Фотина Морозова — писатель, автор романов «Мунтеница», «Туман и Дракон», «Змеи» и др., романа «Китайская Шкатулка, или Убить Сталина», рассказов ужасов, выходивших в различных сборниках; победитель конкурсов Литсовета; в прошлом журналист, кандидат наук, автор статей и обзоров литературы ужасов. Создатель сайта «Мальпертюи» (неанглоязычное искусство тайны и ужаса)

Юстина Южная — писатель, литературный редактор, участница проектов Сергея Лукьяненко и Ника Перумова, лауреат конкурса «Золотое перо Руси-2012», автор романа «Перворожденная».

Юлия Гавриленко– писатель, кандидат технических наук, в недавнем прошлом главный редактор журнала «РБЖ-Азимут»

Мария Рябцова — модератор раздела прозы на сайте Трублад, сотрудник сайта Ассоциации авторов и исследователей вампирской прозы, литературный редактор

Марина Яковлева — историк, преподаватель, аспирант РГПУ им. А. И. Герцена, кафедра русской историиавтор-прозаик, призёр «Трансильвании-2017»

Анастасия Житинская — зав. редакцией, издательство «Геликон Плюс»

Оксана Кабачек — психолог, автор книг по психологии чтения, писатель

1. Звери у двери, роман, Анатолий Махавкин
2. Дыхание тьмы, роман, Анатолий Махавкин
3. Дитя Запредельной ночи, повесть, Ламьель Вульфрин
4. Широки Поля Елисейские, повесть, Ламьель Вульфрин
5. Первородная кровь. Ураган Алекс, роман, Юлия Грушевская
6. Рождённый жить, роман, Ориби Каммпирр
7. Самый злобный вид, роман, Андрей Абабков («Новая территория»)
8. Последняя жертва, Эва Баш
9. Кровь с молоком или приключения королевского гвардейца, роман, Лариса Крутько
10. Кровь с молоком или неоплаченный долг, роман, Лариса Крутько («Новая территория»)
11. Нортланд, роман, Дария Беляева
12. Змей Горыныч, Сергей Пациашвили
13. Прогулка под луной, роман, Марина Дымова
14. Эффект Крови, роман, ознакомительный фрагмент, Мария Устинова
15. История Софи, Наташа Эвс («Новая территория»)
16. Тёмной воды напев, повесть, А. Кластер
17. Первый побег, роман, Anevka
18. Шахматы дьявола, роман, ознакомительный фрагмент, Андрей Романов
19. Пока смерть не заберет меня, роман, Светлана Крушина
20. Пламенная вишня, роман, Эрнан Лхаран
21. Трансильвания: Воцарение Ночи, роман, Лорелея Роксенбер
22. Ночь, которая никогда не наступит, роман, Мария Потоцкая
23. Стать легендой, роман, Arahna Vice, Росс Гаер
24. Последний. Дети вампира , роман, Абиссин ( «Новая территория»)
25. Авантаж, роман Ник Нэл
26. Черная луна, роман, Мария Заярная («Новая территория»)
27. Настоящая Венеция, роман, Татьяна Шуран
28. Вампир из Трансильвании, роман, Сергей Барк
29. Забыть солнце, повесть, Анна Ларичкина ( «Новая территория»)
30. Жизнь и приключения вдовы вампира, роман, Татьяна Буденкова
31. Вилья на час, роман, Ольга Горышина
32. Беглый донжон, роман, Ник Нэл
33. Татуировка. Клан Черной Крови, роман, Лина К. Лапина
34. Пленники кристалла, роман, Люсиль Кармет (секция «Новая территория»)
35. Душа для Вампира, роман, Ярошенко Екатерина (AnNy One)
36. Ангел для Вампира, роман, Ярошенко Екатерина (AnNy One)
37. Пока ты меня ненавидишь, роман, Tatiana Bereznitska
38. Teaghlach Phabbay, роман, Алексо Тор
39. 2. Иерофант - Гностик, роман, Ситникова Лидия
40. Светлые грани тёмной души, роман, Наталья Ветрова
41. Естественная убыль, роман, Бьярти Дагур
42. Заповедный уголок, повесть, Бьярти Дагур
43. Экспонат, роман, Риона Рей
44. Морок, повесть, Liorona.

1. Feeder, рассказ, Оverdrive
2. Подъезд, рассказ, Евгения Егорова
3. Сафари, рассказ, Денис Давыдов
4. Игрушки дьявола, рассказ, Кайри Стоун («Новая территория»)
5. Холодное зеркало, рассказ, Anevka
6. Сейрабет, рассказ, Анн Соленеро
7. Соня и Константин: моя печальная история как я стала вампиром, рассказ, Шмокин Дмитрий Анатольевич
8. Съешь меня, или Как стать аппетитной для вампира, рассказ, Кайри Стоун
9. Мишка, Мишка, где твоя улыбка? рассказ, Нина Демина
10. Революционный держите шаг, рассказ, Нина Демина
11. Молодость моего мира, рассказ, NetkaSmith
12. Дикие, рассказ, Николай Зайцев и Дмитрий Шмокин
13. Зависимость, рассказ, Дарья Рубцова
14. Белое дерево, рассказ, Дарья Рубцова
15. Марго, рассказ, Елена Ораит («Новая территория»)
16. Упыри в городе, рассказ, Любовь {Leo} Паршина
17. Мемуары. Синопсис, рассказ, Алексей Викторович Козачек
18. Солдатская любовь, рассказ, Александра Зырянова ( «Новая территория»)
19. Ищу друга,рассказ, Панкова Елена Владимировна
20. Нимфа, рассказ Виктор Глебов
21. Красная луна, рассказ Таргис
22. Высота, повесть, Алекс Варна
23. Один день с вампиром, Халь Евгения и Илья
24. Метель, рассказ Blanka korniko (Новая территория)
25. Рейстайлинг, рассказ Росс Гаер, Arahna Vice
26. Последний вампир, рассказ Ирина Герасименко
27. Охота, рассказ Пимонов Сергей
28. Чёрно-красный флот, рассказ, Некрасова Ирина
29. За науку и её процветаниерассказ, Алексей Стрижинский
30. Полет нетопыря в ночи, рассказ, Юлия Матушанская
31. Патроклос, рассказ, Андрей Назаров
32. Чашка чая, рассказ, enigma_net
33. Связь, рассказ, Алкар Дмитрий Константинович
34. Укуси меня, рассказ, Каса
35. Глоток лунного света, Александра Гай
36.Подарок вампира, Катрин Клермонт
37. Тропой жрецов, повесть, Полякова Наталия, Гинцберг Елена (секция «Новая территория»)
38. Поверьте вампиру на слово… рассказ, NikiTaShina (секция «Новая территория»)
39. Жажда, рассказ, Диана Ранфт
40. Проклятая кровь, рассказ, Диана Ранфт
41. Любой ценой, рассказ, Риона Рей
42. Записки из дневника, или Будние дни вампира Константина, рассказ, Аганина Ксения
43. Роковая встреча, рассказ, enigma_net
44. Побег, рассказ, Элисия
45. Вдвоём против целого мира, рассказ, CamiRojas
46. Источник энергии, рассказ, Мария Сергеевна Саймон (секция «Новая территория»)
47. Проза не-жизни. Становление, рассказ, Адельмина (секция «Новая территория»)
48. Наставница, рассказ, Базь Любовь (Laora)
49 Маска. Источник силы, рассказ, Иван Белогорохов

1. Звери у двери, роман, Анатолий Махавкин
2. Дыхание тьмы, роман, Анатолий Махавкин
4. Широки Поля Елисейские, повесть, Ламьель Вульфрин
11. Нортланд, роман, Дария Беляева
12. Змей Горыныч, Сергей Пациашвили
16. Тёмной воды напев, повесть, А. Кластер
19. Пока смерть не заберет меня, роман, Светлана Крушина
25. Авантаж, роман Ник Нэл
28. Вампир из Трансильвании, роман, Сергей Барк
30. Жизнь и приключения вдовы вампира, роман, Татьяна Буденкова
31. Вилья на час, роман, Ольга Горышина
37. Пока ты меня ненавидишь, роман, Tatiana Bereznitska
38. Teaghlach Phabbay, роман, Алексо Тор
39. 2. Иерофант - Гностик, роман, Ситникова Лидия
41. Естественная убыль, роман, Бьярти Дагур
42. Заповедный уголок, повесть, Бьярти Дагур
43. Экспонат, роман, Риона Рей
44. Морок, повесть, Liorona.
9. Кровь с молоком или приключения королевского гвардейца, роман, Лариса Крутько

1. Feeder, рассказ, Оverdrive
2. Подъезд, рассказ, Евгения Егорова
5. Холодное зеркало, рассказ, Anevka
9. Мишка, Мишка, где твоя улыбка? рассказ, Нина Демина
13. Зависимость, рассказ, Дарья Рубцова
14. Белое дерево, рассказ, Дарья Рубцова
16. Упыри в городе, рассказ, Любовь {Leo} Паршина
18. Солдатская любовь, рассказ, Александра Зырянова
21. Красная луна, рассказ Таргис
22. Высота, повесть, Алекс Варна
25. Рейстайлинг, рассказ Росс Гаер, Arahna Vice
28. Чёрно-красный флот, рассказ, Некрасова Ирина
32. Чашка чая, рассказ, enigma_net
34. Укуси меня, рассказ, Каса
36.Подарок вампира, Катрин Клермонт
40. Проклятая кровь, рассказ, Диана Ранфт
41. Любой ценой, рассказ, Риона Рей
43. Роковая встреча, рассказ, enigma_net
45. Вдвоём против целого мира, рассказ, CamiRojas
47. Проза не-жизни. Становление, рассказ, Адельмина
49 Маска. Источник силы, рассказ, Иван Белогорохов

2. Дыхание тьмы, роман, Анатолий Махавкин
11. Нортланд, роман, Дария Беляева
25. Авантаж, роман Ник Нэл
31. Вилья на час, роман, Ольга Горышина
38. Teaghlach Phabbay, роман, Алексо Тор
39. 2. Иерофант - Гностик, роман, Ситникова Лидия
41. Естественная убыль, роман, Бьярти Дагур
42. Заповедный уголок, повесть, Бьярти Дагур
44. Морок, повесть, Liorona.

14. Белое дерево, рассказ, Дарья Рубцова
22. Высота, повесть, Алекс Варна
28. Чёрно-красный флот, рассказ, Некрасова Ирина
32. Чашка чая, рассказ, enigma_net
41. Любой ценой, рассказ, Риона Рей
43. Роковая встреча, рассказ, enigma_net
45. Вдвоём против целого мира, рассказ, CamiRojas

Первое место : Естественная убыль, роман, Бьярти Дагур
Второе место : 2. Иерофант - Гностик, роман, Ситникова Лидия
Третье место : Дыхание тьмы, роман, Анатолий Махавкин

Первое место : Чашка чая, рассказ, enigma_net
Второе место : Чёрно-красный флот, рассказ, Некрасова Ирина
Третье место : Вдвоём против целого мира, рассказ, CamiRojas

На конкурс «Трансильвания-2018» поступило 93 работы, в том числе 44 произведения крупной формы и 49 рассказов.
Мы предложили конкурсантам три направления: «Я и оно», «Экзистенция» и «Во всей Вселенной». И, надо сказать, конкурсная река интересно разделилась на эти три рукава. (Конечно, следует учитывать, что многие произведения успевают раскрыть и две, и три подтемы, так что классификация произведена по ведущему признаку.)
«Я и оно»
Подтема предполагала отражение переворота в сознании, происходящего в результате контакта с мистическим, изменений в жизни героя, последовавших за встречей со сверхъестественным; описание конфликта, противоборства или сотрудничества с не-людьми или же между разными группировками нежити.
Внезапное обнаружение рядом с собой другой формы жизни/не-жизни происходит в таких произведениях, как «Последняя жертва», «Прогулка под луной», «Вампир из Трансильвании», «Естественная убыль», «Пока ты меня ненавидишь», «Морок», «Первородная кровь», «Сафари», «Последний вампир», «Съешь меня...», «Любой ценой», «Один день с вампиром», «Соня и Константин», «Любой ценой», «Метель», «Солдатская любовь», «Молодость моего мира», «Патроклос», «Feeder», «Подарок вампира». Героев произведений такого плана роднит изначальная неосведомлённость о мире сверхъестественного или равнодушие к нему, а потому обычно отрывки, посвящённые переосмыслению устоявшейся картины мира, получаются одними из наиболее ярких в произведении. Шок, неверие, ужас, сомнения в психическом здоровье (собственном или собеседника), отрицание — писать такие эмоции одно удовольствие, и большинство авторов неплохо с этим справляются:
«Я поспешила согласиться, чтобы не обижать Герра Сочинителя. Согласилась дважды, потому что он решил сделать заказ за меня и только для меня, чтобы не выпадать из образа вампира. ...Только Альберт не был обычным. Он был сумасшедшим. А, может, он просто актер?» «Я кивнула. История болезни прорисовывалась достаточно ярко — пусть было темно, и клумбы потускнели» («Вилья на час»)
«Галлюцинации. Дожила. Кому рассказать? Что делать? Я схожу с ума. У меня началась истерика. Я мерила комнату шагами и заламывала руки» («Подарок вампира»)
«Возможно, это всё-таки признак отравления. Ему подсыпали что-то в пищу. В доме распылили галлюциногенные вещества без цвета и запаха. Это идеально объясняло вчерашнее видение. … Это просто не могло быть правдой. Пусть лучше будет качественно словленным приходом от подсыпанного ради шутки наркотика» («Естественная убыль»)
«Дрожа от страха, размазывая слезы по лицу, я залезла под горячий душ. Все что я хотела – это забыть свое жуткое ночное приключение. … Моя жизнь, после этого ночного случая, безвозвратно изменилась. Меня мучили тяжелые ночные кошмары. Просыпалась ночью в холодном, липком поту дрожа от страха, от того что мне казалось, что кто-то сдавливает мое сердце, поджимала ноги, куталась в одеяло и с ужасом смотрела на щель между половицей и дверью. Мне казалось, что вот-вот сквозь из неё начнет ползти белесый туман, всё ближе и ближе подползая к моей кровати, забираясь на нее и лишая меня воли. Я еще сильнее поджимала ноги, словно уже слышала его тихие шелестящие шаги, чёрную дымку шлейфа от движения. Сердце сжималось, готовое, остановится, я испуганно прислушивалась к каждому редкому биению» («Соня и Константин. Моя печальная история, как я стала вампиром»)
«Про первую встречу с кровожадной нечистью Макс старался не вспоминать. Мало ли чего со страху могло померещиться. Клыки, глаза... это всё могло дорисовать бурное воображение. А психопатов, их везде хватает» «Чтобы хоть как-то расслабиться, Макс включил телевизор. Передача как раз подходила издёрганным нервам. На экране медленно проплывали завораживающие пейзажи, замки, тихий быт окрестных деревень. Очень захотелось туда, лечь под куст и уснуть, не шарахаясь от каждого звука» («Прогулка под луной»)
«Прошлую ночь Руслана провела практически без сна, ворочаясь на своём верхнем ярусе; едва глаза начинали слипаться, из полудрёмы вырывал какой-нибудь скрип, скрежет или возня за стеной, и Лана посильнее натягивала на голову одеяло, замерев и прислушиваясь к каждому шороху. Утром Руслана с большим трудом заставила себя выйти за порог» («Морок»)
«Я ощутил себя маленьким ребёнком, которому старший брат сказал, что солнце рано или поздно погаснет. Мне тогда было пять лет. Ночь была бессонной и солёной от слёз. Мысли о том, что мир накроет мгла, я больше не смогу видеть самых дорогих для меня людей и играть с друзьями, стали для меня откровением. С тех пор я ничего так сильно не боялся. Поняв, что жизнь скоротечна и нужно успевать сделать как можно больше, вокруг меня словно образовался защитный пузырь, который всё это время отгонял страх, но сегодня он вернулся» («Сафари»)
«Они разом, будто по команде, поднялись с мест, медленно двинулись к столику Митрофана и его очаровательных девушек. Танцевавшие на танцполе тоже направились к ним. Ксюше было уже не до смеха, она оцепенела от страха» («Метель»)
Есть, конечно, и исключения: «Узнав правду, я не стала падать в обморок или жаловаться на то, что была втянута теперь в малоприятную историю. Я успокоилась, словно с плеч свалился огромный камень, на котором была наклеена этикетка “скучная повседневная жизнь”. Теперь я знала, что изменилась. Изменилось всё. Это был тот самый долгожданный вызов. Больше не было надобности свешиваться вниз над рекой, чтобы вернуть себе вкус жизни: опасность уже придала этому блюду самый яркий вкус» («Первородная кровь. Ураган Алекс») «Я взрослела и моя одержимость росла вместе со мной. Я искала литературу и упоминания о реальных исторических фактах существования вампиров, которые многие идиоты по невежеству звали легендами и сказками. … Вывод напрашивался только один — всё было правдой и вампиры действительно существовали. И именно я должна была их отыскать. Где же я должна была это сделать, если не в Трансильвании?» («Вампир из Трансильвании»)
Неожиданный контакт героев с чем-то, находящимся за пределами их привычного опыта, подразумевает не только принятие фактов, не вмещающихся в устоявшуюся картину мира, но и выработку правил (в том числе правил безопасности), по которым проходит взаимодействие с вампиром. Обычно инициатором создания такого кодекса выступает вампир, оговаривающий, при соблюдении каких условий общение продолжится или прекратится, устанавливается табу на враждебные действия по отношению к друг другу (укус, помощь охотников и т. д.), обозначаются границы свободы человека (если вампир не слишком благожелателен), цена сохранения жизни или, наоборот, обращения. Вампиру также приходится давать хотя бы минимальную информацию о других существах, представляющих опасность для героя. Заключение пакта может быть обусловлено разными причинами: у человека есть нечто, требующееся вампиру («Первородная кровь», «Морок», «Последний вампир»); родственные связи («Патроклос», «Один день с вампиром»); обстоятельства, вынудившие вампира открыть свою сущность, в сочетании с нежеланием причинять вред человеку («Прогулка под луной»). Интересным исключением является рассказ «Солдатская любовь», в котором принадлежность попутчика к нелюдям выясняется постфактум и упырь мастерски обходит все скользкие моменты, которые могут его выдать.
По большей части представителю рода человеческого удаётся не поддаться панике и найти общий язык с теневыми созданиями — при условии, что эти создания не проявляют такой откровенной агрессивности, как в «Дыхании тьмы» и в рассказах «Сафари», «Нимфа», «Метель», «Дикие». В случае если контакт не доброволен, страх и отчаяние в какой-то момент сменяются решимостью:
«Проклятому демону нужна её злость и ненависть. Так ведь он сказал? А вот хрен он её получит. Она сделала пару глубоких вдохов, чтобы хоть немного умерить внутреннюю бурю, и решительно направилась прочь от подъезда» («Пока ты меня ненавидишь»).
«Руслана открыла рот, чтобы позвать на помощь, но вместо этого почувствовала новый виток обиды и негодования.
— Сожрать меня хочешь?! — взвизгнула она изо всех сил, — да я тебя сама сожру, сука!
Она ещё что-то кричала, даже орала, впервые в жизни не заботясь о том, что подумают о ней окружающие, и сама не заметила, как сделала шаг навстречу твари. Зато прекрасно заметила, как та отшатнулась.
— Не нравится?! НЕ НРАВИТСЯ?! — заорала Руслана, вымещая на паразите всю свою боль и ощущение собственной ненужности, и закричала снова, какие-то отдельные слова, междометия, кажется, даже мат» («Морок»)
«Мне придётся во всем разбираться самой. Вот только бы знать как! Алекс не отступит. Но, видит Бог, я тоже не отступлю. У меня достаточно причин, чтобы не поддаться на угрозы или уговоры вампира» («Первородная кровь. Ураган Алекс»)
Следующий, практически неизбежный этап — ревизия своей позиции по отношению к непознанному, к посмертию, стадия самоопределения: «Как я отношусь к этому открытию? Что я буду делать? Устраивает ли меня быть человеком или я хочу примерить на себя новую роль?» Через него проходят даже те, кто испытывает перед вампирами отвращение. У них этот вопрос может трансформироваться в «Как можно существовать, будучи таким?». Готовность к переходу в стан нежити определяется несколькими факторами, и решающим, пожалуй, является личностная целостность и самодостаточность вкупе с условиями среды. Следующим идёт инстинкт самосохранения: перед лицом старости и смерти легче согласится на обращение, нежели на уход в неизвестность. Так, чувствующая себя ненужной и утратившая понимание жизненных целей Алиса из «Побега» и герой из «Молодости моего мира» воспринимают превращение в вампира как ещё один шанс найти наконец смысл жизни, вырваться из удушающей обыденности. «После того что я узнал — сомнений не было. Меня так бесила эта жизнь, которой я жил. … Я уже не воспринимал свой завод, эти гастрономы с дешёвыми продуктами как норму жизни. И эта грязь! Эти понурые лица мне тоже порядком надоели. Если честно, мне осточертели даже мои кровные родственники: мама, отец и брат Алёшка. Так осточертели! Своей трудолюбивостью, своей ограниченностью в средствах, в развлечениях и мыслях. Тогда я хотел убежать от всего этого, избавится», «Агрессия и напряжённость не отпускали её уже второй год. Она чувствовала себя загнанной в угол». Герцогиня Луиза из «Любой ценой» хладнокровно рассуждает: «Шанс, предоставленный судьбой, был зыбким, неверным но таким манящим! ... На одной чаше весов в лучшем случае несколько лет жизни, пропитанной болью и болезнями. На другой — бессмертие, молодость, неуязвимость. Выбор очевиден». «Лишь сейчас она со всей честностью призналась себе, насколько тяготит старость, как давит близость смерти». Соня из «Соня и Константин…» сбегает от перспективы мучительной болезни. Часть текстов переходит в романтическую плоскость («Подарок вампира», «Укуси меня», «Солдатская любовь», «Революционный держите шаг», «Съешь меня», «Соня и Константин», «Первородная кровь», «Забыть солнце», «Вампир из Трансильвании»). И здесь уже причиной задуматься о вечности служат сильные чувства. Однако и при таком сценарии прослеживается закономерность: бойкая, умненькая, развитая Саша не торопится воззвать к Владу «Обрати меня» и сохраняет здравомыслие. Смекалистый Иван из рассказа «Солдатская любовь», невзирая на славную ночь с нечистью, достаточно рассудителен, чтоб эту нечисть перекрестить и развеять морок, пусть и живёт потом холостяком. В романтические тексты проскользнула и робкая женская мечта — завести домашнего вампира, который будет готовить, приносить продукты, убираться в доме и, что главное, мотивировать похвалой и одобрением. «Как стать аппетитной для вампира» и «Подарок для вампира» повторяют эту модель практически шаг в шаг.
Помимо классического «ой, вампиры существуют!», к группе «Я и оно» относятся произведения, в которых присутствие рядом с человеком нечисти уже продолжительное время воспринимается как неизбежность, мрачная данность: «Ночь, которая никогда не наступит», «Нортланд», «Эффект крови», «Вдвоем против целого мира», «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?», «Белое дерево», «Чёрно-красный флот». Или не мрачная — «Приключения королевского гвардейца».
Ожидалось, что с учётом темы активизируются охотники на вампиров. Таких произведений оказалось не так много (примерно 8 из 44), но призер «Крупной прозы», роман «Дыхание тьмы» является блестящим образчиком именно этого направления. Активны, но не едины в целях и методах вампироборцы из «Teaghlach Phabbay»; они выполняют функции подведомственной полиции, следящей за порядком, хотя есть и радикальные группировки. Моральный релятивизм представителей данной профессии в «Эффекте крови» вынуждает назвать их скорее наемниками, чем охотниками. В «Прогулке под луной» борцы с нечистью выставлены в не слишком лестном виде. И совсем казусом оборачивается история создания охотничьей организации в «Истории Софии». Интересную трактовку предложил роман «Татуировка. Клан Чёрной Крови», где охотники сами не вполне люди, занимают промежуточное положение между людьми и нечистью. Эпизодически охотники появляются в «Первородной крови», партизанят в романе «Ночь, которая никогда не наступит». Вообще, мотив сотрудничества и компромисса как наименьшего зла рано или поздно проскакивает почти во всех произведениях, где действуют работники кола и чеснока; лобовое столкновение часто оказывается далеко не самым эффективным методом. В Малой прозе только один рассказ поместил охотника в центр внимания и сделал выслеживание и уничтожение нечисти основным предметом изображения. Это «Рестайлинг», подробно демонстрирующий охотничью кухню. Более экспрессивны и менее детальны «Марго», «Жажда» и «Вдвоем против целого мира» — где опять же в какой-то момент граница размывается. Ситуация перехода из одного лагеря в другой — почти неизбежная составляющая таких произведений, но если она из гипотетической возможности перерастает в свершившийся факт, автор чаще всего оправдывает переметнувшегося «плохой наследственностью», генетической принадлежностью к стану врага, самопожертвованием, насильственностью обращения — производственные риски никто не отменял! — или коррупцией среди вампироборцев.
Столкновение с другим видом рассматривается не только с точки зрения человека. Протагонистом может выступать и вампир: «Подъезд», «Ищу друга», «Красная луна», «Укуси меня», «Записки из дневника…». Вариаций также достаточно: попытки наладить контакт с людьми или избежать его, подчинить человека себе. В некоторых случаях вампир взаимодействует в основном с другими вампирами. «Teaghlach Phabbay», «Стать легендой», «Глоток лунного света», «Роковая встреча», «Поверьте вампиру на слово», «За науку и её процветание», «Пока смерть не заберёт меня», «Охота», «Тропой жрецов», — в этих текстах решаются, так сказать, внутрипроизводственные проблемы. Как решить дипломатический вопрос о присоединении к клану претендента на инициацию, как увильнуть от обязанностей няньки при несимпатичном новообращенном, как сохранить лицо в ситуации, когда не сохранил ухо, — всё это описывается авторами столь убедительно и живо, что впору усомниться: а не принадлежат ли они сами к бессмертным?:)
Экзистенция
На каждом из наших конкурсов непременно присутствуют романы и рассказы, в которых основным конфликтом является осознание и принятие обращенным своей новой сущности. Столкновение с собственной природой, усталость, накопившаяся за долгие века вампирского существования, некие катаклизмы или изменения в окружающем мире, порождающие желание разобраться с сутью и смыслом собственного бытия, — вот основные вопросы, которые поднимаются в подобных текстах.
Герои произведений, относящихся к данной категории, — «Звери у двери», «Шахматы дьявола», «Самый злобный вид», «Высота», «Пока смерть не заберет меня», «Светлые грани темной души», «Черная луна», «Рождённый жить», «Тёмной воды напев», «Пламенная вишня», «Молодость моего мира», «Заповедный уголок», «Связь», «Холодное зеркало», «Записки из дневника...», — чаще всего обращают взор на процесс осознания себя в статусе вампира, проводят инспекцию собственной души. Станет ли следствием обращения деградация, переход к более сознательному образу жизни, мучительная борьба за сохранение в себе человеческого, предсказать трудно. Так, начинаясь одинаково, «Самый злобный вид» и «Звери у двери» затем расходятся по разным тропкам; если в первом случае нам показывают, как кровожадную натуру удается взять под контроль, направить новообретённые силы если и не совсем во благо окружающим, то хотя бы не во зло, то «Звери» — скрупулёзное, как медицинские отчёты, исследование нравственного распада. «Связь» и «Пока ты меня ненавидишь» предлагают еще более кардинальный исход — герои не просто меняются, но растворяются в небытие, оставляя после себя пустую оболочку, которую тотчас же занимают иные сущности.
Интересна коллизия, предложенная романом «Светлые грани темной души»: граф Воронов, волей случая потерявший жизнь и обретший не-жизнь, упорно борется за то, чтобы находиться рядом с людьми и не причинять им вреда. Ему удается достаточно натренировать силу воли — и тут он попадает в руки людей, которые проводят эксперименты по превращению его обратно в человека.
Отзеркаливает привычную схему «и вот я стал вампиром» и повесть «Заповедный уголок». Герой, вынужденный на фоне необъяснимой амнезии воссоздавать свой портрет как вампира, одновременно заглядывает глубже — в те времена, когда он был человеком, и пытается найти ответ на вопрос, какова же его подлинная идентичность. Не та, о которой некогда мечталось, и не та, с которой он вынужден ныне мириться, а новый образ, который предстоит выстроить.
Путешествующий скальд из «Тёмной воды напевы» отстаивать право воссоединиться с «истинной семьей», отдать себя целиком призванию. Вторая часть трилогии о Джи, роман «2. Иерофант-Гностик», не только проводит героя через сложный лабиринт загадок и предлагает сложить пазл из фрагментов мировой истории, но и демонстрирует процесс обретения героем себя — во всей своей полноте. Герой «Пламенной вишни» действует в более сложных условиях: он не только перевоплощается, но и перемещается из одного мира в другой. Будучи саламандрой, становится человеком, чтобы затем стать вампиром, чтобы затем… и т.д.
Впрочем, в категории «Экзистенция» есть и другая категория романов. Это осознание себя, человека, рядом с вампиром или благодаря вампиру.
Крайне любопытный роман «Вилья на час» продолжает прошлогоднюю традицию использовать вампира как катализатор для преодоления личностного кризиса, стагнации или депрессии. Метод оказался настолько действенным, что подобные произведения появились и на этом конкурсе.
Для персонажей игривого и весьма увлекательного романа «Жизнь и приключения вдовы вампира» зародившаяся в результате нелепого казуса байка о вампирской сущности действительного статского советника Кузьмы Федотыча становится отправной точкой, пусковым механизмом, запустившим череду изменений в жизни. И если сначала приключения овдовевшей Натальи и её отца носят характер детективно-комический, то уже ко второй трети романа героям приходится задумываться о вопросах вполне серьёзных. Что такое вина, где граница между самозащитой и злодейством, вмешивается ли загробный мир в дела земные, как жить дальше, если нечиста совесть, что выбрать — наслаждение или порядочность, влюблённость или благополучие, привычный уют или незнакомые дальние страны? История с вампиром становится для героев билетом в новую жизнь, только на каждом новом повороте задачи усложняются.
Героиня блистательно написанной «Настоящей Венеции» получает возможность моделировать свою судьбу, вырезая из неё неудавшиеся эпизоды, открывая собственное прошлое и переосмысливая собственное настоящее и будущее. Близко к ней стоит и рассказ «Зависимость»; если «Настоящая Венеция» работает с кинорядом, то «Зависимость» — и с кинематографическим материалом, и с традиционным текстом. Рассказ изучает вампирское влияние особого рода: толчок к действию и выходу из творческого застоя персонажу даёт книжный, вымышленный вампир, неожиданно показавший большую волю к жизни, чем его создатель-автор.
«Во всей Вселенной»
Космическая подтема доказала, что способна не только бряцать антуражем, но и виртуозно демонстрировать внутренние изменения — на фоне внешнего человеческо-вампирского взаимодействия. «Авантаж», «Экспонат», «Чёрно-красный флот», «Беглый донжон», «Маска. Источник силы», «Источник энергии». Можно считать удачей, что конкурсанты не пытались имитировать классическую НФ и не ударились в описания звездолетов и межгалактических отношений. Действие, в общем-то, можно без особого ущерба перенести в другие декорации, заменить звездолёт потерпевшим крушение фрегатом, вместо космического катера заявить самолёт или дилижанс. Всё-таки вампирская проза должна оставаться вампирской. Среда становится масштабным полотном, но в центре внимания остается герой во всей сложности его внутреннего мира и феномен диалога «Я» с «Другим», будь этот Другой вампиром, человеком, демоном или киборгом.
С выводом вампира в открытый космос зловещесть этого образа заметно блекнет. На просторах Вселенной находится место для толерантности, которой прежде, вероятно, не давал развернуться пресловутый квартирный вопрос. Даже в мрачном и немножко параноидальном «Чёрно-красном флоте» люди, пережившие геноцид, не кипят жаждой мести, не стремятся извести врагов полностью, изучают — а изучение тоже своеобразный диалог. Примерно та же картина в «Маске» — есть вампиры-захватчики, а есть «хорошие парни», и такая расстановка сил немедленно уравнивает нелюдей с людьми.

