом кислорода.
«Я повинуясь непонятному порыву, согнула ноги в коленях, а он опер голову об них»
«…на лице молодого ухажера расплылась такая мимика»
«А теперь о рабах, все рабы были девушками, но и тут имелись ньюансы» — а-а-а-а-а!!!
«…от такой красоты у меня спирало дыхание» — у меня тоже...
«Дойдя до доски я встала, в напряженном ожидании ждя вопрос» — дождялась?
«А после все начали расходится, мы взяв Эль, направились к качелям.
После одной из качель, Кити вырвало, меня же после Эля пошатывало» — гражданин Эль, прекратите так зловредно влиять на женщин!
«Том смотрел на меня удовлетворенно, поедая перед собой еду»
«На столе стоял огромный поднос с едой, от такого разнообразия у меня глаза бегали по столу» — о тарелки не спотыкались?
«Тонкие губы придавали его лицу какую-то утонченную, загадочную выразительность, густые брови прятали глаза»
«Едва она вошла, её черные глаза обвели присутствующих соблазняющим взглядом ярко накрашенных глаз»
«Мой затылок упал на булыжник»
«Волосы он старательно прилизал гелем»
«И длинным вьющимя волосам, раскиданным по спине»
«Он почувствовал банальный взгляд в спину»
«Улыбнулась лицу Урсулы»
«Свои бездонно чёрные глаза девушка подняла на трибуны, находящиеся почти под потолком»
«Спиной почувствовала, как стена задрожала от испуга Олеси»
«уединиться с литературным произведением Жан Поль Сартра»
«Медовые глаза изучающе скользили по моему телу»
«таинственный чужак легко согнал его из VIP-ложа»