Если говорить о жанровых вариациях, то картина не слишком изменилась с прошлого года.
Детективная интрига за время существования конкурса показала себя самой благодатной в плане скрещивания с вампирской темой. Динамичность, остросюжетность, и толика тайны невероятно хорошо оттеняют вампирские качества и служат отличным противоядием от меланхоличности, в которую можно впасть, оставшись на территории привычной готики или любовного романа. Здесь вампиру позволительно быть не только злодеем или рыцарем в белом плаще, он не становится идеализируемым объектом желания или классическим обезличенным пугалом из склепа. Герой-вампир в равной степени уверенно чувствует себя в роли детектива, преступника, свидетеля, а при особом везении — и жертвы. «Последняя жертва», «2. Иерофант—Гностик», «Татуировка», «Нимфа», «Эффект крови», «Естественная убыль», «Teaghlach Phabbay» в той или иной мере заимствуют элементы классического детектива или боевика.
Набирает популярность такой поджанр, как журналистское расследование. Два ярких представителя — романы «Естественная убыль» и «Последняя жертва». В первом сотрудник журнала ведёт поиск ответов на вопросы, порождённые смертью странного старика, во втором работающая в издательстве девушка втянута в сложную детективную интригу и, хотя основное бремя расследование по-немецки законопослушно ложиться на плечи представителя полиции, принимает в нём активное участие. Примыкает к этим романам «Татуировка. Клан Чёрной Крови» — героиня, преследуя собственные цели, устраивается работать в редакцию газеты и, используя служебное положение, начинает распутывать клубок интриг. В романе «Стать легендой» таланты и связи одного из персонажей, журналиста Либерта, используются в вампирских целях — дабы в кратчайшие сроки обнаружить нужного человека. Журналистское образование имеется и у Илэра Френе, воспитанника носферату, стремящегося снова отыскать вампиров: «прикрываясь журналистскими расследованиями в рамках очередного курсового проекта, я мог задавать какие угодно странные вопросы. При этом, правда, старался не переусердствовать. Я спрашивал о людях, которые ведут необычный образ жизни, или же выглядят не совсем так, как им бы следовало выглядеть в соответствии с их возрастом; разузнавал о внезапных смертях, связанных с большой потерей крови или странными, ни на что не похожими ранениями» («Пока смерть не заберёт меня»).
Ну и заодно пару слов о других профессиях. Осторожно заявили о себе медики. Безостановочно ведёт исследования исследователь Бенджамин де Конинг («Пленники кристалла»), грезит о собственной практике Филипп Винклер из «Заповедного уголка», нет-нет да вспоминает о своих медицинских познаниях героиня рассказа «Последний вампир». Духовная карьера у одного вампира не задалась («Высота»), другой же вполне в ней преуспевал — до тех пор, пока не стал вампиром, и крайне любопытно узнать продолжение истории («Полет нетопыря в ночи»). Есть и несколько учёных (как людей так и вампиров) — разной степени зловещести: Генрих Риттерхоф, стремящийся научными достижениями купить пропуск в мир бессмертных; суровый Захар («Светлые грани темной души»); биолог Алим Купер («Экспонат»), Пауль Монтери («История Софи»).
Фэнтези традиционно оказывается наиболее прихотливой почвой, когда речь идёт об ассимиляции вампиров. «Звери у двери», «Рождённый жить», «Самый злобный вид», «Первый побег», «Черная луна», «Пленники кристалла», «Холодное зеркало», «Последний», «Тропой жрецов», «Белое дерево», «Жажда» — во всех этих текстах вампиры пытаются соперничать по оригинальности и выразительности с другими существами или средой, но далеко не везде их природа оказывается достаточным аргументом, чтобы признать в них бесспорных лидеров в борьбе за читательское внимание.
Приключенческие и условно исторические романы нередко сигнализируют о своей жанровой принадлежности уже самим названием: «Кровь с молоком, или Приключения королевского гвардейца», «Жизнь и приключения вдовы вампира». Среди них — «Кровь с молоком, или Неоплаченный долг», «Прогулка под луной», «Змей Горыныч», «Шахматы дьявола», «Светлые грани тёмной души». Их отличает бодрость и оптимизм. Неудивительно, ведь именно с таким настроем и пускаются в приключения и только так преодолевают разные препятствия.
Любовная проза представлена меньшим количеством работ, чем обычно: «Первородная кровь», «Забыть солнце», «Игрушки дьявола», «Соня и Константин», «Съешь меня», «Революционный держите шаг», «Укуси меня», «Трансильвания: Воцарение Ночи», «Глоток лунного света».
Роман-биография, роман-становление — добрая старая классика, всегда удачный выбор. Повесть «Высота» и роман «Пока смерть не заберёт меня» лишний раз подтвердили, что такая форма подходит вампирской прозе так же хорошо, как бархатный футляр рубиновому ожерелью.
Наконец, произведения, которые хочется вынести в отдельную группу. «Широки Поля Елисейские», «Дитя запредельной ночи», «Настоящая Венеция», «Тёмной воды напевы». Притча, постмодерн... Трудно подобрать единое ёмкое название, но они, бесспорно, стали ярким событием на конкурсе.
Отметим и некоторые другие общие тенденции.
Как водится, местом действия становятся преимущественно США и Европа, однако возрос удельный вес работ, в которых присутствуют либо никак не маркированные локации, либо откровенно фэнтезийные земли. «Чашка чая», «Морок», «Побег», «Фидер», «Подъезд», «Съешь меня», «Упыри в городе», «Эффект крови», «Патроклос», «Проза не-жизни» — все эти работы не скрывают, что действие разворачивается в России, пусть иногда и слегка альтернативной, однако избегают жёсткой привязки к географическим реалиям.
Возросла и доля произведений, в которых значимым сюжетообразующим элементом являются путешествия и разъезды. «Высота», «Рестайлинг», «Последний вампир», «Стать легендой», «Глоток лунного света», «Связь», «Змей Горыныч», «Шахматы дьявола», «Тёмной воды напев», «Вилья на час», «Душа для Вампира», «Пока ты меня ненавидишь», «Светлые грани тёмной души», «Естественная убыль», «2. Иерофант-Гностик», «Прогулка под луной», «Последний вампир», «Рестайлинг» — в каждом из этих романов и рассказов герой осознанно и добровольно перемещается по стране и за ее пределы.
При этом в Малой прозе большинство текстов — «домоседы». Это, конечно, объяснимо самой природой рассказной формы, но в то же время в номинации сильно заявляет о себе концепция дома как онтологической ценности и сакрального центра («Белое дерево», «Солдатская любовь», «Красная луна»), «гнездышка» или по крайней мере убежища, места максимального эмоционального комфорта, даже если таковым оно становится несколько вынужденно («Подъезд», «Чашка чая», «Упыри в городе», «Съешь меня», «Подарок вампира»). Есть и несколько работ, где потребность в домашнем очаге представлена от обратного: «Побег», «Проза не-жизни» — в этих текстах героини отчаянно хотят обрести точку эмоциональной опоры, место, где они будут приняты, поняты и любимы, однако семья, домашний очаг не оправдывают этих надежд, усугубляя чувство ненужности, одиночества и растерянности.
Рассказы, таким образом, более консервативны, высоко ценят уют и стабильность, тогда как работы Крупной прозы с любопытством заглядывают за границы привычных территорий и одобрительно относятся к идее перемещения, в том числе и кардинального. Даже если дом любим, за него не держаться как за единственную опору. «Девочка робко оглядывалась по сторонам, но я видел, насколько она была впечатлена. Еще бы. В том, чтобы быть известным писателем есть свои плюсы. И обычно это восьмизначные плюсы, на которые можно позволить многое. К примеру, скупить весь этаж, объединив три квартиры в одну просторную. Не без ремонта, конечно же. Центральная квартира преобразилась, став гостиной. Просторная, выполненная в светлых тонах, она располагала к уюту. …Из гостиной вело четыре двери. Левая в мою спальню, что была соединена с личной ванной и рабочим кабинетом. Запретная зона для всех и вся. Еще никто не входил в эту дверь, кроме меня — ни живые, ни мёртвые. Да, я дикий собственник и мне хочется иметь свой личный уголок». Однако испытывающий столь неприкрытую гордость за свою квартиру герой, легко покидает её, демонстрируя место дома в списке приоритетов: «Я прошёл в свои комнаты, снял со стены клеймор и маску, и вернулся в гостиную. … Я позвонил обеим девушкам, оставил им сообщения и в компании молодых монстров покинул квартиру, которая долго время служила мне домом, но в которую я, скорее всего, больше не вернусь».
«Просидеть бы так до утра, а потом и до вечера и не ехать ни в какую Вену, не садиться ни в какой самолет, не лететь ни в какой Питер» («Вилья на час»)
«— Надеюсь, что тебе понравится. Я влюбилась в эту маленькую страну с первого взгляда.
«Я влюбилась в неё заочно», — подумала я»
«Какой же красивой оказалось Трансильвания! Мне даже взгрустнулось немного. Вот уж не знала, что я меланхолик, но покидать эти места совсем не хотелось. То, что утром я радостно предвкушала дорогу домой и встречу с родителями сейчас выглядело даже удивительным. Предложи мне кто-нибудь задержаться, и я бы тут же согласилась.» («Вампир из Трансильвании»)
«Марго писала ему пару раз, но не торопила с возвращением. Он отправил только те две заметки — до того, как ему сделали массаж. И в какой-то момент признался себе, что счастлив», «Организм ещё жил другими часами. Всё было непривычным. Словно он не вернулся домой, а наоборот — приехал в чужую страну, где приходится втискивать себя в незнакомые обычаи. В понедельник предстояло возвращение в редакцию. По улицам, столь отличным от улиц прибрежных городков и вальяжной Картахены. Его волновало — как там, прибой напротив его дома? всё так же зазывен? И неужели торговки фруктами в своих тюрбанах по-прежнему стоят на углах, беззлобно сплетничая и показывая в улыбке все зубы, хотя он уехал далеко-далеко?» («Естественная убыль»)
Особо показательны в этом плане произведения, использующие традиционный приём попаданчества и перемещения в параллельные миры. «Звери у двери», «Широки Поля Елисейские», «Самый злобный вид», «Беглый донжон», «Настоящая Венеция» «Трансильвания: Воцарение Ночи» — персонажи открыты к переменам, любознательны и не держатся за привычное. Радуется переезду героиня «Последней жертвы», в восторге от скачка в мир людей герой «Пламенной вишни». «— Ну что, идёшь? — Прямо сейчас? — спросил я в ответ. — Да как соберёшься. Особо не неволю. С соратником по постели можешь попрощаться, вещички собрать — хотя, скажи, какого беса они тебе там понадобятся? … — Уже, — ответил я бестрепетным голосом. — Ведите». Сама готовность быть пришельцем и решаться на нечто новое провозглашается добродетелью: «Те, кто ставит во главу угла личное удобство и комфорт, — хуже диких зверей и даже тупых скотов. Они не люди: им не свойственны ни дерзание, ни честь, и сама кровь в их жилах потускнела» («Широки Поля Елисейские»).
Негативную окраску смена места обитания носит только в двух произведениях крупной формы — «Чёрная луна» и «Заповедный уголок», где подобное событие представлено как результат насильственного вмешательства, злого каприза судьбы. «Приключения королевского гвардейца» не чураются путешествий, но симпатичный герой-вампир сердцем всё равно в родном краю, с любимой.
Ну а что о местах действиях не в масштабах стран и континентов?
Немного, но ярко — о школе. В прошлом году было два романа, действие которых разворачивалось в школьном интерьере, причем взгляд давался как со стороны ученика, так и со стороны учителя. В этом году школа окрасилась в инфернальные тона: рассказ «Сафари» буквально демонизирует учителей, предлагая классический кровавый хоррор; в рассказе «Игрушки дьявола» одна из учителей также оказывается нечистью.
Наконец-то произведения почтили своим визитом психиатрическую больницу. Многообещающая, но ранее незаслуженно игнорируемая локация.
«Больница оказалась видна издалека. Высокое серое и оформленное в готическом стиле здание казалось бесконечным из салона такси. На небе сгустились темные зловещие тучи, словно предвещая беду, а здание всем своим видом отталкивало и упрашивало бежать прочь. Да вот только те, кому некуда бежать, не внемлют таким молчаливым советам и знакам, посланным судьбой. А они были. Странным оказалось уже то, что водитель высадил меня посреди шоссе, наотрез отказавшись подъезжать к воротам, сопроводив довольно странными речами свой отказ. … Больница, на первый взгляд, казалось, была лишена всяких признаков жизни и существовала в каком-то полусне. Медперсонал в белом лениво перемещался по ветхим коридорам. Постройка просила всем своим видом обновления, но, видимо, властям города не было до этого никакого дела. Мимо меня медленно проскользил пожилой старик с полубезумным взглядом и неопрятными седыми, разметавшимися по его плечам волосами в темно-зеленой поношенной пижаме, и полуживая медсестра, спешно схватив его за руку, проводила в палату. У самой двери он обернулся в мою сторону и улыбнулся дико и страшно.
Смерть, девочка, здесь везде смерть. Мы обречены. Я обречен. Она обречена. — Старик пальцем указал на свою сопровождающую. — И ты теперь тоже»
«Не помню, как судьба привела меня к зоне рекреации. Я брела будто во сне, все еще не справившись с состоянием шока. Я была сбита с толку и речью водителя такси, и словами безумца. Оба они утверждали, что это место — Цитадель Зла, а я не могла с точностью утверждать, что им нельзя доверять. Больница давила атмосферой, всем своим видом и состоянием. Вдобавок к удручающей картине зарядил дождь, дополнив и без того серую картину небес еще несколькими оттенками серости. Больные сидели за столами в зоне отдыха, собирая паззлы и составляя из кубиков слова. Глубоко ушедшие в себя, психически разломанные, кто из них находился в межмирье, а кто уже и вовсе не принадлежал этому миру.
Пожилая старушка у окна считала листья на дереве, заглядывавшем сквозь полуоткрытые ставни.
— Пятьдесят шесть. Пятьдесят семь. Пятьдесят восемь. — Губы бормотали в полубреду, поминутно сбиваясь и начиная песню счета заново. Снова и снова». («Трансильвания: Воцарение ночи»)
«Я со всем соглашалась. Принцип выздоровления в психиатрии заключается в том, что нужно притворяться адекватным человеком, даже если это и не совсем так. Только тогда тебя оставят в покое и сочтут достойным членом общества. Так, неделя, переросла в месяц. Я послушно выполняла все назначения, посещала курсы. И вот, наконец, меня выписали, выдав на руки лист с рекомендациями и ворох грязной одежды, в которой я поступила» («Подарок вампира»)
«Бьенвильд считался прогрессивным «учреждением для лиц с психоневроогическими заболеваниями», что автоматически означало: много уклончивых слов, очень терпеливый персонал, весёленькая расцветка штор в общих помещениях, выкрашенные в жизнерадостные тона стены, клумбы на зависть ландшафтным дизайнерам и дорогие буклеты с глянцевыми идиллическими фотографиями: «Здесь ваши близкие будут чувствовать себя как дома». За респектабельным фасадом и благородными эвфемизмами он оставался самой натуральной психушкой. Три уровня охраны, системы видеонаблюдения, выдержанный персонал, строгий контроль за приёмом лекарств. И куча психов». («Естественная убыль»)
«В принципе, я предполагала, что убежище моей спасательной группы как-то связано с медицинским учреждением. И я просто обязана была догадаться, что им окажется Эсайлем, другими словами — «приют для душевнобольных», находившийся на северо-востоке Лондона, почти в пригороде, в спокойном местечке недалеко от станции Эппинг. Насколько я поняла из обрывчатых объяснений Михаила, мы добрались сюда по подземным тоннелям. Большего вытянуть из него не удалось. Мне так хотелось узнать про планы Виктора. На помощь лорда Максимилиана я уже не надеялась.
Завтрак принесли в палату, горячий и ароматный — овсяная каша, сдобная булочка и кофе с молоком.
Комната была светлой и просторной. Интересно, все палаты здесь такие или только для меня подобная роскошь? Миленькая занавеска в цветочек отдернута, открывая неприметную балконную дверь, и придерживается крупным бантом. На стенах обои в цветочек гармонируют с занавеской, обивкой кресла и покрывалом с моей кровати. Шкаф, тумба, телевизор. Что еще нужно для полного счастья?
...
Тишина и блаженное спокойствие одолели меня. Если можно бы было остаться здесь надолго, без телефона, без всех этих злоключений. Вернуться к нормальной жизни, насколько это возможно в подобном учреждении, в окружении психов. Но для меня это было бы пределом мечтаний» («Татуировка. Клан Чёрной крови»).
«Извивающуюся, кусающуюся и вопящую девушку сдали на попечение врачей. Только попав в Бетлемский госпиталь, более известный как Бедлам, китаянка поняла: подлинный ад ещё впереди.
— Я выстроила свою иерархию чертей в этом чистилище, — Кван усмехнулась, — и на её вершине восседал отнюдь не главный врач...
Персонал госпиталя был ужасен. Бедламские врачи не стеснялись проверять на пациентах эффективность новых способов лечения. Ледяные обливания, изнуряющий голод и намешанная в еду дрянь, от которой безудержно рвало, были самым безобидным из того, что изобретали щедрые на выдумки медики. Буйных, к которым причислили и Кван, сковывали кандалами, принуждая проводить по многу часов в кошмарных позах, без воды и туалета, со скрученными ногами и прижатой к животу головой.
Но хуже врачей были пациенты. Бесконечные стенания, вопли, смех, монотонные раскачивания, вонь от десятков ходящих под себя тел, попытки укусить, ударить, облить содержимым ночного горшка... Кван едва не лишилась рассудка по-настоящему уже в первые дни пребывания в этой круговерти». («2. Иерофант—Гностик»)
Похоже, конкурсанты наконец распробовали всю прелесть художественной работы с этим заведением, и в ближайшее время нас ждет роман, действие которого целиком сосредоточено в стенах психиатрической больницы.
А вампиры?.. Они остались прежними. Джентльмены предпочитают блондинок, а вампиры — старую добрую кровь. Однако и энергетический вампиризм активно заявил о себе — начиная с победителя в Крупной прозе, заканчивая рассказом из «Новой территории». «Естественная убыль», «Звери у двери», «Нортланд», «Тёмной воды напев», «Feeder», «Мишка, Мишка, где твоя улыбка?», «Источник энергии» — здесь вампиры отдают предпочтение именно такой пище. Наряду с уже знакомыми вампирами, упырями и оборотнями в конкурсных произведениях можно наблюдать многообразие подвидов «авторской нечисти». Она водится в «Teaghlach Phabbay», «Мороке», «Диких», «Дыханье тьмы». В «Душу для вампира» и «Ангел для вампира» залетел феникс в окружении бесплотных душ, в рассказе «Упыри в городе» представлена достаточно оригинальная трактовка появления немёртвых.

Вывод, который напрашивается по итогам «Трансильвании-2018»: даже хотя год не стал показательным в отношении качества работа, а ярких открытий меньше, нежели в году предыдущем, тема оказалась одной из наиболее раскрытых и успешно реализованных из всех, что предлагались в рамках нашего конкурса. Практически всем участникам удалось ухватить главный конфликт, отразить остроту чувств, сопровождающих соприкосновением со сверхъестественным, не останавливаться на фиксации внешнего противостояния, а проанализировать процессы глубинных изменений, запущенных этим контактом. Мы благодарим всех участников, а также судей, чьи отзывы, результат многодневной кропотливой работы, представляем ниже.



1-е место - «Естественная убыль», Бьярти Дагур
2-е место - «2. Иерофант-Гностик», Ситникова Лидия Григорьевна
3-е место - «Дыханье тьмы», Анатолий Махавкин


«Звери у двери», Анатолий Махавкин
Начало затягивающее, и приключения молодых людей в ином мире, куда можно войти через браслет (оригинальный ход!), поначалу выглядят увлекательно. Однако начиная с прибытия в Лисичанск произведение скучнеет: то, что герои утрачивают свои прежние черты и характеры, заставляет снизиться интерес к ним, а то, что автор делает их чересчур неуязвимыми, не способствует читательскому сочувствию.

«Дыхание тьмы», Анатолий Махавкин
Охотники на вампиров, перенесённые в Россию, часто бывают бледной копией западных образцов, которые даже на отечественной почве умудряются не терять иностранного акцента и лексики, заимствованной из дурных переводов. Но только не здесь: российские реалии не просто присутствуют, они вписаны в код этого, в общем, жестокого романа. И финал жесток и безнадёжен: главный герой, уничтожавший кровопийц всю дорогу, оказался инфицирован… Ну да, отсутствие хэппи-энда — это по-нашему.

«Дитя запредельной ночи», Ламьель Вульфрин
Автора можно узнать с первой страницы, даже, пожалуй, с первого абзаца. По мере появления полного набора характерных деталей — телесные наказания, андрогинность и странные способы размножения — первая трепетность узнавания перерастает в железобетонную уверенность. Нужны ли ей оценки, не знаю: автор пишет эпос, где каждая часть важна не сама по себе, а как часть целого.

«Широки поля Елисейские», Ламьель Вульфрин
Малоудобочитаемо. Если вы у Берроуза предпочитаете «Нова экспресс» «Голому завтраку», эта вещь для вас. Но точно не для меня.

«Первородная кровь. Ураган Алекс», Юлия Грушевская
У автора несомненный талант бытописателя, способного пристально вглядываться во взаимоотношения людей, подмечать переливы их настроений, телесные выражения их чувств. Вампирский материал — всего лишь предлог для того, чтобы ткать это тонкое полотно.

«Рождённый жить», Ориби Каммпир
Вещь не слишком умело выполненная, местами просто ученическая, не свободная от нелепостей, — но есть в ней и перекрывающая недостатки оригинальность. Линия взаимоотношений Алена и Лая — искренняя и нестандартная.

«Последняя жертва», Эва Баш
Кажется, главное, что увлекает автора, — подробное описание Германии. Самым ярким моментом для меня стало воспоминание Штефана о падении Берлинской стены. А вот детективный сюжет разочаровал: если сначала я питала надежду на то, что автор изобретёт что-то более изощрённое, нежели сделать убийцами вампиров, к середине она рассеялась. Впрочем, хороший язык и знание материала свидетельствуют о том, что в дальнейшем автор может достичь большего.

«Кровь с молоком, или Приключения королевского гвардейца», Лариса Крутько
Забавное повествование о юном отпрыске вампирского рода, пробивающем себе путь в мире, напоминающем фэнтезийно преображённую Австрию XVIII в., несомненно, заслужило выход за пределы «Новой территории». Подняться высоко в рейтинге ему помешал недостаток редактуры. Вот, например, фрагмент, где перепутанность настоящего и прошедшего времени бьёт по глазам: «Он атакует, и Рюг вынужден защищаться. Признаться, капитан Ван Рейвен не зря обучает фехтованию королевских гвардейцев. Все приемы у него отточены, доведены до совершенства, по мастерству он, пожалуй, не уступил бы Иоганну. Но вот сила и скорость у него были обычными, человеческими, он почувствовал, что начинает проигрывать этому молоденькому нелюдю из какого-то Темнолесья, и к великому облегчению Рюга остановил поединок». Надеюсь, автор усовершенствует технику, не теряя при этом фантазии.

«Нортланд», Дария Беляева
Изображение странных социумов, причём не в виде наброска, чертежа, чем грешат даже классические «Мы» Замятина, а через показ характеров действующих лиц, через тонкости их взаимодействия — дело сложное, кропотливое, но автору это удалось. Нестандартность вампиров (здесь это люди, превращённые из ментально неполноценных во властителей и питающихся чужими страданиями) слегка выламывается за рамки конкурса, но для такого народа, да ещё запертого внутри Земли, подходят именно такие кровососы. Потому что социум здесь — главный упырь.

«Змей Горыныч», Сергей Пациашвили
До сих пор древнерусская тематика представала на нашем конкурсе преимущественно в зарослях развесистой клюквы. «Змей Горыныч» — отрадное исключение из этого печального правила: среда, привязанная к периоду крещения Руси, пусть и не является строго исторической, всё же показана в духе большого исторического романа. Язык не слишком режет глаз осовремениванием, хотя фраз вроде «Новый деревянный храм возвышался на холме недалеко от городского центра» (так и хочется вставить «торгового») надо бы всё же избегать, да и вместо слова «инициация» с его производными стоило придумать что-нибудь аутентичное, славянское. Художник Ратмир, сущностью которого является трёхглавый змей, выписан любовно, подробно… Главная моя претензия — как у чеховского героя, «толсто пишут»: объём великоват для такого содержания, сюжет вязнет в малозначительных эпизодах. Однако для читателя, который увлекается славянской мифологией, это может и не быть недостатком.

«Прогулка под луной», Марина Дымова
Не выдающаяся, но добрая и симпатичная вещица, где и вампир Дикс, и человек Максим обнаруживают свои лучшие черты. Есть, правда, у автора пробелы по фактической части: как это Максим сумел выехать в Германию с минимальными накопленными средствами и в рекордные сроки? Даже если он украинец, а дело происходит после введения безвиза, для пребывания в стране требуется определённая сумма, а автор подчёркивает, что денег у героя негусто…

«Эффект крови», Мария Устинова
Что чарует в этом романе, — то, как автор умеет подмечать и передавать мир, его запахи, его плотность и мягкость, его шумы и трески, подвальную грязь на бинте и ворвавшиеся в машину снежинки, все детали местности — так, что её явственно представляешь. Это придаёт реальность перипетиям взаимоотношений охотников и вампиров, в которые оказалась втянута главная героиня; ей симпатизируешь хотя бы за то, что очень легко оказывается влезть в её чувствительную кожу и посмотреть на мир её глазами.

«Тёмной воды напев», А. Кластер
Главное достоинство здесь — язык: произведение представляет собой образец поэтической прозы. Главный недостаток — удручающая монологичность и монотонность: «Напев» звучит на одной ноте, практически без вариаций. Кому-то это однообразие покажется успокоительным и близким к природе, кого-то утомит.

«Первый побег», Anevka
Концентрация сверхъестественных существ на квадратный метр в этой книге для меня слишком велика. Но при том, что фэнтези — это совершенно не моё, отмечаю, что написано хорошо.

«Шахматы дьявола», Андрей Романов
Занимательный приключенческий роман, где вампирская тема сопряжена с романтикой дальних странствий, поединков и распространёнными фольклорными мотивами (пребывание в гробнице, обернувшееся пятьюдесятью годами на земле). Автор явно сверялся с историческими источниками, что приятно; а вот язык небезупречен, и хочется призвать редактора.

«Пока смерть не заберёт меня», Светлана Крушина
Любовно-вампирский роман, написанный на хорошем уровне. Грамотно расставлены все акценты, тщательно выписаны персонажи, даже редактура практически не требуется… Нет ничего, в чём можно было бы этот роман упрекнуть. Но нет в нём и ничего, что бы меня зацепило.

«Пламенная вишня», Эрнан Лхаран
Сюжет прыгает из стороны в сторону, характеры иллюзорны, поступки действующих лиц определяются авторским произволом, что особенно заметно в сцене встречи героя с матерью, в том, как легко она пережила исчезновение дочери и согласилась стать вампиром… И всё-таки есть что-то ужасно милое в описании огненных существ, соприкасающихся с нашим миром, но отличающихся от него настолько, что о них разбиваются все законы человеческой психологии. Наивность, красочность, танцы, любовь — не роман, а индийское кино.

«Трансильвания. Воцарение Ночи», Лорелея Роксенбер
Типично литературное произведение — детище девичьих фантазий, в котором образы книг и фильмов собраны вокруг ядра любви к графу Дракуле. Автор умудряется мобилизовать в армию своих персонажей буквально всех: и вампиров, и эльфов, и оборотней, и даже чудовище Франкенштейна отряхнул от пыли… Эта сборная солянка превращает лав-стори с элементами мазохизма в постмодернистский стёб, почти в комедию ужасов; художественная ценность романа невелика, но она компенсируется юным задором автора.

«Ночь, которая никогда не наступит», Мария Потоцкая
Люди и вампиры сосуществуют в рамках одного государства, управляемого вампирами, — вроде бы мирно, однако существование далеко от идиллии: ради того, чтобы питать вампиров, люди умирают, но не просто так, а в соответствии с определёнными законами… Одно из самых увлекательных произведений на конкурсе! Вызывает сочувствие главная героиня, Эмилия, хороши фигуры второго плана, например, Дебби. Но язык печально недоработан. «Когда я шла сюда и думала, что могу встретить маньяка, мои мысли имели даже легкий оттенок мазохизма оттого, что я смогу быть той несчастной невинной девушкой, которая так несправедливо пострадала», «Наверное, дело было ещё в том, что она вызывала первородный страх словно перед диким хищником», — всё это напоминает плохой перевод. Автору советую читать написанное вслух: это выявляет огрехи, незаметные глазу.

«Стать легендой», Arahna Vice, Росс Гаер
Да, Арахна сделала это! Свела вместе членов вампирского сообщества, которые появлялись то здесь, то там, то под своими именами, то едва показываясь из-под масок. И среди героев появилась сама, придав роману вид перехлёстывающей в реальность игры, когда хочется сказать: «Они существуют»… Сомневаюсь, однако, важны ли с художественной точки зрения все подробности, вместившиеся в большой объём: в повести «Эрнест», например, Леруа занимал меньше места, но проступал не менее выпукло, чем здесь, где читатель видит его значительно чаще.

«Авантаж», Ник Нэл
Занятный фантастический роман с элементами антиутопии, где вампир вершит справедливость, выступая… против вампира же. Хорошая эксплуатация древней мифологической схемы, где в финале сходятся в смертельном поединке два брата (в нашем случае, два вампира), добрый и злой. Функция языка в этом произведении — передача действия, без лишних красот, и это не так уж плохо: когда красоты появляются (интимная сцена с Линдой), получается сладко до приторности.

«Настоящая Венеция», Татьяна Шуран
Произведение о кино — и в высшей степени кинематографичное. Если вообразить его на большом экране, получится классический итальянский хоррор… так и просится на язык слово «джалло», но джалло несвойствен сверхъестественный элемент. В литературном мире ближайшая родня «Настоящей Венеции» — «Ночное кино» Маришки Пессл. Это стильно, это почти безупречно… Нет, один серьёзный упрёк могу предъявить: где же вампиры? Папочка-режиссёр, при всём разнообразии тёмных пристрастий, на такового не тянет.

«Вампир из Трансильвании», Сергей Барк
Тема «Дракула и дева», наверное, вечная на нашем конкурсе. Повествование безыскусное, как его героиня, и в то же время затягивающее — особенно для тех, кому приятно переместиться в заснеженную Трансильванию, встретиться с тривиальным, не тронутым постмодернизмом, всем нам знакомым Владом Цепешем. Однако человеку, пишущему на эту тему, неплохо было бы ознакомиться с румынскими реалиями, чтобы не допускать ошибок наподобие «Трансфагарасанской магистрали» (Трансфэгэрашской тогда уж) или «развалин крепости Поэнари или, на местный манер, Поэнарь» (это не «на местный манер», а «согласно нормам румынского языка»).

«Вдова вампира», Татьяна Буденкова
Произведение, где всё крутится вокруг вампира, но… фактически без вампира! Как драма (хотя и с элементами водевиля) произведение удалось, а как стилизация — увы, нет: подражание русской классики XIX века сделано на слишком поверхностном уровне. Стоит копнуть глубже, читатель накалывается то на «имидж», то на незнакомство с тем, как склоняется слово «дитя» (сюрприз: оно склоняется!), то на неправильное употребление прилагательного «нелицеприятный» … в общем, множество мелких несуразностей рождают одно большое «Не верю!» Не поверилось мне что-то и в стремление разбогатеть за счёт строительства доходного дома: городок показан провинциальный, далеко не центр культуры и промышленности, который мог бы привлечь приезжих; вряд ли здесь доходный дом сможет конкурировать с частными… Впрочем, если автор в своих разысканиях относительно позапрошлого века счёл этот момент достоверным, не стану спорить.

«Вилья на час», Ольга Горышина
В этой книге очень живой вампир. С его музыкой. С его детскими травмами. С его вспыльчивостью и трепетным вниманием к главной героине… Как по мне, многовато сентиментальности, но вещь вполне достойная.

«Беглый донжон», Ник Нэл
Мне нравится название, и приключения пленников космического корабля, названного таким старинным образом, поданы весьма неплохо. Однако их слишком много, и эта избыточность вредит произведению в целом, делая сюжетные повороты необязательными.

«Татуировка. Клан Чёрной Крови», Лина К. Лапина
Сама идея такого рода татуировки — сильная, запоминающаяся. Что касается остального, — впечатление, что это уже было много раз, причём здесь же, на конкурсе.

«Душа для вампира», Ярошенко Екатерина (AnNy One)
Думаю, из книги получилось бы нечто занимательное, если индивидуализировать персонажей. Пока что они — лишь функции от сюжета. Название вида «Что-то для кого-то» также не слишком удачное: сразу приходят на ум дешёвые детективы из девяностых.

«Ангел для вампира», Ярошенко Екатерина (AnNy One)
Автор придумал сложный сюжет, оснащённый множеством мистических обоснований, но, увы, не уделил такое же внимание персонажам. Они — в том числе и главная героиня, Анна, — остаются умозрительными фигурами; даже сцены секса не делают их более телесными и ощущаемыми. А без них разбираться в хитросплетениях ангелов и духов становится неинтересно: всё-таки даже бестелесный мир не должен быть бесчеловечным

«Пока ты меня ненавидишь», Tatiana Bereznitska
Произведение, напоминающее мозаику или, скорее, витраж: сюжет вроде бы сложен из кусочков других известных сюжетов, но их комбинация своеобразна и свежа, местами пугающа — автор понимает в хорроре! Демон Арумел (анаграмма «Лемура», что, по-видимому, содержит неразгаданную загадку романа) получился всё-таки персонажем скорее декоративным, чем живым, зато удались образы художника и музыканта. Вот с достоверностью местами напряжённо. Так, китаец получился сомнительный: в китайском языке нет звука «р», он должен вместо «р» ставить «л», раз уж говорит с акцентом… А может, то был японец?

«Teaghlach Phabbay», Алексо Тор
Хм, не смогла по памяти воспроизвести название, пришлось копировать… Создавая шотландского брутального вампира Энди и наслаивая вокруг него среду, кишащую фантастическими существами разной степени вредноносности, автор, похоже, пребывал под влиянием стиля Ирвина Уэлша — точнее, переводов Ирвина Уэлша. Сочетание сверхъестественной тематики и манеры «Клея» представляет собой свежую струю на нашем конкурсе (пусть даже Энди сострил бы по поводу струи мочи), но страницы примерно с двадцатой удержание одной и той же тональности утомляет. Впрочем, после середины как-то снова втягиваешься.

«2. Иерофант—Гностик», Ситникова Лидия Григорьевна
Первая часть была увлекательной, и продолжение не разочаровало. Роман радует лихо закрученным сюжетом, непредсказуемыми поворотами и вниманием к персонажам, даже таким, казалось бы, второстепенным, как китаянка Кван. Викторианская Англия показана очень сочно. Что касается обоснований, сопряжение синдрома Гюнтера с темой Адама и Евы немало порадовало.

«Светлые грани тёмной души», Наталья Ветрова
Сюжет подходит для лёгкого чтения, но ожидаемая лёгкость сводится на нет тем, как написан роман. Нет, я не жду точной имитации речи образованного русского дворянина XVIII в., но моему погружению в прошлое мешают анахронизмы: «максимально близко», «среди моих братьев был лидер»… «Много крестьян, крепостных, зверья всякого в этих лесах водится.» — Крепостные, которые водятся в лесах, это шарман, шарман! Постоянные «Вы» с большой буквы режут глаз. Облик героя постоянно дробится: он одновременно достаточно умён, чтобы всех обыграть в карты, но недостаточно умён, чтобы сообразить, что его примут за шулера…

«Естественная убыль», Бьярти Дагур
Ура, наконец-то до конкурса добрался роман, фрагмент из которого заинтриговал меня ещё на фантассамблейных чтениях! Это был эпизод, когда Коди проникает в дом Гарта… «Не прощу Дагура, если он сделает вампиром котика», — сказала я тогда; к счастью, Феликс остался непричастен к энергетической форме жизни, играющей в романе роль вампиров — истинных вампиров. Мне нравится сеть намёков, сплетающаяся вокруг журналиста и постепенно подтягивающая его к теме бессмертия — вечной мечты фольклора, переведённой на язык современного информационного пространства. Медленное развитие действия без затянутости и скуки — то, что характерно для романов Дагура.

«Заповедный уголок», Бьярти Дагур
Необычный сюжетный ход — вампир, забывший всё, кроме человеческого отрезка своей жизни. Из благообразной Австро-Венгрии врач таким образом попадает прямиком в безумную Японию начала XXI века, где он должен вести безумное, с его точки зрения, существование… Эта вещь имеет странный эффект: всё происходящее в ней воспринимается с некоторой дистанции, точно сквозь стекло, как будто вампир вместе с частью памяти утерял непосредственное ощущение реальности. Есть здесь некая анемичность, даже убийство жертвы главного героя не добавляет произведению живой крови. Не знаю, является ли эффект запланированным или случайным, но, во всяком случае, на этом для меня зиждется своеобразие «Заповедного уголка».

«Экспонат», Риона Рей
Обстановка, напоминающая настоящее, перенесённое в космическое будущее, герои, выписанные вполне убедительно… Вот только финальный шаг вампира, решившего пожертвовать собой ради спасения людей, не впечатлил. Может быть, потому, что осталось неясным: что его побудило так поступить? Симпатия к людям, один из которых умер у него на глазах? Притяжение нового для него социального устройства? Сила человеческого доверия к тому, кто раньше считал себя отверженным? Действительно, не всё и не всегда необходимо проговаривать, но здесь отсутствие ясности воспринимается не как намёк на тайну вампирской души, а как усталость автора, который ближе к концу произведения махнул рукой и решил, что читатель всё додумает за него.

«Морок», Liorona
Эта повесть — целый мир, куда охотно проваливаешься, как в канализацию, на дне которой обитает фея… весьма своеобразная фея, которая уставится на пришельца всеми своими глазами... Описания сверхъестественных существ, постепенность того, как эта изнанка мира раскрывается перед прозревающей, в прямом и переносном смысле, главной героиней, девочкой-подростком — всё это сделано весьма качественно. Чего не хватило повести, чтобы занять более высокое место? Мне кажется, заострённости конфликта и внятного финала.

Спасибо всем авторам, это было удивительное погружение.
Мои воспоминания в тезисах, кратко о впечатлениях, чуть-чуть по эмоциям. Если какие-либо отрывки приведены в «Пометках», это значит, я вижу что-то, о чём хочется поговорить с автором. Выписывала только тогда, когда не могла удержаться. Либо ошибка для автора систематическая, либо напротив, одинокая и портящая окружающий текст. Если у пометки стоит смайлик или восклицательный знак, это означает искреннее восхищение.
Читаю в надежде встретить литературное чудо. Если сказала что-то хорошее, значит, так и подумала (подвохов нет), если не очень — то это мое читательское мнение. С техническими замечаниями тоже всё серьёзно.

«Звери у двери», Анатолий Махавкин
Плюсы: здоровый юмор, живые персонажи, затейливый сюжет, весёлая и лихая история про попаданцев. Читать было интересно. Преображение проходит хорошо, естественно. Мораль красиво меняется.
Придирки:
1. А почему медальоны со львами приводят в мир с более холодным антуражем? Прайд как бы в непривычной среде оказывается.
2. Зачем так сильно напирать на чистоплотность? Жертвы больны и неприятны, а персонажи сначала отбивают запах, выключая обоняние, а потом приучают бедняг к регулярному мытью. Привиделась мне в этом некая механическая привычка типа мытья рук «мама сказала, на них живут микробы». Вроде все нормально, так и надо поступать, но с учётом свалившихся на ребят перемен как-то наивно.
3. Из каких годов они попали? Речь не привязывается никак, от неё веет прошедшими двадцать-сорок лет назад годами, а мобилки возвращают в современный мир.
Пометки
«Одеть — надеть»,
Избыток запятых.
«Единственная не расстёгнутая пуговица блузки, кокетливо прикрывала часть бюстгальтера...» вот здесь, к примеру, зачем запятая между «пуговица» и «прикрывала»? Между подлежащим и сказуемым?
«— Дерьмо, твой телефон, — неуверенно заметил Илья...» Здесь запятая между сказуемым («дерьмо«) и подлежащим («телефон«). Ещё и смысл меняет: выходит, что «дерьмо» — это обращение Ильи к собеседнику.
«Точно, чьи-то лысые коричневые черепа, торчащие из серой почвы. Подошвы здорово скользили по этим лысинам, вынуждая всех громко ругаться, в попытке удержать равновесие». А тут с уточнением (лишняя запятая после «точно«) получается, что ребята именно по черепам и шли. И ещё тут нехорошо: либо на череп похож камень, либо на лысину, всё же это разные вещи.
«Сочетание: Юдифь Недолина, доводило её до экстаза». Вид глагола неверный, не «доводило», а «довело» — ведь это сочетание встретилось один раз, «доводили» все надгробия вместе.
«Неожиданно чертёнок, висевший на моей правой руке, сорвался с насеста...». «Висевший» и «насест» не сочетаются. «Насест» — то, на что можно сесть. Сверху то есть. А «висевший» — это снизу.
«Паша, наконец-то, полностью оправился от своей хвори и даже отыскал силы рассказать весьма пошлый анекдот про помещицу-балерину. Один он, из нашей компании, мог рассказать даже совершенно несмешной анекдот так, что можно было задохнуться от хохота». Уже было? «Пашка весь рыжий и конопатый, вечно с ворохом смешных анекдотов, которые в моём изложении почему-то превращаются в унылое говно». О том же (тогда повтор), но смысл разный. Все-таки хорошие или плохие анекдоты были у Паши?
«— Хочу тебя! — прохрипел я и всё заверте…»
«...мы неуязвимы во всех отношениях и тут всё заверте…»
«Ну а после, всё завертелось». И один раз чужой приём использовать не ахти как здорово, но это ещё бы ладно, речь персонажа, его юмор, можно, один раз даже смешно. А вот потом уже глаза режет.

«Дыхание тьмы», Анатолий Махавкин
Оценила высоко.
«...приняли во внимание безупречный послужной список и отпустили».
«И вообще, у всякой безупречной женщины должен присутствовать хоть один недостаток». На произведение два раза слово «безупречный» — и оба рядом, и оба о разном.
Бодро, динамично. Люблю глаголы в настоящем времени, сразу придают достоверности.
Примерно на 80% текста поняла, что напоминает мне произведение. «Кваzи». Противодействующая людям сторона увеличивается за счёт людей, низшие особи почти безмозглы, высшие не то что с мозгами, а с повышенной хитростью и способностями тактически переиграть человеческое руководство. Только здесь вампиры, а не зомби, да и динамика другая.
Хорошо оформлена идея предательства, всё больно, плохо и... оправдано. У обеих девушек и у тайной службы свои инструкции и планы, так что шансов у Леонида не было. Спасибо, что главный герой не трус и умный, его неприятности не вызваны им самим (старая любовь к Насте не в счёт), поэтому очень хочется переживать за него всю книгу, на что-то надеяться после её окончания. Всё-таки стадия граничная, облик еще не потерян, а вдруг... И хорошо, что среди предателей не оказалось его непосредственное руководство, боевые товарищи и их начальство действовали по инструкции, личной ненависти или желания подсидеть не испытывали, к трагедии отнеслись с молчаливым сочувствием. Это окрашивает гибнуший мир в светлые тона и возвращает всем боевым действиям людей хоть какой-то смысл.
Мне понравилось.

«Дитя запредельной ночи», Ламьель Вульфрин
И снова прошу автора меня простить, мне нечего сказать.
Это красиво, образно и осязаемо. Это сложно воспринимать и читать надо небольшими отрывками, чтобы не завязнуть, не упустить. Понять полностью все отсылки и метафоры невозможно (для меня точно). Я могу оценить просто историю: наследник, бастард, приёмыш, подменыш, взросление, борьба за власть или поиски спасения государств... я понимаю конкретные моменты и цели. Когда же всё запредельное и на уровне, отличном от бытового, я теряюсь.

«Широки поля Елисейские», Ламьель Вульфрин
Краткое впечатление словами из самого произведения: «У меня возникло странное впечатление. Будто я сцена, на которой молодой человек играет девушку, что приняла на себя роль юноши со всеми вытекающими».
С котиками изумилялась вся прям при чтении...
Тема решена нестандартно.
Снова спорно и с уже знакомой манерой через кровопролитие, отличное от вампирского укуса.
Взаимоотношения есть, «вампиризм» есть, адово райское наслаждение есть.
Стилистика прекрасна, ритм, темп, ровно и красиво.
Юмор спорный, но если его рассматривать как своеобразную манеру подачи, общей атмосфере не противоречит. Смеяться здесь и не предполагается.
Цитат и аллюзий много. Всего ухватить не смогла.

«Первородная кровь. Ураган Алекс», Юлия Грушевская
Классика жанра со всеми необходимыми атрибутами. Противостояние героиня-вампир традиционное. Глупость Мирры умеренная, не зашкаливает.
Достоверность поведения древних вампиров невысокая: речь, поведение, глубина провокации в поступках не всегда соответствуют годам.
Цикличность происходящего и спасение больного мальчика в финале (отражение ситуации с главной героиней) — хорошо.
Сиротское детство героини оказывает невысокое влияние на основное действие и не так уж сильно влияет на её характер, разве что в людях разбирается плохо.
Тайное общество развито не особо, доверия не вызывает.
Стилистика местами прихрамывает, но в общем оставляет цельное впечатление.
Пометки
Много местоимения «тебя». В письме Маркуса «ты» и «тебя» просто режут глаз. «Прости меня, дитя, за то, что я вовлек тебя в эту ужасную паутину. Но я был обязан посвятить тебя в эту тайну...» Далее тоже попадаются: «Маркус посвятил тебя во многие тайны. За это тебя следовало бы убить».
«...только тут поняла, что выгляжу неуместно для таких заведений: кеды, джинсы и потертая от времени кожаная куртка». Выше: «Модно одетый: в джинсы, рубаху и кожаную куртку, идеально подчеркивающие его стройность...» Пусть случаи и отличаются обстоятельствами (встреча на набережной и поход в пафосное заведение), пусть модность подчёркивается дороговизной стрижки и часов (а куртка у девушки потёртая), подача (джинсы плюс кожаная куртка) однообразна.
«Будьте осторожны, Мирра. Я попробую узнать что-нибудь про этого Алекса. У каждого из них есть своя ахиллесова пята. Вы можете мне дать номер своего телефона? Я позвоню вам, как только появятся новости. Я продиктовала ему свой номер, и молодой человек поднялся». Она уже оставляла им номер. Более того, они ей по этому номеру звонили и назначали встречу, ту самую, на которой член тайного ордена просит номер.

«Рождённый жить», Ориби Каммпирр
Читала, как мексиканский сериал смотрела. Кто же родители, что там за взаимодействие.
Композиционные части не выражены, эпилог тяжеловесный.
По стилю одна сплошная придирка: много-много корявостей и сомнительных мест.
Из запомнившегося: синий единорог.
Особенность: любовь к корню «грыз». Сколько раз он может встретиться за средней величины роман по оборотней? Раз пять (любят они огрызаться). У вампиров чаще «кус» :)
У нас здесь вроде вампиры...
«Был готов уже вгрызться зубами в кору..»
«написал он на огрызке пожелтевшей бумаги...»
«желтые прогрызанные жуками страницы, такой знакомый почерк…» Смешно выглядит.
Пометки
«— Что со мной? — Лай захрипел и со слезами уставился на своего путника, — Где мы?». Здесь и по всему тексту: если предыдущая реплика представляет собой законченное предложение, то в конце ремарки перед тире точка, а не запятая.
«— Это всё из-за людей…И того, что ты — вампир… — сквозь сомкнутые клыки прошептал Ален, — Как будто мы виноваты!» Клыки обычно не смыкаются: иначе рот не закроется. Прикус должен быть либо верхними перед нижними, либо наоборот, либо шире, либо уже (в зависимости от челюстей). И всё это безотносительно созданного мира: вампирам в нём надо жить и питаться удобно.
«— Мне всего 11 лет, — цифра менялась с годами, а смысл и выражение наивных глаз оставалось неизменным при любых обстоятельствах». Числительные — словами, а не цифрами. Не цифра, а число.
«Высокого, статного, худощавого юношу с длинным конским хвостом, закутанного в шкуры прекрасного пошива». Прекрасного пошива может быть одежда, а шкура — материал.
«Оглянулся, а там невдалеке лежал какой-то похожий на лошадь скелет». Предмет может быть похожим на лошадь. Предмет может быть похожим на скелет лошади. Скелет, если он однозначно опознаётся скелетом, может быть похож на скелет лошади. Даже лошадь может быть похожа на скелет. Но никак не скелет на лошадь.
«— Уж точно не по своему желанию, — коротко отрезал он...» Реплику уж никак не назвать короткой, но я не об этом. «Отрезают» обычно коротко (устойчивое «сказал как отрезал»). Зачем ещё «коротко»?

«Последняя жертва», Эва Баш
Очень интересная сцена в самом начале. Удачно.
Дочитала. Остальное не хуже.
Действие разворачивается стремительно, персонажи разнообразные, за детективной частью следить интересно. Погода и природа по образности описаний соперничают с деталями городских пейзажей (обратная угадайка с Римом — мне пришлось возвращаться и искать, где я пропустила догадку о передвижении Эммы в этот город, оказалось, ниточка была спрятана в сноску [8], которую я увидела только после завершения чтения).
Кофе персонажи пьют каждый по-своему, но все вкусно.
Одежда имеет цвета и фактуру, здорово.
Косметика тоже неплохая, но меня немного удивили тюбики помады, каждый живущий своей жизнью .
Парфюм — безликий. То он «дешевый мужской», то он «приятный мужской», то дорогой. Кажется, на самом деле он Эмме без разницы. Тем более что сама она нормально душиться не умеет.
Тема решена слегка нестандартно, но чисто.
Стиль лёгкий, приятный для чтение, с умеренными завитушками.
Кровь и трупы ненатуральные.
Эпилог слишком сладкий, но за завершенность произведения такой большой плюс, что даже не особо и приторно.
Придирка: фразы в стиле «все произошло слишком быстро» немного упрощают и удешевляют текст, лучше бы без них. Развязка и так слишком стремительная, можно нам об этом не напоминать ещё раз.
Пометки
«К царившему в кабинете запаху тут же добавился аромат свежесваренного кофе, а также жареной баранины, солёных огурцов, томатов, капусты и острого соуса, одним словом, всего того из чего состоит завёрнутый в лаваш дёнер-кебаб». Кофе тоже добавляется в дёнер-кебаб? И еще здесь неудачно стоит «одним словом» (потому что не одним).
«Эмма никак не могла понять, почему дурацкие макеты пролежали на его столе два дня...» А почему «дурацкие«? Вроде на саму работу как таковую Эмма не раздражается.
«Сначала Диана хотела оторвать пони, но он был намертво приклеен к резинке. Вот бы подошву к обуви приклеивали с таким же усердием...» Да! Присоединяюсь к мечте!

«Кровь с молоком, или Приключения королевского гвардейца», Лариса Крутько
Не нужны здесь скачки глаголов из прошедшего времени в настоящее. Для динамики ничего не даёт, сказочную атмосферу нарушает.
Большой плюс за название. Удачное, задающее тон повествованию, запоминающееся, отражающее суть.
Ироничное фэнтези это называется, так?
Все происходит легко, комментируется с юмором, страшное кажется смешным и забавным, с главными героями ничего непоправимого не происходит. В этих рамках не предусмотрено глобального конфликта, Кровавая Эмилия и негодяй Людвиг — маски злодеев, которые заведомо обречены на поражение. Все персонажи найдут себе пару, все влюблённые поженятся, несмотря на расовые и классовые различия. Поэтому придираться к достоверности бесполезно, всё воспринимается как должное: и неожиданное согласие родителей на брак, и спасание из темниц, замков и пещер.
Единственное, что мне не нравится, вольное обращение с воинскими обязанностями. В мире, где все хихикают и с боевым задором двигаются вперёд, хотя бы к службе надо относиться серьёзно. А такой эпизод я видела всего один: драка и последующие штрафы: наряды на кухне и заключение. Логичное стечение обстоятельств и классический выход: свёрток, прокинутый сквозь окошко. Здесь всё сразу: и игра в персонажей Дюма, и пионерский лагерь, и сериал «Солдаты». В остальных случаях бардак с отлючками, женитьбой, балом мне показался легкомысленным.
Пометки
«Уничтожив двойную порцию яичницы с беконом...» Всегда интересно в таких случаях, а сколько яиц в двойной порции? Два, четыре или шесть?
«— Лизхен, что ты делаешь, ты же пытаешься утопить русалку!» Смешная сцена :))) искренняя.
«В своей жизни она ни разу не видела превращения человека в волка, но слишком хорошо представляла, при каких обстоятельствах любая женщина может стать чудовищем!» Отлично :)
«Рюдигер с отвращением сплюнул на персидский ковер». Нехарактерно для данного персонажа.
«Резкий стремительный бросок напугал птиц...» бывают какие-то другие броски? Плавные и медлительные?

«Нортланд», Дария Беляева
Идеологически страшный и тяжёлый роман. Решение темы восхитительно нестандартное.
Эмоционально цепляет ещё более, чем сюжетно.
Затронута сложная тема, решить без фальши её сложно, но в данном случае у автора получилось. И герои живые, и мир дышит.
Придирки: почему-то в середине романа появляется Лиза — персонаж яркий, но не ключевой. Не надо ли ей было быть обозначенной с самого начала? Или она не так уж нужна произведению, достаточно народу и без неё.
Погрешностей много в тексте, в вычитке нуждается. Кроме очевидных ошибок, есть и вялые, лишние предложения, есть не совсем удачные. По внутреннему темпоритму текст приятный, чередование простых форм в повествование и трёхэтажных цитирований в репликах выполнено хорошо (нет ощущения канцелярита, длинные высказывания определяются типом персонажей, а глагольные действия главной героини достаточно динамичные), поэтому любое отклонение сразу бросается в глаза, к сожалению.
И личное: не смогла принять истерику главной героини перед отправкой её в Дом Милосердия. По её стилю изложения, по поведению до и после подобное поведение не полагается. Тем более что сказано: остальные переносили ту же сцену легче и с большим достоинством. Я думала, её слёзы и мольбы — часть некоего хитрого плана, но нет.
Пометки
«Он сидел передо мной, рассуждая о том, что шницель подали довольно сочный, и нас не объединяло ничего, кроме набора генов, передать которые было нашей государственной обязанностью». Подали-передать, нас-нашей. Повторы.
«Он сразу же стушевался, ему стало неловко, я увидела это, даже не возвращая очки в функциональную точку пребывания». В какой стране происходит дело? Есть ли там аналог «стушеваться»?
«Самым волнующим фактором оставался пояс для чулок, который натер мне кожу». Персонажи сидят и беседуют. Если не ёрзать, хуже не будет.

«Змей Горыныч», Сергей Пациашвили
Очень интересный антураж. Необычный взгляд с вплетением в историю. Все факты естественны, каждому своё место.
Чего тексту не хватает, так это осторожного обращения со словом. Невычитанность даже не самая главная беда, она, пусть и с трудом и небыстро, но лечится. Хуже со стилистикой. Даже для выбранного в романе сухого и отстранённого изложения требуется аккуратность. Слова и выражения повторяются в одном абзаце, иногда несколько раз, а потом надолго исчезают. Как будто слово не поспевает за мыслью, искать подходящее некогда, поэтому приходится использовать минимальный набор. Затем работа над текстом прерывается на какое-то время или находятся новые словосочетания, очередной отрывок пестрит уже другим глаголом или прилагательным.
Высоко оценю достоверность и новизну, но по всем параметрам, касающимся художественности и оформления, баллы будут снижены.
Пометки
Штампы («Струя со звучным журчанием падала...») и многочисленные «был», «были». Повторы «стал» и «принялись».
В сценах битвы «перепачкались» (о крови) много раз. И вообще, много боязни крови. В мире, где кругом насилие и убийства, персонажи боятся именно вида крови. Окровавленные рубахи, брызнувшая на подол кровь пугают больше, чем сам факт, что умирают люди.
Путаница в -тся и -ться, не— и ни.
Путаница в слитном-раздельном написании «не» (чаще лишнее раздельное)
«Это была 17-тилетняя дочь Никиты от первого брака. Она появилась на свет, когда ещё самому Никите было 17 лет». Числа в художественном произведении лучше писать буквами, если не года и не даты.
«...расхаживала перед ним в своих кожаных штанах с обнажённой шеей и плечами». Осторожнее. Если в штанах что-либо обнажено, это не шея и не плечи.
«Он размахнулся и тыльной стороной ладони нанёс ей сильный удар по лицу». Чтобы с размаху нанести удар тыльной стороной ладони, надо сжать кулак. Иначе фигня, а не удар будет. Но и кулак с размаху — тоже не особо. Неверное словоупотребление и построение предложения придают сцене комичность.
«— Осмотрите его, — распорядился он, — нет ли на нём укусов. Если нет, накормите и вымойте. А потом я поговорю с ним». А где распоряжение, что делать, если укусы есть?
«Упырей в миг снесло как сухие листы ураганом с дерева». Ураганом всё дерево снести может, для сухих листьев достаточно любого ветра.

«Прогулка под луной», Марина Дымова
Что с композицией у этой красоты?
Приключения Макса мы читаем, вроде вокруг него должно все строиться. Ан нет, про Дикса речь. И это у него прогулка под луной с девушкой, но в самом финале, после ровной череды событий, связанных с различными персонажами. А эпилог в иной стилистике...
По частям понравилось все.
В единое не связалось.
Больше всего бегство из «лаборатории» заинтересовало и сама прогулка (между ними почти весь основной текст прошёл спокойно, без эмоциональных зацепок).
Пометки
«Сквозь густую крону деревьев тихо лился бледно-фарфоровый лунный свет, резко очерчивая высокую фигуру вампира. Что-то жутковатое почудилось парню в этом ликующем диковатом взгляде и блуждающей на губах усмешке». Силуэт только виден, да? Что можно разглядеть ещё. Ну пусть глаза светятся, значит, взгляд оценить можно, но ухмылку?
«— Рис значит, — сконфуженно пробормотал Макс». :))))))))
«Между ними на ветке три раза отчётливо проблеяла овца». Тоже отлично :)

«Эффект крови», Мария Устинова
К технической части две претензии: некрасивый текст (стилистические погрешности, повторы, провисание диалогов с лишними репликами при в целом неплохой динамике) и недостаточно чёткое описание мира и ситуации. Поясню второе.
Основная интрига: что же держит вместе Эмиля и Яну. Дополнительные: что происходило в прошлом, чем закончатся нынешние события. Ответы мы получаем — и это хорошо. Но на протяжении всего сюжета читатель остается пассивным наблюдателем без возможности разгадать хоть одну загадку самостоятельно. Статусы вампиров и охотниц — думайте что хотите. Смысл должности мэра и структура города — имя мэра есть и хватит. Карьерный рост охотников (кто сильнее, кто слабее, кто кого чему учил, кто ошибся, кто пробился, кто погиб, ой-ой). Драки без эмоций и всплеск эмоций в моменты, требующие холодного расчета — читатель теряет доверие и интерес.
Пометки
«Эту истину я усвоила, наступив на грабли. Я загнала «БМВ» на замусоренную парковку, где она выглядела дико и не к месту. Совсем как я в свадебном платье». Кто «она»? Парковка, истина? Если «БМВ», то он и выше, и ниже в мужском роде:
«....задыхался, и никакого дела до меня — проблемной охотницы на заднем сиденье красного «БМВ», никому не было».
«Из сумочки появилась ручка и записная книжка, склонившись над столом, она начала быстро рисовать на чистой странице». «Она» — кто? Книжка?
«Дом мэра выглядел шикарно, настоящий особняк. Быть главным вампиром города прибыльное дело, ничего не скажешь. Резиденция располагалась почти в центре — полгектара, обнесенные высоким забором. Добротный кирпичный дом выглядел совсем не страшным». Выглядел, выглядел, слабое описание. И зачем героиня описывает сейчас, как выглядит дом мэра, если раньше она уже была в нём?
«Холод беспощадно вцепился во все открытые участки тела. Я переложила пистолет в другую руку и размяла пальцы. Несмотря на проступившие очертания, я все еще вела рукой по стене». Одной рукой вела по стене, в другой пистолет. Пока перекладывала и разминала, стену ведь отпустила, так? А потом про всё ещё вела. Но одновременно держать в руке пистолет и вести по стене пальцами невозможно. Зачем тогда следующее предложение? Либо надо уныло пояснять, что взяла пистолет обратно в ведущую руку, либо вообще больше ничего на эту тему не говорить. А то выходит, что руку она сменила, пойдет с контролем другой стены — вернейший способ заблудиться в лабиринте (увеличить путь как минимум в два раза).
«— Молодец, — похвалил меня за выстрел Эмиль, как любимую собаку». Можно подумать, что хвалить собаку за выстрел — это что-то само собой разумеющееся. Предложение построено неверно.
«Я три года была разменной пешкой в вампирских играх. Что ж, по-другому и быть не могло. Как я уже говорила: с волками жить, по-волчьи выть. Не зря советуют держаться от них подальше». Всё не так :( «Разменная пешка» обычно применяется в значении чего-то одноразового и незначительного. Нельзя играть роль разменной пешки в течение длительного периода (здесь сказано: трёх лет). Разменную пешку сдают или меняют один раз, чаще всего в начале операции. А если роль разменной пешки отведена ей в каждой из нескольких игр, то в иносказаниях получается: героиня три года несколько раз умирала до смерти. Но это не так, да и не бессмертна она, не возрождалась. Неудачное сравнение. И с волками плохо. «По-волчьи выть» говорят о тех, кто принимает правила жизни в некоем обществе, ведёт себя так, как принято, даже если ему трудно или неприятно. А разменная пешка (да и любая пешка вообще) — не ровня фигурам (волкам), от неё требуются иные действия.

«Тёмной воды напев», А. Кластер
Не могу, к сожалению, ничего сказать. Разбирать по кусочкам и словам бессмысленно, написано хорошо, тягуче, поэтично. Чуждая мне стилистика, я не понимаю персонажей, не могу вычислить основной конфликт.

«Часть I. Первый побег», Anevka
Большую часть приведенного отрывка читала с удовольствием, позабыв, что это, возможно, произведение неполное. Ближе к финалу, когда завертелись новые линии и я потеряла следы старых, я наконец-то поняла, что имею дело с частью. А жаль, в таком виде оценить всю композицию невозможно.
По тому, что увидела.
Полноценный мир с картой, языками и историей.
Интересные персонажи, разнесенные по разным временам и местам. Очень хотелось отследить, в какую картинку в итоге всё сложится.
Соответствие персонажей расам и возрасту (по поведению и репликам).
Вкусные блюда, богатые интерьеры и одежда.
Разнородные стили текста. Тонкий юмор и реплики в сцене посадки винограда на костях и стебное: «Перепончатокрылый перепончатокрылому друг и товарищ». Или вот: «....пустые бочки сбрасывали в пропасть, заглянув в которую Ястреб решил, что проверять свою кличку на практике не собирается. Не то чтобы ему не нравилась сама идея полёта. Основную проблему тут составляло приземление». Если бы после «не собирается» мысль заканчивалась, было бы чудесно. И тонко, и понятно. А с оговорками всё скатывается в пустое «гы-гы». А следом чудесное! Без стёба, живое:
«— Завтракать леди будет мной или со мной?
— А как повезёт, — весело гыгыкнул гоблин, выталкивая...»
Пометки:
«...Леди Тандер замужем?
Позор, конечно, но даже это было доподлинно ляшам не известно. О леди-вампир на континенте почему-то было не принято сплетничать.
— Идите обедать, — невпопад ответил гоблин».
Даже без подробного знакомства с миром, с религией и отношениями. Даже без представления нам Ястреба как неглупого человека с адекватной реакцией, пусть и с минимумом знаний о расах долгоживуших... Вопрос не хамский, а? И неужели нахал всерьёз рассчитывал на ответ?

«Шахматы дьявола», Андрей Романов
Здесь мне встретились самые симпатичные, красивые, компанейские и дружелюбные вампиры на свете.
Плюсы: задор, юмор, яркость, кинематографичность (готовый сценарий с четкой разбивкой), небанальный подход, интересные приключения персонажей. Сами персонажи живые и активные.
Минусы: достаточно вялый для предыдущего повествования финал. Слова подобраны хорошие, но в целом смотрится пшиком. Слишком простые предложение, отсутствие стилистических украшений. Местами просто канцелярщина, местами банальнейшие штампы с кучей лишних слов. Современные слова в сценах, касающиеся прошлого, еще можно объяснить взглядом из настоящего (Григорий рассказывает свою историю Степану в наши дни), но современное мировоззрение самих героев в описываемые годы — это фантастика. Впрочем, подобное баловство добавляет живости, поэтому сильным недостатком не считаю.
Зачем персонажи постоянно порываются поставить лошадей на дыбы?
Почему больше одного раза использован приём «пригвоздить копьём, когда нет иного выхода?»
Почему дважды повторяется ситуация с хищниками (волки и пума), так похожие между собой в описании сражений?
Почему (тут уж моя вкусовщина в этой придирке) Степан, получивший строгое указание сидеть дома, опасаться незнакомцев, общаться только с друзьями, прётся с незнакомой девицей? Объяснений нет, в «чисто повёлся на красоту девушки» я бы поверила, но до этого Степан не производил впечатления глупого юноши. Относительно наивный он — это да, но не глупец никоим образом.
Пометки
В сцене сравнения хрустальных черепов много раз повторяется само слово «череп».
«Ни у кого не было сомнений, что если верховный жрец выжил после падения, то сильное течение не оставит ему никаких шансов выбраться из этой водной стихии». Жуткий канцелярит.
«Он видел эти родинки в первый день знакомства с Лейлой, когда она сидела на коне за спиной его друга в разорванном платье». Получается, что в разорванном платье сидел друг.
Почему Гуго то склоняется, то нет? Вообще-то не должен, но если уж очень хочется «у Гуги», «к Гуге», то надо везде.
«Он словно улитка закрылся в раковине». В раковине, если говорить об общепринятых штампах, закрываются устрицы, моллюски, мидии и тридакны. То есть либо двустворчатые моллюски, либо моллюски в целом. Улитка — брюхоногий моллюск, спрятаться в раковину может, а вот закрыться — уже никак.
«Два его телохранителя лежали на палубе, подергивая ногами в предсмертной агонии». Другой агонии и не бывает, она предсмертная и есть.
Перебор «свой», «свои» и т. д.
«Только я давно вырос из того возраста, когда верят в разные сказки». Зачем здесь слово «разные»?
«Через несколько секунд душка выскочила из замка». Дужка. Она дуга, а не душа.

«Пока смерть не заберет меня», Светлана Крушина
Плюсы: диалог первых объяснений с Мэвис очень хорошо исполнен. И весь образ Мэвис отличный. Незатертый, сильный, цепляющий.
Сам сюжет ровный, эмоциональные всплески намечены, но проходят наблюдательно-уведомительно для читателя. Отношу в данном романе этот факт к достоинствам, так как при переборе с давлением на жалостливые места воспринимать серьёзно было бы труднее.
Характеры героев прописаны тщательно, вызывают доверие. Женские персонажи мне понравились больше, за Авророй, Агни, Хэтери интересно наблюдать, действуют они непредсказуемо, но в заявленных рамках. Мужчины тоже неплохи, но в их описаниях этакие гротескные черты романтичности-неотразимости проскакивают, что доверие слегка теряется.
Тема раскрыта нестандартно, отношения с вампиром (с вампирами) отличаются от прочих.
Минусы: к стилистике есть придирки, нестрашные, но вызывающие спотыкание.
Пометки
«Собравшихся можно было разделить на две группы: на тех, кто знал только о человеческой части природы Лючио, и на тех, кто знал его как не-человека. Последних было меньше, всего десять человек, не считая Кристиана. Или, вернее, десять носферату». Ладно ещё повторы однокоренных «человек», но тут еще смысл меняется («всего десять человек», а речь о носферату). Если у нас фокальный персонаж не-человек, то и оговорка «вернее, десять носферату» уже не играет. Потому что её в принципе быть не может, не оговорится он так.
«Хэтери взяла у Алана стакан и изящно опустилась на стул, поджав под себя одну ногу. Она выглядела по-детски очаровательной, совсем девочкой». Чуть выше её описывали «молодой женщиной».
«Честно говоря, мне становилось не по себе, когда замечал их плотоядные взгляды». Не особо хорошо тут с «плотоядными», персонаж съехал от вампира, вряд ли он иносказательные выражения употребляет, для него плотоядность имеет прямой смысл.
«Длинные тщательно расчесанные волосы шелковыми полотнами свисали по обеим сторонам улыбающегося лица». Не нравится «свисали», придаёт некрасивости. Щ-ш-щ рядом, неблагозвучное шипение.

«Пламенная вишня», Эрнан Лхаран
Первую четверть текста не могла отмахнуться от воспоминаний о «Драконе-горничной госпожи Кабояши». Потом выяснилось, что здесь несколько иное...
Итак, за подачу темы (нестандартность), за заковыристые отношения между персонажами плюс. За занимательное начало (с мозаиками) тоже.
Со стилем хуже, у меня рассогласование возникло между драконьими именами (смахивающими на эльфийские) и слогом девчачьего дневника (ни одной девочки в тексте нет, а речь прямо слышится).

«Трансильвания: Воцарение ночи», Лорелея Роксенбер
Сильные сцены: оформление в психушку на работу; первая трансформация Лоры в летучую мышь. Превращение регины в человечка. Далее всё шло ровнее.
Главный вопрос: почему для столь необычных существ, как Владислав и Лора, оральный секс вдруг является многозначительной редкостью? Инцест почему-то вдруг ах-ах какой страшный для героини.
Придирка: композиционная равнина. Линий несколько, миры разные, перерождения, сплетение старых хвостов (кто что задумывал, где чья месть и замыслы) — а воспринимается уже одинаково. Несколько кульминаций, но ни одна не выпирает. На любой можно бы было закончить рассказ или повесть, но для ключевых точек романа они недостаточны. Нет ощущения, что героине хуже и хуже, каждая новая проблемы или пытка уже привычная часть сериала.
Основной плюс: яркость картинок, нестандартные повороты, хорошая эмоциональность.
Пометки
«Светлые русые волосы, волнами струящиеся ниже лопаток...» — а до лопаток волосы прямые, не волнами?
«Сегодня физкультура стояла третьей парой, поэтому я надела спортивный костюм-тройку — топ белого цвета с вышитой на нем застывшей в прыжке пантерой, черную спортивную кофту из флиса с рукавом в три четверти и черные узкие леггинсы». Она в спортивной одежде в одной и той же весь день будет? В какой стране дело происходит. Обычно так поступать, мягко говоря, не принято
«Я собрала волосы в высокий аккуратный хвостик и направилась на кухню». Чуть ниже: «Мать убрала с моего лица прядь волос, выбившихся из идеально ровного хвоста, но я нервно тряхнула головой, и прядь снова вернулась в исходное положение». Раз прядь так быстро выбилась, хвост был не столь уж аккуратный...
«Вы» в прямой речи с прописной буквы не надо. Вообще не надо в тексте, только в письмах.
С надеть-одеть разобраться.
«Мы взошли по винтовой лестнице, перила которой были украшены каменными розами, на тридцать пятый этаж, в огромный зал...» — сколько времени они поднимались? Тридцать пятый этаж? Сутки сменились бы, нет?
«Спускаясь по лестнице, я каждое мгновение напоминала себе держать голову высоко поднятой, а спину ровной, как острие меча...» — как лезвие, может быть? У острия меча нет ни длины, ни площади, чтобы быть ровной. Это ж точка.
«Его внешность оказалась нисколько не примечательна: сильно выдающиеся скулы, пустые, почти бесцветные, будто бы рыбьи глаза, широкий нос с горбинкой и усы. Телосложением французский барон обладал худощавым, но его фигуру заметно портил выдающихся размеров живот. Плечи низко опущены, взгляд, устремленный в пол и лицо, выеденное оспинами. Видимо, пока еще был человеком, он переболел этой страшной болезнью, оставившей свое уродливое клеймо на и без того не слишком отличавшемся красотой лице...». Ничто не выдавало шпиона, ни автомат, ни парашют, волочившийся за спиной? Разве же описанная внешность «нисколько не примечательна«? Выдающиеся скулы, оспины, живот на худощавой фигуре? Нос с горбинкой и усы? Прямо маска, портрет для свидетелей.
«Взгляд, которым одарил меня дворецкий, когда я выезжала на своей белоснежной кобылице в фиолетовом плаще, покрыв капюшоном голову, из ворот, был далек от хотя бы приблизительно понимающего». Кобылица была наряжена в фиолетовый плащ? Как можно разглядеть взгляд дворецкого, удаляясь от него верхом, покрыв капюшоном голову?
«Я настолько высохла, даже не замечая этого, что живы во мне остались только изумрудные, залитые горем и яростью глаза, которые впрочем, на данный момент, даже не давали стопроцентного вампирского зрения». Сбой фокала. Героиня не может видеть свои изумрудные глаза.
«Никто другой бы не захотел это лицезреть, и, уж тем более, оказаться в эпицентре его ярости. Мне страшно от того, что этот эпицентр может Вас поглотить». Поглощает все же сам центр, а не эпицентр, который всего лишь проекция. И с повтором некрасиво.
«Тяжелая когтистая лапа одарила мою щеку смачной пощечиной, оставляя на белой алебастровой коже три кровавых борозды от когтей». Опять сбой фокала. Кто видит белую кожу и три борозды?
«Он был добрым и отзывчивым парнем, немного полноватым, что абсолютно не портило его, потому что он был невероятно широк в плечах, а телосложением напоминал русского богатыря». У Лоры русские предки? Она уже второй раз упоминает наших богатырей, еще намеки по тексту есть, я их не разгадала. И почему она училась в институте, а не в колледже, не в университете?
«Против воли по щеке вампира стекла скупая слеза». Показалось лишним. В общий текст не укладывается.
«Прощай, Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль—Дракула...» Пусть роман и длинный, неужели не жаль тратить знаки на это длинное имя, повторяющееся не один раз?

«Ночь, которая никогда не наступит», Мария Потоцкая
«Та самая улыбчивая женщина в деловом костюме сказала, что меня ожидает чистая удобная пижама». Пижама — символ уюта и спокойствия. Приём повторяется: героиня уже надевала самую просторную рубашку, узнав, что недобрала голосов.
Интересная подача. «Бегущий человек», «Последний герой» и прочие шоу для организации жизни в обществе, где вампиры — правящий слой.
По стилю сухо и с шероховатостями, но в описаниях есть яркие примеры, динамика присутствует, спотыкаться особенно не пришлось. Чуть-чуть бы вычитки и ритмичности в некоторых сценах.
По эмоциям хорошо, цепляюще.
По описаниям мертвечины — высший балл. Хоть проси организаторов завести отдельную графу для оценки внешнего вида-цвета-запахов вампиров.
Мотыльки в баночке в качестве подарка, как часть себя… — любопытно. Тут такая связь с мошками-личинками, ускоряющими разложение, или метафора с частичкой сердца (тела)?
Линия с охотниками (основная в действии) показалась слабее личной проблемы героини (загадка про отца и маму) и самого шоу (которое на высоте).
В самом начале боялась, что дело так и будет крутиться вокруг системы получения голосов. Фишка интересная, но для романа недостаточно. Оказалось, все гораздо интереснее, и даже шоу — только фон.
Впечатлений больше всего оставили утреннее одевание королевы и гибель Софи.
Не хватило: появления или косвенного проявления хоть кого-то из многочисленных родственников главной героини, заявленных в начале.
Странность:
«Я надеялась, что мама, как и обычно, большую часть своего дня проваляется у телевизора, сходит на голосование, а вечером уже и папа вернется».
«Но мама не так часто выходила из дома, а телевизор она включала всё меньше и меньше, проводя все больше времени за играми».
«Через неделю, когда, наконец, наладили электричество, мама даже не стала включать телевизор, перед которым она проводила большую часть своего времени».
Первая и последняя цитаты перекликаются. До событий романа мама валялась у телевизора постоянно, а после всего, описанного в произведении, изменила привычки и стала более равнодушна к телевизору. Но средняя цитата выпадает: мама и так уже охладела к телевизору в самом начале романа.
Пока выписывала эти отрывки, заметила ещё одну странность. «Телевизоры» в тексте стоят парами. Рядом обязательно «телевизоры» и «экраны телевизоров». Я не принадлежу к обществу товарищей, придирающихся именно к этим сочетаниям (дискуссиям не один год, кто-то за только так, а не иначе, кто-то за живой язык и вольности в нем, мне все равно, но! Всё-таки «экраны телевизоров» здорово сушат текст, придавая ему скучный оттенок. Да и сам «телевизор» тоже, про особенности трансляций все становится понятно достаточно быстро, внимание стоит привлекать на отрывках, вмешательствах (как же классно с врывающейся рекламой, с каплями и творожками), на открытиях (про отдельный вампирский канал), а само слово можно так часто не вставлять.
Пометки
«Она полетела вниз, раскололась на несколько частей, обнажая шероховатую поверхность своего нутра». У чашки «нутро» — это внутренняя поверхность, она не так уж редко бывает обнаженной. Здесь же речь о фарфоре на сколах? Он шероховатый? В любом случае не особо удачно. «Толща» фарфора — не нутро чашки. А если чашка шероховатая, то об этом известно тому, кто из неё пьёт, никакого «обнажения», просто увидела героиня внутренность чашки.
«Всё мое детство замок был закрыт на реконструкцию, вампиры плохо ощущают время и могут не торопиться». Ох, хорошо. Гора плюсиков в графу «достоверность». Первые плюсики там уже лежали с момента описания наряда королевы и пятнышка от «конечно, помады» на клыке (этот приём я не очень люблю, часто его достаточно топорно применяют, на повествование он редко работает, у меня остаётся только ощущение неряшливости, но здесь как раз уместно было).
«Винсент одевал красный платок на Меган, которая недавно так поразила меня своей игрой на скрипке». До этого дважды уже путаница с одеть-надеть была.

«Стать легендой», Arahna Vice, Росс Гаер
Настолько любопытные эротичные сценки, что комментировать их я стесняюсь.
«Художник», скажете тоже :)
Придирка: много раз используются одни и те же слова. Губы-губы-губ-губу. Шёлк-шёлк.
Приложение? Сравнила три легенды о Втором Обращении, они одинаковые. Сбой технический?

«Авантаж», Ник Нэл
Роман про вампира-разведчика, вампира-правителя, вампира-романтика, человечного вампира, вампира-моралиста, вампира-супергероя. Настолько правильного и замечательного во всех отношениях главного героя я уже давно не встречала. У него вообще никаких недостатков нет, только воля, только вера, только идея, только благие намерения. И при этом он вовсе не неуязвим, терпит боль и страдания не только во время действия, но и годами до... и предположу, что и после — будут у него и самопожертвования, и грудью на амбразуру, и спасение с риском раскрыться...
Ещё он красавец! Чем больше он называет своё лицо мордой, тем больше мне нравятся черты его лица. А хвост! То герой эротично завязывает волосы ещё влажными, то их длина выдает его, ах!
За героя, за идеи, за финал — большие жирные плюсы.
Придирки: не все линии одинаково интересно читаются. Куски на корабле меня усыпили. Зоя с Михаилом так и остались непонятыми. С 50 по 73 страницы (в читалке длина произведения 199) еле продралась. Потом завлекло и затянуло.
И стиль. То слишком простой и короткий, то наоборот, с воткнутыми посреди нормальных предложений штампами, повторами и лишними пояснениями. Это не ошибки в большинстве случаев, это не идеал.
Пометки
«Тора, наша прекрасная воительница, адмирал объединённого флота, немедленно стала на мою сторону. Миниатюрная блондинка лет сорока, она несёт в себе несокрушимый характер и недюжинную отвагу». Нехорошо здесь «около сорока», пусть даже герой и не знает возраст адмирала точнее. Такое описание подходит для передачи образа кого-то малознакомого фокальному персонажу.
«Мы обменялись взглядами и сведениями почти моментально. Человек за это время успел бы вдохнуть-выдохнуть, не больше, но вампиры, живя в угнетении, разработали подробную и действенную систему знаков, так что затруднений не возникло. Я, конечно, знал код, принял сообщение, ответил на него, и девушка сразу почувствовала себя увереннее». В первом предложении уже всё сказано, далее идёт повтор мысли. Можно обойтись им одним (с пояснением о системе знаков), можно без него. И зачем «я, конечно, знал код», если уже сказано, что они обменялись сообщениями? Если уже сказано, что систему разработали вампиры, а читателю известно, что герой — вампир?
«Она вызывающе выпятила подбородок, отчего кожа на горле натянулась, спровоцировав голодный спазм в животе...» Из этого отрывка подучается, что натяжение кожи на горле девушки у неё же самой голодный спазм в животе и провоцирует. И там в этом же предложении дальше в глаголе опечатка.

«Настоящая Венеция», Татьяна Шуран
«— Почему-то каждый раз, как я смотрю на часы, вижу два одинаковых числа. 12:12, 17:17… Я не специально, честное слово. Не знаю, что это значит». Потому что они Иные» :)
Роман с антуражем кинофестивалей и венецианских львов, весь в дымке монтажа и творческих замыслов.
Кадры (отрывки глав) красивые. Картинка в декорациях, плавные движения героев, различные ракурсы.
Как произведение на стыке разного рода искусств — кино и литературы — чудесно. Описательная часть плавная, неторопливая, чувственная. Видеоряд красочный, с выписанными текстурами материалов, тёплый и мягкий.
Композиция размыта, элементы выделяются с трудом.
Сюжет играет второстепенную роль, заявленная интрига раскрывается частично, что для фестивального кино нормально.
Тема решена интересно. Пара главных героев — хм-м... своеобразная. Читать про отношения тяжело, но временами удаётся полюбоваться.

«Вампир из Трансильвании», Сергей Барк
Это начало многотомника, поэтому композицию рассматривать буду не особенно придирчиво. Основные части есть — и хорошо.
Условия темы соблюдены, отношения человек-вампир рассмотрены подробно и поданы интересно.
Плюсы: яркость картинок, наличие сюжета и действия, единство времени (каникулы с маленьким захватом следующего семестра) и действия. Живой образ главной героини: неглупой девочки, развитой соответственно возрасту, имеющей цели, желания и характер (накопленные деньги, заблаговременно полученные права, заранее составленный план действий). Хорошо прописанные детали: погода (снег), природа (горы и дороги), быт (семья, Влад, многочисленные кафешки), достопримечательности (некоторые отрезки я читала, будто путеводитель).
Минусы: местами зашкаливающая вопреки поданному образу глупость героини. Необдуманные поступки, пренебрежение мерами предосторожности, наивное сование носа во все расставленные ловушки.
Стилистика прихрамывает. Слова составлены ровно, украшательства подобраны старательно, текст читается легко, но в чистках и в переписывании нуждается. Повторы однокоренных, многократные повторы одних и тех же слов (отрывок, где Саша объясняет, почему ей пришлось привыкнуть к кофе, сколько раз упомянуто само слово «кофе»?), злоупотребление заезженными словосочетаниями — не всегда, не везде, но впечатление портят.
Пометки
«С таким же успехом я могла бы записать в упыри не только собственного дядю...» она его уже записывала :)
Диалог с объяснялками (по привычной Александре игре в вопросы-ответы) ужасен. В подобных местах художественная ценность текста стремится к нулю. Подача всех особенностей вампирской жизни в данном мире в форме интервью — самый слабый приём из всех возможных.
«кисло улыбнулась», «невесело хмыкнув» — героиня описывает себя глазами стороннего наблюдателя.

«Жизнь и приключения вдовы вампира», Татьяна Буденкова
Рассказ я знаю с 2015 года, «Красный бархатный халат», чудесный. Посмотрим, что из него выросло... К названию придерусь. Произведение все же больше про отца вдовы вампира, чем про неё саму.
«На следующий день суеты было столько, что Аким Евсеич, хоть и не мог забыть ни на минуту о том, чей же это ребёнок, всё-таки и принять решение, отдавать ли младенца в приют, тоже почему-то не мог». Он же не знал толком, чей это ребёнок, как мог забыть или нет? Может, не получалось забыть думать (гадать) о том, чей это ребёнок?
Финал: ура-ура, кажется, можно надеяться на продолжение. Мне очень нравится этот мир и его не очень порядочные, но совестливые герои.
Придирок: нету. Нравится все-все. Юмор, слог, ситуации, персонажи. Даже повторы объяснений: про халат, про детей, про помывку и ночлежку вампира — все оправданы. То ракурс другой, то персонажи новые обсуждают случившееся. И с каждым разом новый факт вскрывается, хотя до этого история простой и понятной кажется.

«Вилья на час», Ольга Горышина
Понравились лёгкость и свежесть подачи.
Понравился антураж, в который без фальши вписалась история.
Приятная героиня, офигительно приятный вампир.
Придирка: для того, чтобы мама Вики велела ей не принимать назад Димку, не обязательно выбирать такое большое пушечное ядро. Реальная боль, которая от потери мамы, и в самом деле оправдывает все действия по отращиванию крыльев. Понятны мотивы обоих героев, понятны сцены, идущие по нарастающей, остро ощущается граница между мирами, вовремя и красиво проходит полёт. И вот, кульминация, встреча с мамой, прощение и прощание, зачем про негожего жениха? Им сказать больше друг другу нечего? Во мне-читателе просто подрались два мнения. Одно говорит, что мама беспокоится о дочери и оттуда, поэтому спешит сказать ей главное, а главное для мамы — счастье дочери, которого та не достигнет с Димкой. А второе — ну и что, разве ради этого козла весь сыр-бор разводили? Альберт рискует, Вика умирает на час, крылья ещё предстоит мучительно обламывать, вот он, мама, с которой можно обняться, да фиг с ними, с Димкой и Леной...
Выдёргивание перьев — хорошо. Уж как только этот процесс разные авторы ни представляют, здесь — один из самых естественных. Со стороны на застегивание бюстгальтера похоже, но ведь удобно. И знаково: больше никогда мужчина не будет обламывать героине крылья.
Чего не хватило: особенностей в описаниях еды, номеров и кроватей. Мало личных ощущений, штрудели, колбаски и прочая тушёная капуста поданы стандартно.
Что порадовало отдельно: Бах и Моцарт. Вымысел от правды я не могу отличить так же, как и Виктория, но зачиталась :)
Пометки
«Я все старалась сменить нынешний цвет лица на цвет телесных колготок, но щеки продолжали пылать». Спорной удачности метафора. Как ни встречу её — не нравится. Даже без учёта неполиткорректного анекдота-вопроса «какого цвета колготки у темнокожей актрисы» (ответ: телесного). И цвет лица нехорошо цветом колготок описывать, есть в этом что-то нецеломудренное и негигиеничное, и оттенков у телесных колготок много. Зачем лицу цвета дайна или антилоуп?
«— Так ты действительно родился в тысяча шестьсот восемьдесят пятом году?— Теперь ты будешь знать хотя бы год рождения Баха». Хорошо.
«Да, мне хотелось поехать в свадебное путешествие, а потом я просила тетю Зину составить мне компанию, но та сделала большие глаза — мы не можем с тобой спать в одной кровати!» В эту проблему не верю. Не придираюсь к тексту и понимаю персонажей (то есть понимаю, почему тётя так сказала), но не верю, что не поехала она именно по этой причине. И номер можно перебронировать с одной большой кроватки на две маленькие, и дополнительную кровать попросить, и одной из героинь диваном воспользоваться.
«Реку я перешла, как Рубикон». Странно звучит. Как будто Рубикон — не река.

«Беглый донжон», Ник Нэл
Два фокальных персонажа, якобы Аурелиус и якобы Октавтан, разные взгляды на одни и те же события, интересно, хорошо.
Совершенно одинаковый стиль изложения и словарный запас обоих, плохо. И ещё в минус временные сбои фокала. То Октавиан сам про себя скажет «тупо ответил я» (подобным образом описать его реплику может только другой зритель или слушатель), то Аурелиус скажет: «Я разглядывал судно с недоумевающим видом, который подсмотрел у Граша», а это тоже не совсем верно, персонаж может напускать на себя любой вид, который считает нужным или хочет, а вот получилось ли, судить уже не ему, а со стороны. Если бы эти слова были в одиночной реплике, ещё нормально, сказать можно, что угодно, но в повествовательной части смотрится неудачно).
Юмор и легкость отдельных реплик, хорошо.
«Куколки»-роботы, пульт — неожиданно.
Встреча и объяснения с Грашем, хорошо.
Сцена с торговлей Инки и вампира после секса — роскошно. Печально, тревожно, живо.
Коварные планы, предательство, жертва Верховенц (она имеет какое-то отношение к булычевскому профессору Верховскому?), озарение героев, осознавших свои чувства... Читать интересно.
Обманка с садом и феей-голограммой выглядят попроще. Эмоции после избавления от рабских цепей зачёркивают унылую констатацию этого простенького миража. Всё-таки основным конфликтом произведения является противостояние Октавиана самому себе, своему страху боли и своей заторможенности.

«Татуировка Клан Чёрной Крови», Лина К. Лапина
Здесь героиня плюется. Это ещё хуже, чем пощёчины. Две трети романа ревёт и истерит, а затем ещё и плюётся. Не верю в персонажа, не верю в ситуации.
Фантдоп с самой татуировкой понравился.
«...я обнаружила новые вещи, взамен моей старой одежды.
— Что это?
— Твоя новая одежда. Старая совсем никуда не годилась...»
Диалог проваливается, повторы занимают место, едят время читателя и являются ошибкой.
Не надо в диалогах «вы» с прописной буквы.
«Он приник горячей ладонью к моей шее, затем медленно передвинул ее ниже, на лопатку». Шею передвинул на лопатку?
«конечности изменились до жути», «из-за острых зубов жуткой пасти». Подряд две «жути» и ещё несколько «ужасов» рядом. От употребления этих слов в больших количествах страшнее не становится.

«Душа для вампира», Ярошенко Екатерина (AnNy One)
Интересный расклад и противостояние: кто раньше получит своего феникса.
Любовные сцены достаточно целомудренные (не плюс, не минус, просто особенность), кровавые умеренные.
Придирки: чем дальше, тем больше перевешивает история Анны, отодвигая судьбу Элис на задний план. И ещё напрягли жалобы Анны на тошноту: от вида, от запаха, от нервов. Она же вроде медиком собиралась стать.
Пометки
«...переломным является период в сотню лет». Нехорошо. Переломным бывает момент, а не период (временной интервал). Если наблюдаемый участок большой, то да, его отрезок какой-либо длины может быть переломным (вампир, к примеру, живёт тысячи две лет, период в сотню лет переломный), но никак не первый, когда ещё в целом ничего не понятно. Скорее, переходный процесс завершается к этому моменту.

«Ангел для вампира», Ярошенко Екатерина (AnNy One)
Красивый взгляд на взаимоотношения и противостояния.
Любовная линия гораздо сильнее сюжетной, которой почти и нет.
Есть несколько сцен, эмоционально сильнее остальных (особенно расправа над насильником-педофилом и роды Анны). Единственная к ним придирка: меня как читателя совсем не впечатляют пощёчины героинь во время бурных выяснений, всегда думаю, а почему они не получают по морде в ответ, хотя бы ради остановки истерики. И сдержанность собеседника героини в этом случае тоже не трогает, видится в ней бессилие персонажа (довёл-то он). Но это у меня личное, многим подобный приём нравится, особенно если вставлен уместно. Здесь же, пусть и по делу, но дважды, возможно, поэтому резануло глаз.
Чего не хватило: более чёткой связи ангел-демон. В основном конфликт мужчины-женщины.
Пометки
«вязаный серый джемпер и клишированные джинсы», «напоминавшей широкий клешированный пояс...» Клешированные — не то слово. Клешеные или клеш. А «клишированные» — это и вовсе, полученные при помощи клише или растиражированные.
«темные глаза, алые губы, неустанно жующие жвачку». Жуют не губами жвачку. Зубами на самом деле, в крайнем случае, челюстями, но «зубами» слишком очевидно, «челюсти» тоже неудачно вставляются в текст, вечно спотыкаемся при чтении, потому как шевелится только нижняя, а персонажи постоянно работают обеими, лучше просто «жуют».

«Пока ты меня ненавидишь», Tatiana Bereznitska
Сама история красивая, противостояние рассмотрено интересно, тема решена.
Придирки в основном к качеству исполнения: сильная нехватка запятых и наличие безликих штампованных предложений.
Сильно прописаны эмоции. Видения, сны и прочие элементы на грани яви и наваждения, посланного демоном, полны красок и образов (карусель очаровала просто).
Скачок при переходе от бытового описания жизни Лизы к основным элементам произведения даётся тяжело. За приключениями девушки во Владивостоке следить интересно, несмотря на погоду, тоску и скуку, как только всплывает демон, хочется от него отмахнуться, чтобы не мешал читать и отвязался от неё. Это не недостаток, это особенность, присущая многим конкурсным романам. Как от нее избавляться и надо ли это делать, не знаю. Я люблю органичное сплетение и ровный переход. Здесь сюжет не сильно динамичный, можно и сгладить, но необязательно.
Пометки
«Потерпев неудачу, раздраженно топнул по мутной жиже, взметнув во все стороны целый фонтан грязных брызг, испачкался сам...» Повторов однокоренных нет и вроде бы все хорошо, но... выше уже сказано: есть скучающий мальчик в резиновых сапожках и лужа. Местность обозначена, качество воды в луже можно представить. От уточнений «мутная жижа», «грязные брызги», «испачкался» лучше не становится. Это штампы, заполняющие объем.
«Обшарпанные, выцветшие кони в бесконечном шаге двигались по кругу». Кони были белые и черные. Белый может выцвести?

«Teaghlach Phabbay», Алексо Тор
Симпатичный активный герой, пусть временами и теряющий бдительность, — главный плюс романа. Придирка: ерничание иногда зашкаливает, читатель выпадает из событий романа. Хватило бы вполне вкраплений на старом языке и сочных выражений из настоящего. Не нужны эти бесконечные оговорки и задирания.
Девочка Анжела тоже интересная. Развитие взаимоотношений героев здорово приостанавливают «говорилки с объяснялками». Постоянные вопросы с развёрнутыми ответами, мы узнаем картину описанного мира, а бедные герои сидят и бормочут про томатный сок, солнце, чеснок и «дешёвые вампирские фильмы» по телевизору в ожидании, когда же им разрешат пошевелиться.
Оборотень прекрасен. Обратность оборотня тоже необычная, за новизну и сюжет оценки будут высокие.
Пометки
«А я разве не говорил, что в моих берцах металлические стаканы в носках?» Я при чтении представила стаканы, на которые натянуты носочки. Формально ошибки нет, но вот так воспринимается...
«С раздробленной головой эта дрянь продолжала атаковать».
Чуть ниже
«— У тебя есть еще эта дрянь?! — Охотник опешил, понимая, что я обращаюсь к нему». Первая «дрянь» относится к нежити, вторая к оружию. Нехороший повтор.
«Ни единый мускул не дрогнул на его лице». Жесть. Серьёзно, жесть. Даже штамп может быть уместен, но здесь, в речь дошотландского жителя...
«На периферии зрения мелькнули ноги в джинсах на размер больше и ножки барного стула». Ему глаза выжигают освященным серебром, а он про джинсы «на размер больше».
«А дальше всё происходило со скоростью запущенного в небо ежа».
Это какая-то особенная скорость, отличающаяся от скорости другого предмета, шарообразного и с таким же весом?

«2. Иерофант—Гностик», Ситникова Лидия Григорьевна
Заголовки, эпиграфы, разбиение — всё заслуживает полноценного оформления на хорошей бумаге и в крепкой обложке. Электронные буковки крадут часть удовольствия, поэтому этому роману в компании с понравившимися собратьями желаю правильной дальнейшей судьбы особенно. И ещё обидно, что читать пришлось в спешке, я бы потянула его на несколько дней, принимая небольшими порциями.
Чудесное мягкое изложение, объёмный и пушистый словарный запас, интересные и вычурные (здесь можно и нужно) описания. Кровь кровавая, вонь вонючая, муки персонажей мученические, боль больная, вода мокрая — достоверно всё.
Придирка только одна: произведение идёт на стыке направлений, вампирской саги, приключенческого романа и НФ. Попарно-то они дружат, а вот насколько тепло принимается смесь первого с третьим... Слияние органично, условия определены изначально и ответы в финале, пусть и не совсем предсказуемы, но логичны и убедительны. Это не придуманная наспех концовка, а исполнение заранее выстроенного плана, сущность поданного нам мира. Решение нестандартное, но коммерчески неудобное.
Из запомнившихся сцен: добивание инквизитора, «фокус» Перегрина, бегство китаянки из Бедлама.
Качественно исполненные, но не затронувшие эмоционально: спасение детей, добыча питания для них и прочее кошачье-щенячье мяуканье. Всё вроде бы хорошо, но выглядит чужеродно, не тронуло.
Пометки
«...запах мокрой мостовой, потных конских сбруй и дыма». Может ли сбруя быть потной? В поту — да, но чтобы именно так...
«...такой же бурый медальон аккуратно улёгся на почти плоской груди...» обычно такие украшения «ложатся» на большую, гигантскую грудь или на бюст с опорой. На плоской чаще «висят».

«Светлые грани тёмной души», Наталья Ветрова
Сначала признаюсь, что прочитала легко и с интересом, честно переживая за героя, потом буду ворчать.
В этом произведении всё стандартно, всё из штампов. Кроме самоучки-мучителя, пытающегося сделать из вампира человека, нет ни одного непредсказуемого момента, ни одного объёмного персонажа. В самого Михаила мне ещё удалось поверить, но почему все остальные настолько шаблонные? Это у него вкус такой, влюбляться в безликих девушек? Анна, Ольга, Ивнэ — все одинаково притягивают неприятности, все в реальной жизни давно бы погибли задолго до описанных событий, у всех пустые реплики, нет никаких особенностей характера или хотя бы фигуры. Что у них в голове творится, узнать можно только по действиям: бросила, разревелась, пошла с ножом. Герой может тупить и не замечать очевидного, но читателю необходимо давать подсказки.
Что за тягомотина с бандой Ивана? После описаний усталой внешности, недоверия и слов о шантаже я была уверена, что персонаж прошёл через некие вполне определённые страдания, но нет! Беспощадный рабовладелец и жестокий бандит, заставляющий работать на рудниках даже старичков, её еще и пальцем не тронул. Да давно бы уже воспользовался или прибил при сопротивлении.
Наследные дела с имением — деловые люди так разговор не ведут. Деньги и права — дело серьёзное.
По стилю — погрешностей много. Сцены описаны одними и теми же словами. Сколько раз главный герой открывает глаза? (Только «открыв глаза» около десятка, а есть ещё «открыл» и «открывая»).
Название хорошее, соответствует содержанию. Борьба светлой и тёмной сторон в душе, нравственный выбор, метания, поиск себя — условие движения героя вперед выполнено полностью, за это плюс. Цели ставят. Не дураки (глупостей откровенных не творят), за это тоже спасибо.
Пометки
Обилие лишних запятых приводит в ужас.
«Наступило холодное серое утро, когда в моей голове немного утихла боль, и мир вокруг приобрел очертания реальности. С трудом рассматривая хмурое осеннее небо, бледным пятном качавшееся в окне, я попытался вспомнить, сколько дней неподвижно лежу здесь, закованный цепями». Первое предложение. Гора штампов. Холодное серое хмурое осеннее бледным.
«маленький невысокий человек» Ещё бы добавить «человечек», будет не повтор, а троирование.
«Наверное, Иван Рогов был удивлен, как быстро я смог запомнить, куда следует идти, чтобы выйти на улицу». Вроде планировка имения была обычное, выше упомянуты широкие коридоры. Наверняка анфилада с залами отдельными. Трудно заблудиться.
«— Ты не понимаешь!!! — со всей силы закричал я, подходя к ней почти вплотную — Посмотри — ты видишь, скольких людей я убил?! Я — создание ада, ты не можешь идти за мной, потому что это путь смерти!!! Ты не можешь любить меня — я приношу только боль! Уходи!!! Я не хочу тебя видеть!!!» Обилие восклицательных знаков не добавляет выразительности. И ещё по диалогам: не надо в них «Вы» и «Вас» с больших буковок писать, это не письма.
«Алексей стоял, замерев на месте и открыв от удивления рот. Он быстро моргал, словно услышал нечто невероятное и непонятное». И это многолетний вампир. Моргает, открывает рот, хорошо хоть челюсть не роняет.
«Кайнын взревел от ярости, сбрасывая меня в снег, как надоедливого клеща». Клещ — не та штука, которую легко сбрасывают. Неудачное сравнение.

«Естественная убыль», Бьярти Дагур
Не люблю слова «психологизм», но тут он самый и есть, глубоко, чётко, выверено, просчитано.
Настоящий роман с интересным построением глав «внахлёст». Из начала следующей становится понятным, что происходит в предыдущей. При этом вскрытие завесы происходит умеренным сочетанием подробного описания и легких намёков. Само повествование плавное, перевод главного героя из фокального персонажа в рядовые не режет глаз, смена действия и времени есть, а скачков нет. И с этой-то мягкостью чтение не превращается в равнодушное скольжение-проглатывание, в процессе есть возможность и насладиться стилем, и пошевелить мыслями, пытаясь понять происходящее и разгадать загадки.
Очень сильные сцены встреч с разыскиваемыми персонажами. Да и кроме них троих, любой разговор героя со встреченными людьми — полноценный рассказ с микрокомпозицией. И какие описания! Что внешности, что движений. И реплики, реплики... они принадлежат каждому из них, а не просто пересказаны нам автором.
Тема решена нестандартно, но она и задана в этот раз широко.
Придирка: только для того, чтобы не перехвалить, спрошу: неужели и в самом деле у журналистов не сохраняются свои материалы более чем годичной давности? В ломающиеся ежегодно ноутбуки верю (сама не пользовалась этими зверьми никогда, сужу по чужому опыту), но разве не нужна привычка сохранять «а вдруг пригодятся»? Разве копии документов занимают так уж много места?
Пометки
«...загадочно поблёскивала трензелями и стременами, как схрон пиратов». Получается так, что для пиратов обычное дело прятать трензеля и стремена. Лучшие предметы для клада.
«Городской совет попросил его разрисовать забор возле стоянки, уродливый бок старого зернохранилища, заднюю стену супермаркета, пристройку у младшей школы». Зуззит что-то :)
«Из лачуги вынесли блёклую мумию. Коди вспомнил, как старик щурился. Из-под кустистых седых бровей посверкивали недоверчивые карие глаза. У мертвеца радужка была цвета слабого чая». Просто пометка. А у них там глаза мертвецам не закрывают? Или все-таки было подозрение на насильственную смерть?
«— Как вы умудрились? — доктор зафиксировал повязку.
— Подошёл слишком близко к грилю, огонь внезапно вспыхнул сильнее… — заученно повторил Коди». С этого момента я ваш фанат навеки, дорогой автор. Восхитительный переход между сценами. Я купилась в очередной раз.
«Завтракают перед заездами только определённой пищей или надевают только нижнее белье определённого цвета». Слово «только» лучше бы переставить после слова «бельё», а то получается, что на них только бельё определённого цвета и надето...

«Заповедный уголок», Бьярти Дагур
Качественное произведение, с интересной постановкой задачи и необычным решением.
От прочих произведений с началом «герой проснулся и ничего не помнит» его отличает тщательная предварительная подача мира, сущности и идеологии главного персонажа, настолько подробная и убедительная, что потерю памяти и перенос через столетия (не сто же лет, а больше получилось?) приходится переживать, как свои собственные.
Написано увлекательно, слог, юмор, детали — всё прекрасно.
Главный герой очень приятен, процесс познания им нового мира небанален, не раздражает повторами и очевидностью, все достоверно, подробно, но не заунывно. Придирки к стилистике есть, немало, но все корявости легко исправляются, пусть и не мгновенно. Есть места среди особо удачных, где можно обойтись более простыми высказываниями, может, пожертвовать шуткой, тогда и красивое заблестит ярче, и за косяк (или повтор) не так обидно будет.
В достоверности происходящего сомнений нет. И Вена прошлого Винклера, и Киото нынешнего наполнены живыми людьми.
Финал хороший. Все подводки сделаны, всё честно сделано, хорошо исполнено. И сон со значением «всё будет хорошо» (простите, автор, вспомнились первый и второй сны Бананана из «Ассы» и я подумала, что главный герой скоро погибнет), и объяснение провала в памяти, и бегство не в заповедный уголок, а в другие места — о, этот шаг я прекрасно понимаю и чувствую, это хорошее решение... И всё-таки душой и сердцем я такую раскладку не принимаю. По полочкам и деталям разложить — здорово. По эмоциям... Это неторопливое, изящное, витиеватое и психологически сильное произведение не заслуживает смерти Кэтрин от рук бывшего медика. Не хочу, не верю, не буду. Наверняка здесь какой-то обман и разводка со стороны компаньонов-спутников, а истину Филипп Винклер найдёт либо в продолжении, либо в за кадром.
Пометки
«Я лгу, разумеется. Она столь же оскорбляет восприятие, как пододвинутый ко мне стакан. Их неприятно видеть. Неприятно трогать. Остальные предметы я узнаю, но отторгаю ещё непримиримее. Например, часы. Или кофейник. Их создал некий лишённый искусности халтурщик, довольствующийся лишь приданием общей формы, но равнодушный к проработке деталей. В этих вещах можно заподозрить первые поделки подмастерья, отправленные за их безнадёжной испорченностью на свалку». Спасибо за такую подачу. Ужасно надоели многочисленные «там стояла штука», «там лежала штучка с хвостиком», «я увидел нечто», «что-то наподобие», «кубик с отверстиями», «железная палка с шариками по краям». Штуки особенно сердят :) Живой нормальный нетупой персонаж быстро догадывается, что к чему, идентифицирует обычные предметы (и материалы) и адекватно реагирует на необычные.
«Не слишком религиозен, люблю посещать музеи, недолюбливаю оперу, намерен в обозримом будущем обзавестись собственной практикой». У него друг — композитор, пусть и начинающий. Они спорили о музыке и литературе, что-то у них даже совпадало. Прямо вот таки любую оперу недолюбливает?
«Несмотря на удерживаемое пока хладнокровие, мне всё сложнее сдерживаться». Повтор.
«Не шарахаться от транспорта. Не разглядывать людей, чьи волосы выкрашены в чудовищные цвета, а тела окутаны одеждой, пригодной только для маскарадов». А почему нельзя разглядывать? Фрикам это нравится же. И вообще, если общество — почти наше нынешнее, то смотреть ни на кого правилами приличия не воспрещается.
«В ней так же аскетично, как у меня. Узкий топчан у стены, вертящийся табурет, кресло, невыразительный комод. Разве что по стенам висят наброски». И дальше ещё пять предложений с перечислением, что находится на столе. Под аскетичность подходит только штамп узкого топчана, остальное не очень.
«Чашка кофе в присутствии мертвеца — иногда неизбежная небрежность, но способная сочетаться с уважением к покойному». Красотища. Запомню и буду применять по необходимости.

«Экспонат», Риона Рей
Классическая махровая НФ с внедрённым в неё вампиром.
Правила честно соблюдены для первого направления (звездолеты, экспедиция, кротовина, инфекции, зонды, имена, даты), а также интересно поданы для второго (проснулся, боролся с собой, обаятельный, романтичный, способный к самопожертвованию). Получилось бодро и задорно.
Придирки: вся эта красота соткана из чистейших диалогов. Действия есть! Персонажи ругаются, совершенствуются-обучаются, даже женятся! Но мы об этом узнаём в основном из разговоров. О сущности вампиров — через интервью с вампиром. О нынешнем мире — из объяснений членов экипажа. К финалу разговоры слегка размываются, появляются рыбки, птички, кит и стрекозы, честное слово, я начала наслаждаться тишиной в паузах между выяснениями деталей между Эдвардом и Алимом (ранее честно пыталась отдохнуть во время интимных сцен Эдварда и Полины, но они оба почти не затыкались в порывах честности) и очень огорчилась финалом.
Человечности вампира рада, конечно... Но история очень печальная вышла.

«Морок», Liorona
«— Это дурацкий язык одного племени из долины Амазонки, — снисходительно пояснил Леон Андреевич, — на нём говорит не больше трёх десятков человек». Второй раз за текст это объяснение слово в слово, и второй раз спотыкаюсь, вспоминая классическое: «Если их так мало, всего лишь одно племя, а на языке только говорят, то откуда взялся письменный вариант»?
«Она не настолько хорошо знала нового квартиранта, чтобы лазить с ним по канализациям». Нового? Как будто у них старый квартирант был до этого.
Стилистических шероховатостей много, но в целом читать не мешают.
История не затянута, изящная, без лишних хвостов. Смущает только обилие тварей, если и высшие, и низшие, и тени, и в парке, где они столько еды на всех берут, людей не так уж и много.
Ещё из придирок: родители Рyсланы так и остались бледными бездеятельными образами. Совершенно аморфная мама, отодвинутый на задний план отец, чья ненависть к дочери так и не нашла объяснения (в жизни бывает всякое, в литературе хочется логичности).
Хорошо показана подруга Ира, живые одноклассники. Учителей в школе как будто нет, они с жизнью Русланы не пересекаются. Остальные горожане все как один: толкаются при посадке в автобус, шумят в поликлинике, равнодушные, озлобленные, столь же безликие, как родители героини.
Вся цепочка с книгой, Феей и вампиром интересна.
Твари (нежить?) необычные. И Фея, и Арахна, и вампир.
Ролик на заброшенке, снятый девочками, не сыграл, к сожалению. Заклинание истратили, желтоглазую тень увидели, но сам ролик только комментариями «подделка» обзавёлся, на сюжет не сыграл.


В первую очередь мне очень хочется поблагодарить организаторов конкурса, что снова доверили мне серьёзную и ответственную работу члена жюри столь горячо любимого мной и глубокоуважаемого конкурса. Я постаралась оправдать их доверие. Во вторую очередь мне хочется поблагодарить своих коллег по судейству, очень интересных, разносторонних и неоспоримо достойных личностей. В третью, но не в последнюю очередь хочется выразить огромную благодарность всем конкурсантам, принявшим участие в конкурсе в этом году и доверившим на суд свои любимые детища. Я постаралась оправдать ваши ожидания, быть объективной и честной с вами и с самой собой.
Прежде чем разбирать каждое произведение в частности, хотелось бы сказать пару общих слов. Палитра тем и стилей этого года была как никогда, наверное, богата и разнообразна: от любовных романов до космических опер, от повестей до многотомников. И это, несомненно, стало отрадой для глаз и умов читателей. Однако же я для себя отметила несколько общих тенденций, проявившихся не во всех, но во многих произведениях. Не могу сказать, что они меня пугают, скорее настораживают.
В этом году, по сравнению со всеми предыдущими, было как никогда много произведений невампирских или условновампирских, прекрасных сами по себе, но вот в формат конкурса попадающих вряд ли.
Достаточное количество произведений явно представляет собой части больших циклов, что зачастую делало финалы скомканными, маловразумительными или открытыми. Для восприятия отдельно взятого текста целиком такая обрезанность доставляет чуть ли ни физические страдания.
С убыстрением темпа и ритма жизни меняется и темп работы над текстами, возникает желание побыстрее закончить и отодвинуть от себя, пропадает ювелирная огранка и полировка до зеркального блеска, когда не то что взгляду невооружённому, а пылинке пристать не к чему. Отсюда в большинстве текстов появляются, даже не проскальзывают, а становятся нормой опечатки, ошибки и совершенно вольная расстановка знаков препинания. Язык в литературе — это не только аналог красок в живописи, но это ещё и кисть, и холст и мастерство художника. Он не имеет права быть неграмотным, если автор претендует на публичность своего творения. Да если и не претендует, тоже.
Внезапно не только в крупной прозе, но и в малой проявились ранние сексуальные контакты героев. Я ни в коем случае не ханжа, не морализатор и не собираюсь потрясать уголовным кодексом или слыть борцом за нравственность. Но… Нужно ли оно литературе, и понимает ли каждый автор, на какой скользкий путь ступает, вот в чём вопрос.

«Звери у двери», Анатолий Махавкин
Роман неоднозначный, содержащий в себе как плюсы, так и минусы. Произведение о приключениях, по всей видимости, студентов из категории «вечно молодой, вечно пьяный», волшебным образом попавших в другой мир.
Что в плюсе? Текст читается легко, произведение динамично, заметных критичных провисаний негде не наблюдается. Оригинальным образом подаётся происхождение вампиризма и его проявления, а так же волшебные способности, с этим связанные. Попаданческий мир интересен и небанален, сродни средневековью у западных славян. Под социальные, материально-технические, политические особенности мироустройства умело подстелена своя же авторская мифология. Образы героев-студентов, в меру безбашенных, каждый со своими личными трагедиями, переживаниями и неразделённой любовью, получились достоверными. Пока читаешь. Ты веришь всему и всем, но после, начиная анализировать, видишь всё уже в несколько ином свете.
Сразу бросается в глаза невычитанность текста. В словесную пашню щедрой рукой автора брошены горсти запятых, куда попали, там и взошли; то густо, то пусто. Композиция романа чётко делится на две равные по объёму, но разные по весу части. В первой половине автор буквально поминутно ведёт героев по тексту, во второй — отдельные фрагменты, сценки из жизни за многие-многие годы.
Сами герои оказались не особо отягчены моральными принципами, инстинктом самосохранения и высоким интеллектом, что негативно сказывается на содержании текста и логике повествования. Появляется из ниоткуда каменный ларец с драгоценными магическими артефактами, чья тайна так и осталась покрыта мраком, принимайте как данность. Что же ещё с ними делать, как не напялить на себя сразу же? Открывается магический портал в иной мир. Правильно, все влезли без оглядки. И ни у кого рука не шевельнулась, имея смартфоны и телефоны, сфотографировать хотя бы сие чудо природы, что не по пьяни привиделось, путь к отступлению оставить, распорку в «окне» поставить…
Далее, как большинство бесполезных и не имеющих профессии в руках эмигрантов, герои легко влились в ряды мелкого криминала. Доктора с монашками убить? Пожалуйста. Еду украсть? Легко. Путь к власти кое-кому расчистить? Запросто. При этом об оставленных в родном мире любимых, родных ни слова и ни тени переживаний. Манкуртизм какой-то. Родной мир, к слову, тоже не жаждет возвращения страдальцев.
Бессмертие и нечеловеческие возможности героев ничего не дали новому миру, ни коем образом не повлияли на закономерный исторический процесс развития параллельного мира. И этого сильно не хватило. За что, думается, новый мир и «отрыгнул» героев в дальнейшее «куда-то».
Думаю, как итог, уместно было бы употребление сленгового «автор, проду!», ибо нерешённых вопросов осталось гораздо больше, чем полученных ответов.

«Дыханье тьмы», Анатолий Махавкин
«Слева и справа безудержный шквал,
Жив или нет — понимать перестал.
Воздух пропитан свинцовым дождем,
Не веришь в реальность — все кажется сном…
Дыханье тьмы ближе и ближе,
Сиянье тьмы манит и ждет…» (Кипелов)
Мрачный мир будущего. Апокалипсис в виде шествующей по миру заразы вампиризма, пандемия. И вампиры в романе отнюдь не разумные высшие существа, это паразиты низшего уровня, ещё только начинающие мыслить относительно разумно, живущие инстинктами: опарыши, упыри, альфы, эмиссары — феодальная лестница.
Повествование ведется от имени одного из бойцов отряда зачистки таких вот опарышей и упырей, и информацию мы получаем ровно ту, к каковой он сам имеет доступ. Но этого нам достаточно, чтобы сложить верное общее представление о современном мире и о происходящем в целом.
Автор — умница, нашёл в себе силы и не пошёл по гибельному пути, уводя за собой читателя. Не будет нам борьбы с мировым злом, не будет нам раскрытия всех тайн вселенной, не будет на сцене главного сумасшедшего злодея. А есть у нас нелёгкая жизнь Леонида, его взаимоотношения с коллегами, его любовь к двум своим женщинам, важнее которых для него никого никогда не было. Будет его боль и трагедия от предательства, будет его смерть.
Финальная точка романа, какой бы горькой она ни была, очень верная, не дающая скатиться в пошлые сиквелы, успешные перерождения, стандартные игры «хороший — плохой». Вампиризм как биологический вирус. Судьба заразившейся особи предрешена.
Если же говорить о построении композиции, стиле, языке, то автор грамотно отмерил всё, как на весах, чтобы получилось блюдо не пересушенное, имеющее форму и цвет, не сладкое, в меру острое и очень вкусное.

«Широки поля Елисейские», «Дитя запредельной ночи», Ламьель Вульфрин
Ламьель — это тот автор, чьи произведения угадываются сразу, благодаря неповторимому стилю. И произведения эти стоят особняком от основного пласта конкурсной литературы.
На мой взгляд, они служат образчиком литературы постмодернизма, со всей её сложностью понимания и определения. В текстах абсолютно размывается граница между высоким и массовым искусством, комбинируются такие, казалось бы, неподходящие, темы, которые с трудом можно было представить вместе раньше. Буквально все пронизано иронией, иногда выплескивающейся сверх меры и превращающейся в чёрный юмор. «Широки поля Елисейские» — непривычное и не всегда сразу приемлемое для многих читателей обращение с серьёзными проблемами в игривом и юмористическом ключе, в то время как роман обращается к тяжёлым темам и имеет сложную структуру. Здесь мы видим и классическую для посмодернизма интертекстуальность с идеей децентрированной вселенной, где любое произведение уже не принадлежит только автору, а включается в контекст мировой литературы, в рамках и вне рамок которой выстраиваются целые отношения между текстами. Именно отсюда вытекают явные и неявные отсылки к известным текстам, фрагментарные заимствования или аллюзии, именно такова первая часть романа. Что «Широки поля…», что «Дитя запредельной ночи», это пастиш, это склеивание и смешение совершенно разнящихся между собой элементов и жанров; сказка, детектив, фэнтези, научная фантастика, дань старинным куртуазным романам, историзм, реализм, романтизм…; метапроза, временные и пространственные искажения, магический реализм… Тексты Ламьель — это намеренный отказ от мимесиса и уход в фабуляцию, а «Широки поля…», ко всему прочему, это ещё и чистой воды пойоменон. Манера же письма автора — это изложение того, как он создаёт своё творение, переключаясь от изложения процесса написания к самому произведению и обратно, при том что процесс написания перемежевывается со всевозможными внесюжетными рассуждениями и отсылками общего характера.

«Первородная кровь. Ураган Алекс», Юлия Грушевская
Роман, первый из намечающейся серии судя по концовке, являет собой стандартную девчачью любовную историю. Она — исключительная и особенная, хотя сама об этом еще и не подозревает. Он — загадочный трагичный красавец с тайной в прошлом, эдакая сволочь, издевающаяся над девушкой и всеми окружающими. Хорошие девочки ведь любят плохих мальчиков. Для пущей неотразимости обязательно добавим аристократические корни, да ещё из Италии, ну чтоб наверняка героине деваться некуда было. Если же не все ещё прониклись тёплым чувством к герою, то подпустим слезу и надавим на жалость, ввернём историю о несчастном детстве и жажду мести за убитую семью. В конечном итоге виктимность предсказуемо перерастает в слепую безграничную любовь, кто бы сомневался. И всё это на фоне демонстрации незнания и невыверенности матчасти: и сирота в школе без присмотра, и живёт ребёнок один сам по себе, и т.д. и т.п.
Любителям «Сумерек» должно понравиться.

«Рождённый жить», Ориби Каммпирр
Роман, претенциозно позиционируемый автором как «философский», повествует о нелёгкой судьбе мальчика-вампира, незаслуженно пострадавшего от людской злобы. В целом роман прекрасно бы превращался в волшебную сказку, где внезапно обретаются давно утерянные родственники, моя вторая папа, а великая сила любви разбивает каменные сердца... Что касается философии, то бишь любви к мудрости, цитирую: «— Как скажешь! — куртуазски согласился темноволосый, потому что был рад примерить на себя роль рыцаря» — думаю, можно не продолжать…

«Последняя жертва», Эва Баш
Что сказать о романе? В целом достаточно гладкий текст, ничем не примечательный. Достаточно избитый сюжет, детективная линия вышла предсказуемой. Клише на клише. Главный герой предсказуемо страдает раздвоением личности из-за пережитой в детстве травмы. Главная героиня — девушка восемнадцати лет влюбляет в себя всех мужчин. Главный злодей — богатый, властный, красивый, притягательный и конечно же со страшной тайной в прошлом. Сюжетную линию могла бы спасти губозакатываетльная машинка для героини, но нет, автор решил — быть любви взаимной и вечной.
Берлин тоже оказался недостаточно берлинистым, увы. На ум пришло сравнение с медузой: где-то там, внутри, есть интересное и красивое ядро смысла, окруженное желеобразной массой, растекающейся лужами воды при рассмотрении, и в итоге, если вытащить на песочек в литературный мир, не останется ничего.
Роман ничем не зацепил и может легко пополнить стеллажи с детективами-однодневками — на скоротать вечер.

«Нортланд», Дария Беляева
«Нортланд» — это безупречно выписанная, детально проработанная антиутопия. Автор знакомит нас с развитием фашистской Германии в будущем. Эдакая альтернативная история.
Действие романа разворачивается на фоне тоталитарного режима, входящего в стадию кризиса. Выстраивается сложная социальная модель общества, которую автору удалось показать в полной мере с разных сторон. Общество превращено в винтики системы, в солдат-рабочих, солдат-учёных, солдат-солдат… Текст являет в себе все признаки жанра, уже признанные в литературе классическими: операции на мозге, уничтожение и «исправление» инакомыслящих, всеобщая слежка, манипуляция общественным сознанием с помощью средств массовой информации, запрет если не на все эмоции, то по крайней мере на эмоции деструктивные с точки зрения государства.
Во многом роман перекликается с романом М. Хастингса «Город вечной ночи»: Германия, замкнувшаяся под землей после поражения во Второй мировой войне, где устанавливается «нацистская утопия», населенная выведенными сверхлюдьми и их не рабами, но источниками генетического материала, культурного и интеллектуального наследия, да даже источниками пищи и секса.
Представления о здоровом обществе в Нортланде доведены до апогея: культ семьи, насаждаемый и контролируемый, известный принцип «в здоровом теле — здоровый дух» и т.д. Вместе с тем для созданных сверхлюдей как кирпичиков государственной системы табуируются такие понятия, как любовь, семья, дети, свобода выбора, свобода эмоций, свобода действий, культивируется ничем не ограниченная свобода сексуальных связей.
Как и многие антиутопии, Нортланд обречён на крах, разрушение и бунт остатков свободомыслящих людей, поднимающих восстание, устраивающих переворот.
Большим плюсом произведения, выгодно отличающим его от многих аналогичных произведений, является идеальная, глубоко проработанная психология героев, а также параллели между сексом, психологией и политикой.
Единственный минус — это отсутствие явного вампиризма. Таковым, с натяжкой, можно считать разве что своеобразный голод сверхлюдей, утоляемый физическими страданиями людей и жестоким сексуальным насилием.

«Змей Горыныч», Сергей Пациашвили
Роман, от которого мне хотелась буквально рыдать в голос. Казалось бы, такой замах, такая благодатная оригинальная тема с Древней Русью и смешением языческого культа и былинного жанра, ан нет.
Русь, одиннадцатый век. Что даёт нам автор? При встрече Ратмира с князем сталкиваемся с ситуацией, когда о князе «читали» — никакой публицистики и близко еще не существовало, как и массовых газет, листовок и т.д. Существовали погодные летописи, ведущиеся в монастырях. Ратмир пишет портрет княжны, так, развлечения ради — портретная живопись на Руси зарождается в шестнадцатом веке (парсуны), не говоря уже про стоимость и доступ к краскам, иконографический канон, отсутствие светской живописи и т.д. Мать Ратмира автор нарекает Светланой. Светланой!!! Светлана — женское русское личное имя, единственное в своём роде, не имеющее под собой никаких языковых корней, возникшее в русской литературе в начале XIX века. С таким же успехом можно было называть женщину Галадриэлью. «Уходишь от цивилизации, от городских благ…» — простите, каких? Разница между городом и деревней на Руси долгое время определялась разве что количеством домов и плотностью застройки. Первое жилое каменное строительство стало вестись века разве что с пятнадцатого-шестнадцатого, и то было редкостью. Таких понятий, как водопровод и канализация, не существовало века до восемнадцатого. Батальные сцены столь же неправдоподобны, как и исторические нюансы: от удара палицей по плечу ключица будет всмятку, кровавое месиво, а не как в романе — кровь из царапины капает. Эх, где же ты, общее школьное образование, курс истории за шестой класс?
Если же кто-то подумал, что вдруг роман написан столь прекрасным языком и высоким стилем, что на историческую недостоверность и прочие мелочи можно закрыть глаза, то и тут вас разочарую. В русском языке автор оказался столь же небрежен, как и в русской истории. Бесконечные ошибки в знаках препинания, постоянная путаница в спряжении глаголов и употреблении –ться и –тся. Возраст вдруг прописывается исключительно цифрами. Сложные предлоги вроде «несмотря» пишутся и употребляются неправильно. Появляются страшные новые словообразования типа кОфтан, лОдья, и т.д.
Что хочется посоветовать автору? Читать, читать и ещё раз читать, а потом уже усиленно работать над собой.

«Прогулка под луной», Марина Дымова
Роман получился бодрый, но стилистически совершенно невыдержанный. Начинается всеёв небольшом рабочем посёлке, где уже на пятом листе главного героя буквально сводят с вампиром, прощай, интрига. Тем не менее первые главы еще несут в семе достаточно серьёзный настрой, драматизм и даже некоторую оригинальность (в частности, удачно получившийся вампир-профессор). Но в какой-то момент автор меняет курс, и достоверно прописанный среднестатистический парнишка — герой превращается в графоманского дурака. Пошло-поехало в стиле «прощай разум, встретимся завтра». Вампир обязательно европейский князь, не иначе, и чтобы читатель не забыл о его аристократическом происхождении и не спутал случайно с быдловатым обывателем, его в каждой строчке тычут носом в «князя». Парнишка чуть ли не с помощью волшебного телепорта оказывается где-то в Германии, в родовом замке князя-вампира и просит защитить и научить с вампирами же сражаться. Хочешь знать, как нас убить? Да запросто, милости просим. Дальше следует набор стереотипов вроде балов, скучающих вампиров-аристократов, охотников и т.д. и такой свистопляски, что внезапно заканчивается свадьбой героя. Слегка сглаживает весь этот, простите, бред временами просачивающийся в текст юмор, но только слегка.

«Эффект крови», Мария Устинова
Роман с продолжением, повествующий о нелёгкой жизни местной политической и финансовой элиты в борьбе за ещё большую власть и ещё большие деньги. Сама сюжетная и детективная линия в романе достаточно слаба и предсказуема. Интересным становится другое, а именно выписанная концепция вампиризма как концепция гламура — исключительная принадлежность верхушке общества, не монополизированная ею, но присущая ей и замыкающая круг избранности. Автора скорее интересуют поиски богатыми счастья. Наибольший интерес представляет вопрос: что же такое счастье для женщины, у которой уже есть дом за миллион долларов, работа, роскошная машина и коллекция бриллиантов? Во-первых, речь идёт о счастье, невыразимом через материальные категории, то есть, иначе говоря, о неком «истинном» счастье; и, во-вторых, что это трансцендентальное представление артикулируется исключительно через концепцию гламура. Власть и её видимые признаки — богатство, роскошные вещи, богатый муж — представляют собой самый дальний ценностный горизонт в романе. Для того чтобы достичь этого горизонта, женщина должна стать зеркалом мужского отношения к противоположному полу как к добыче, к трофею, обозначающему жизненный успех. В то же время парадокс, описанный автором, базируется на замкнутой логике: женщина, способная по-мужски цинично и всеми доступными средствами достигать желаемого, сдаётся на милость побеждённого ею мужчины. Иными словами, успех для гламурной героини возможен только в том случае, если победительница сама готова сдаться на волю побеждённого. Несмотря на то, что в романе декларируемая тоска по нематериальным ценностям (юность, любовь, простота и тому подобное), она более или менее иронически компенсируется свидетельствами принадлежности персонажей к избранному кругу. Такой культурно-психологический механизм поддерживает стабильный уровень счастья, не позволяя героине впасть в отчаяние, что бы ни случилось.

«Тёмной воды напевы», А. Кластер
Невероятно красивый текст, музыкальный слог с переливами и трелями, плавный и обволакивающий, ласкает слух и глаз. Собственный оригинальный авторский мир, реальность в котором легко путается со сном, а вымысел с явью. В каждой сцене — образ, за каждым образом — символ. Местами напоминает скандинавскую мифологию, местами — первые книги цикла «Темная башня» С. Кинга, местами — постапокалиптический мир. Лейтмотивом сквозь текст проходит настроение пустынности и одиночества. К сожалению, за образностью и символизмом потерялся основной сюжет, слишком многое остаётся неясным, как в героях, так и в мироустройстве в целом.

«Первый побег», Anevka
Фэнтези. Драконы, вампиры, люди, фейри, зомби, тролли, призраки, гномы, эльфы, маги, некроманты, чернокнижники, актёры, короли и принцы… И все плодятся в геометрической прогрессии, бодро плетя интриги, заключая брачные союзы, договоры и т.д. Выплывает целая паутина родственных связей и кровных уз. Как только персонажи на ноги друг другу не наступают? Такое количество героев на страницу текста с лихвой хватило бы на трёхтомник минимум. Написано бойко, чётко, задорно, но перенасыщено.

«Шахматы дьявола», Андрей Романов
Роман определённо представляет собой первую часть цикла, в котором наиболее интересен и ценен исторический экскурс. Выбор времени и места достаточно оригинален: Древняя Русь, начало феодальной раздробленности, Византия, крестовые походы, орден тамплиеров, ассасины… Чувствуется высокая эрудированность автора, при этом нет перегруженности терминами и избыточными описаниями. Текст читается легко, автор держит читателя в напряжении почти до конца повествования. К сожалению, давние события резко обрываются на начале четырнадцатого века, и автор без переходов вновь окунает читателя в современность. К слову, современные реалии удались крайне плохо, они излишне наиграны и до глупости наивны.
По компоновке и характерам героев всё укладывается в стандартную команду: умник, шутник и два воина, не представляющих особого интереса, но выгодно оттеняющих двух других ярких персонажей.
Не лишним будет обратить внимание на расстановку знаков препинания и обращения. Бесконечное склонение Гуго (Гуге — Гуги — Гугой) превращает его из француза в какого-то комичного и утрированного Гогу. Так же необходимо избавиться от энциклопедических вставок в тексте.

«Пока смерть не заберёт меня», Светлана Крушина
Распространённый сюжетный ход — жизнь героя до и после — на деле оказался провален. Огромное число печатных знаков содержит в себе минимум полезной информации, а образ героев не складывается совершенно.
Что мы знаем об Илэре, кроме его тяги к «тяжелой» музыке и сомнительным заведениям с концертами из разряда «третий сорт — не брак»? Ничего. Ни отношений в семье, да и самой семьи, собственно, ни моральных устоев, ни друзей, ни врагов, ни учёбы, работы… ничего, что могло бы помочь понять характер юноши и его неуёмное желание стать вампиром или носферату, кроме детского эгоистичного «я хочу!»
Кстати, вот ещё один вопрос к автору: в чём разница между носферату, вампирами и полукровками в его авторском мире?
Что имеем после обращения героя? Внутреннюю борьбу героя с самим собой? Нет. Борьбу с внешними врагами? Нет. Имеем нытьё, жалобы на негуманные, непедагогичные (слово-то какое изобрели в нашем мире) методы воспитания и социализации новообращённого: голодом не морят, поручений невыполнимых не навязывают, потрахаться дают вволю и со вкусом. Хотя, в чём конечная цель сей методы заключалась, тоже не ясно. Каков же мир вампиром, его устои и правила?
Интерлюдии, разбавляющие монотонное повествование, свет на ситуацию в целом не проливают. Однако стоит признать, что композиционно такой ход пришёлся кстати, спасая читателя, как буйки, и не давая утонуть в скуке и вязкости романа.
Хороший, в целом, язык требует, тем не менее, более тщательной вычитки для избавления от таких оригинальных оборотов, как «румяные губы» и т.д.

«Пламенная вишня», Эрнан Лхаран
На мой взгляд, назвать «Пламенную вишню» романом в полном смысле этого слова очень сложно. Текст воспринимается скорее как ориджинал из среды фанфикшэна. История получилась маловразумительная и очень запутанная, кто, куда, откуда, кем кому приходится. В мире царит исключительно гомосексуальная любовь. Но автора можно и нужно похвалить за оригинальный подход к происхождению персонажей, вампиры-саламандры встретились на моём веку впервые. Написано же произведение с любовью и нежностью и так и лучится добротой, что не так уж часто встречается.

«Трансильвания. Воцарение ночи», Лорелея Роксенбер
Эх, эту бы энергию, да в мирное русло! Вот тогда мог бы получиться если не шедевр, то достойный роман уж точно.
Что можно сказать о тексте? Он огромен. Автор любит своих персонажей, это видно невооруженным глазом, но автора откровенно несёт галопом на неуправляемом жеребце буйной фантазии через такие ямы и ухабы, что смотреть и читать страшно. Попробуем проанализировать хотя бы стартовый отрезок, всё остальное обзор в себя просто по объему не уместит, но общее представление сложится.
Открывает роман сцена изнасилования двенадцатилетней девочки, которой автор настолько самозабвенно любуется, что хочется сразу дать по рукам уголовным кодексом. Далее идёт знакомство с главной героиней, шестнадцатилетним вундеркиндом, который экстерном сдал все школьные предметы и уже заканчивает, вдумайся, читатель, не абы какой медицинский университет или авторитетнейший факультет органической химии, а Институт Кулинарии! Верно, зачем разбираться в физиологии развития человеческого мозга, чтобы уяснить истоки и возможности воплощения на практике формы экстерната, мы сейчас из гениальнейшего на свете ребёнка одним росчерком сделаем девочку-повариху с интеллектом на уровне жвачного животного.
«Сегодня физкультура стояла третьей парой, поэтому я надела спортивный костюм-тройку — топ белого цвета с вышитой на нем застывшей в прыжке пантерой, черную спортивную кофту из флиса с рукавом в три четверти и черные узкие леггинсы. Институт не провозглашал дресс-код. Каждый одевался, как ему вздумается»… Блажен, кто верует. Долой все нормы этикета, попрём ножкой в кроссовке веками складывавшуюся систему морально-нравственных отношений в обществе. Вы всё ещё верите в незаурядные умственные способности героини?
«Я любила музыку, живопись, поэзию, — весь этот культурный, просветительский и филологический мир; ненавидела точные науки, хотя они мне всегда давались практически даром. — Мисс Уилсон у нас талант технического ума. — Шутил наш физик по имени мистер Коллтрэйн. — И гуманитарного. — Добавлял профессор итальянского, мистер Сваровски»… Или вот: «Я — не какая-нибудь инфантильная, впечатлительная девчонка, психику которой можно изуродовать просмотром фильмов ужасов, профессор. Я далека от подобного вида искусства, оное и искусством назвать — оскорбление для искусства. Я предпочитаю классику: Шекспира, Байрона, Бронте»... Ах, это снисходительное пренебрежение высокоразвитой (так и хочется сказать, инопланетной) особи примитивному человечествую
«Ее — черное, от Шанель, выглядело, на мой взгляд, чересчур откровенно. Оно скреплялось по бокам золотыми булавками, а декольте практически ничего не скрывало. Мое же платье — фиолетовое, от Роберто Кавалли, струилось, шелками ниспадая до пола. Длинный шлейф стлался и волочился за платьем. Эдакое подвенечное платье, разве что не белоснежно белое. Деканы и кураторы в честь торжества, как и выпускники, облачились в вечерние платья и костюмы от известных модельеров»… Ну откуда берётся эта извечная показушная тяга к роскоши, как у свинарки — желание поселиться в Юсуповском дворце?
Чтобы читатель не впал в уныние от осознания собственной ничтожности, автор изрядно постарался и скрасил текст совершенно гениальными фразочками, вроде этой: «Страсть трещала между нами, как потрескивает обвиненный горящий на костре.» Хоть на афоризмы растаскивай. «роспись фресок повествовала иллюстрированную картину», «Посреди церкви на полу стоял алтарь», «После нескольких часов коленопреклонения и чтения молитвы в качестве исповеди в соборе», «согревающее статическое электричество между нами», «и я представила, как его зубы элегантно ниспадают на пол»…
«в городе Чикаго №14» «Принимаются люди в возрасте от шестнадцати до сорока пяти лет. Образование строго высшее»… Всё-таки версия инопланетного происхождения оказывается не далека от истины. Это никак не может быть планетой Земля, раз есть четырнадцать городов под названием Чикаго, и наличие высшего образования в шестнадцать лет — это норма.
Для статистики: всё вышеупомянутое умещается на первых пятнадцати страницах из четырёхсот с хвостиком.
Там же, где пасует собственная фантазия автора, в дело включается откровенный плагиат до такой степени, что хочется мигом перенести сей опус в разряд фанфиков, радостно потрясти «Положением» конкурса и не читать далее. Но, увы. Приходится созерцать фильм «Ван Хельсинг» с Хью Джекманом на бумаге.
Закончить хочется очередной цитатой автора: «Звук проникал в голову, разъедая мозг...» Вот и с данным текстом тот же эффект.

«Ночь, которая никогда не наступит», Мария Потоцкая
В постапокалипсическом будущем государство населено людьми, а управляется многочисленной верхушкой вампиров. Для их кормёжки правительство ежегодно проводит игры: путём всенародного голосования определяются «нелюбимые» люди, чья участь фактически предрешена. Девушке-героине, как и другим «счастливчикам», предстоит пройти краткий подготовительный курс и одолеть других участников на глазах у многомиллионной аудитории.
Причины, развитие и последствия катаклизма, ввергнувшего общество в столь странное состояние, остаются за кадром. Да и в целом автор избегают детализации картины грядущего, ограничиваясь триумфальным шествием участников, шумным телешоу и тренировочным полигоном. Мы должны на слово поверить в несправедливость режима. Схватка сводится к веренице несчастных случаев, в которые оппоненты девушки вовлекаются (большей частью — по собственной неосмотрительности), в то время как ей самой несказанно везёт. Финал же истории и вовсе мелочный и эгоистичный. Ничего не напоминает? Возникает закономерный вопрос: а стоит ли тратить столько усилий на очередную версию «Голодных игр»?!

«Стать легендой», Arahna Vice, Росс Гаер
Текст как броуновское движение.
Язык липкий и душный, в нём вязнешь, как муха в янтарной смоле. Диалоги не лишены некоторой театральности, а фразы — неясных намёков и подтекстов, что временами превращает текст в набор пустых реплик. Из-за этого не чувствуется непринужденности сцен, сквозит перманентное любование и самолюбование.
При прочтении приходит осознание, что роман является частью цикла, без сюжета как такового и конечной цели, оставляя за кадром многие причинно-следственные связи и львиную часть мира. Огромное количество персонажей, лишённых роли и статуса, не имеющих даже образного описания, не говоря уже о психологических портретах, создаёт жуткую мешанину. Главы предваряют в большинстве своем неясные эпиграфы, смысл которых утерян в угоду красоте фраз: «Любые сожаления о прошлом — ложь. Хотя бы в силу того, что выражающий их сейчас — не тот, кто был очевидцем», «Даже если ты не хочешь хранить то, что принадлежало тебе –оно сохранит тебя», «Слишком долгое бегство от себя замыкается в круг, и ты приходишь к начальной точке. Но и ты, и она успеваете измениться», «Движение в пространстве — лишь иллюзия жизни. Но готов ли ты получить — жизнь»…
Ни мест, ни героев. Пустая сцена и безликие манекены.

«Авантаж», Ник Нэл
Интересное произведение, посвящённое далёкому будущему, действие которого разворачивается в космосе. Композиционно и стилистически выдержанный, написанный хорошим грамотным языком, что не может не радовать в этом году, роман достаточно оригинален и в решении отдельных моментов и в общем замысле. Читается очень легко и непринуждённо. На мой взгляд, в тексте попадаются определённые логические нестыковки, но они легко устранимы. Например, хромает логика отношений вампира с пленником-человеком, в которых мужчина-военный вдруг ведёт себя как ребёнок или влюблённый подросток. Из мелочей: больница в космопорте, межгалактическом проходном дворе, удобна для охраны? Глава государства (планеты) искренне удивляется статистике своих же владений, хотя должен знать её на зубок? Откуда-то взялся вывод о трудном детстве человека… Из ощутимых недостатков нужно отметить нехватку визуализации космоса, разных миров и планет практически не видно, с тем же успехом всё действие могло разворачиваться и на Земле. Из достоинств: хочется похвалить автора за глубокий образ вампира, главного героя, получившийся очень живым, с человеческим лицом, эмоциональным, переживательным, сострадательным и способным на жертвенность.

«Настоящая Венеция», Татьяна Шуран
Роман — провокация, получившийся до скандальности аморальным и завораживающе отвратительным. При всем этом автору удалось избежать пошлости и ухватить эстетику сюрреализма и перформанса. Словно в «Дневник одного гения» Дали плеснули эзотерики, разбавили нотками будуарной философии маркиза де Сада и отдали экранизировать Паоло Пазолини. Безумство, граничащее с гениальностью, или гениальность — с безумством, тут как посмотреть.
Что касается содержания, автор сам дал ответ на все вопросы: «… Просто снимаешь то, что происходит — как пойдет, а потом отбираешь эпизоды, которые как-то перекликаются между собой, и компонуешь в нечто целое. Получается условный смысловой объем, в котором тема раскрывается нелинейно, понимаешь? Изначально я задаю только проблему, конфликт…»

«Вампир из Трансильвании», Сергей Барк
Лёгкая классическая романтическая история, рассказанная от лица восторженной милой девушки. Здесь под маской детектива и поисков вампиров маскируется незамысловатый, в целом, сюжет с достаточно предсказуемыми поворотами и ходами. На сцене появляется непривлекательный с виду протагонист-Влад, пытающийся сыграть роль сложной и глубокой личности, ему противопоставляется классический для мистики и хоррора антагонист-Этьен, мечта девичьих грез. Именно с ним поначалу у героини будут связаны наиболее яркие впечатления и приключения. С другой стороны, все написанное можно воспринимать как легкую иронию и пародию на штабеля подростковой литературы а-ля «Сумерки».
Впрочем, главная заслуга автора вовсе не в этом. Для меня самым привлекательным стала настолько наглядно, образно, тщательно и с любовью выписанная Румыния со всеми туристическими достопримечательностями и повседневными сторонами жизни, словно автор (а с ним и читатель) там бывал и теперь ностальгирует уютным зимним вечером под горячий глинтвейн.

«Жизнь и приключения вдовы вампира», Татьяна Буденкова
Великолепная стилизация, прекрасный образчик в духе русской готической прозы XIX века, для которой так характерна, в первую очередь, приверженность форме повести, а во вторую — мистицизм, фантастические объяснения непонятных событий, сношения с загробным миром, вера в предсказания и предвидения. Текст написан трезво и невозмутимо, идиллическая сентиментальность соседствует с определённым рационализмом, но есть и налёт иронии, и нагнетание атмосферы ужаса. Язык способен вызвать восхищение — изящный, точный, яркий. Читателя захватывают живость и увлекательность изложения, блистательная мистификация. У произведения есть и философская «подкладка» с сатирической направленностью, критика неидеальной действительности и беспощадное пародирование общества. Присутствуют, конечно, небольшие шероховатости, не портящие, тем не менее, мягкую прелесть романа, и не умаляющие мастерство и талант автора.

«Вилья на час», Ольга Горышина
«Вилья на час» раскрывает перед читателями трогательную романтичную историю с экскурсами в прошлое, игрой с архетипами, толкованием мифологических сюжетов, и окутывает музыкой и танцами. Произведение — классический образчик любовного романа по всем канонам этого литературного жанра. Главная интрига вращается вокруг зарождения и развития романтической любви между молодой женщиной и вампиром. Не менее важными в романе являются отношения героини с её семьей, с умершей матерью, с душой которой главный герой помогает встретиться героине на небесах. Есть и эмоционально удовлетворительный и в меру оптимистичный финал. Добрые люди в романе вознаграждаются, а злые, если и не наказываются открыто, то подразумевается, что счастливы особо не будут.
Вся картина обрамлена в изящную раму из пейзажей Зальцбурга и душевных историй о великих композиторах.
Написан текст очень легко, язык живой, образный и выразительный, так что «Вилья на час» в буквальном смысле всего час и отнимет, но зато какое удовольствие и заряд хорошего настроения вы от него получите.

«Беглый донжон», Ник Нэл
Ещё один роман из жанра космических опер, коими конкурс богат в этом году. Многомерное пространство, в котором случайно сталкиваются и слипаются несколько реальностей, обитатели которых вынуждены уживаться вместе. Меняются местами господа и рабы, что-то страшное и демоническое так и норовит прорваться через заслон, вампиры берут контроль над ситуацией в свои руки, ресурсы заканчиваются, кругом опасность и надо как-то выбираться из ловушки, в которую все угодили. По сложившейся атмосфере роман напомнил серию фильмов «Куб». Повествование, на мой взгляд, сумбурно, ведётся от разных лиц, что не всегда сразу становится ясно. Текст скорее не событийный, а психологический, когда главным объектом в микроскопе автора становятся человеческие взаимоотношения. Возможно, от этого и финал получился несколько скомканный и неопределённый.

«Татуировка. Клан Чёрной Крови», Лина К. Лапина
Роман представляет из себя динамичный боевик с элементами детектива о заговорах, войнах между вампирами, оборотнями, охотниками и интригах внутри кланов и сообществ. Автор чуть ли не с первых строк буквально берёт читателя за горло и держит в напряжении до самого конца. Интересна и оригинальна идея с необычными татуировками охотников на вампиров и их кровью, способной убивать. Отсюда, собственно, и название произведения. В полном опасностей мире нашлось место и для любви. Атмосфера романа получилась стильной и мрачной, что-то в духе «Другого мира». Единственный минус — это отсутствие сопереживания главной героине, ибо создаётся полная иллюзия её неуязвимости и непобедимости, так что читатель буквально обречён на счастливый финал.

«Душа для вампира», «Ангел для вампира», Ярошенко Екатерина (AnNy One)
Не могу отделить друг от друга два романа, являющиеся частями единого цикла, так что речь пойдёт, как все уже догадались, о «Душе для вампира» и «Ангеле для вампира».
С разных сторон, параллельно, как рукава реки, движутся к общему устью две истории — американки и русской — а с ними и двух вампиров. Истории, вписанные в мировую историю, да ещё и с конкретными указаниями, что создаёт сразу же первый по времени появления, но далеко не последний по своей величине камень преткновения. В эпиграфах глав автором указаны конкретные места и годы, однако колорита ни времени, ни мест автору выразить не удалось. Дух эпох абсолютно не пойман, а эпох в романах много. Сам сюжет и конфликты героев достаточно банальны, а страдания их показушны и предсказуемы, чтобы можно было хоть как-то выделить данные произведения из череды штампованных дамских романов. К слову, не помешало бы обозначить очередность прочтения романов, раз уж в рамках конкурса они позиционируются автором как самостоятельные единицы. Второй роман (это знание пришло лишь с опытом) открывается чудеснейшей аннотацией, настоящим руководством к действию, которым так и хотелось воспользоваться, буде такая возможность: «ВНИМАНИЕ! Присутствуют жестокие сцены с подробным описанием. Сто раз подумайте, прежде чем читать»
Читать пришлось, пришел на ум и вывод, что автор или сильно себе польстил предупреждением о «жестоких сценах и насилии» или имеет узкий кругозор и культурный уровень ниже среднего. В любом случае, ни то, ни другое не идут на пользу делу. Усугубляет дело еще и немалый объем обоих произведений.
В череде неразрешённых вопросов так и остался висеть один, с виду незначительный, но лично меня зацепивший: почему новорожденные вампиры — щенки, а не птенцы, мышата и кто угодно ещё? В моём представлении щенок вырастает в особь семейства псовых, сиречь в фэнтезийной литературе — в оборотней, вервольфов, ликантропов и т.д., но никак не вампиров.
Автор, как мог, с особым усердием заколотил в крышку вампирского гроба целую россыпь гвоздей.
Закончить бы хотелось цитатой из «Покровских ворот»: «Резать, к чертовой матери!»

«Пока ты меня ненавидишь»,Tatiana Bereznitska
Роман начинается с опрометчивого гадания подружек, которое открывает дверь в наш мир для заскучавшего демона. Со злом шутки плохо, и автор лишний раз подтверждает эту простую истину: жизнь всех участниц ритуала рано или поздно заканчивается сумасшествием и смертью. Главная героиня, которую подстерегает ровно то же самое, пытается бежать и от своей судьбы и от себя самой. В целом, сюжет незамысловат и даже в некоторой степени романтичен. Описания получились чувственными и красивыми, логика в поведении всех персонажей определенно присутствует. Финал же, однако, получился несколько невнятным.

«Teaghlach Phabbay», Алексо Тор
Пожалуй, один из самых увлекательных романов в этом году на конкурсе. Автор сумел создать героя, нестандартного, отличающегося от привычного образа вампира, но при этом абсолютно живого и достоверного. Рыжий лысый бородатый шотландец-вампир — писатель, добропорядочный глава клана и грубиян. Завязка и, казалось бы, главная интрига разворачиваются вокруг охоты на его племянницу, дочь пропавшего охотника на вампиров. Однако все приключения и злоключения, начинающие скатываться в банальность, внезапно оказываются лишь умело поставленной автором ширмой для отвода глаз от главной цели и охоты, и романа. Ключевая интрига и развязка становятся для читателя полной неожиданностью в хорошем смысле, не превращаясь при этом в рояль в кустах. Повествование щедро сдобрено юмором и украшено вворачиваемыми, надо отдать должное автору, к месту шотландскими словечками и ругательствами, что лишь добавляет колорита главному персонажу. Слегка портит впечатление достаточное количество опечаток, описок и ошибок в тексте, но это дело поправимое и лишь требует более тщательной вычитки.

«2. Иерофант — гностик», Ситникова Лидия Григорьевна
«2. Иерофант—гностик» — это роман-«эволюция». Начало романа погружает читателя в атмосферу викторианского детектива, с его классической принадлежностью к литературе о преступлениях, с языковой стилизацией под XIX век. Расследование ведет не профессиональный сыщик, а главный герой как частное лицо и как в некотором роде и сам преступник. При этом даже мелкие преступления сплетаются в единый клубок и вплетаются в генеральную линию всего задуманного трёхтомника. Наличие же большой тайны, которую стремится разгадать герой ценой своей и чужих жизней приближает «Иерофанта» по жанровой принадлежности к роману сенсационному. Особый колорит привносят элементы востока, бывшие столь популярными в период расцвета британской колониальной империи. Чем автор ближе подходит к кульминации, тем вся явственнее проявляется смещение жанра в сторону альтернативно-исторического стимпанка. Читатель озадачивается странными и необъяснимыми для викторианской эпохи машинами и механизмами, видимостью магии и феноменом иллюзорного бессмертия. Газовое освещение, начало электрификации, своеобразное протезирование, урбанистический антураж, фантастические летательные аппараты, звукозаписывающие устройства и даже потенциальная возможность существования искусственного разума в будущем — все это имеет место быть. Очень импонирует обилие, казалось бы, мелких, но создающих впечатляющий визуальный образ деталей. Интересно композиционное и жанровое построение всего задуманного трехтомника: первый роман посвящён событиям средневековья и стилизован под авантюрный роман, второй — викторианская эпоха и стимпанк, третий, предполагаю, будет носить элементы фантастики. Отдельное спасибо следует сказать автору и за то, что он не забывает о своих читателях, умело и уместно делая вкрапления из прошлого главного героя, позволяя вспомнить (а если не вспомнить, то понять) первоначальные отправные причинно-следственные связи событий.

«Светлые грани тёмной души», Наталья Ветрова
Легкий авантюрно-приключенческий роман, не претендующий на серьезность или морализаторство, а призванный лишь развеять скуку читателя. Если смотреть только с этой точки зрения, то автору это вполне удалось. Сюжет бодро развивается и скачет про просторам России и Европы XIX века, унося главного героя прочь от мещанской повседневности в мир тайн, загадок, экзотики и героизма. Все было бы прекрасно, потрудись автор добавить к своему вымыслу хоть немного исторической достоверности. К сожалению, незнание автором исторической действительности, этики отношений внутри описываемой социальной структуры, экономики и так далее, буквально похоронило новорожденного вампира неподъемной могильной плитой. Знай автор все это, сюжет бы развивался совсем по-другому, а роман не смотрелся бы до нелепости наивно и глупо. Ну, например, что мешало герою не «умирать», а потом скитаться и нищенствовать, а поступить так, как было принято в его среде и широко практиковалось: удалиться из своей деревни в путешествие и жить всю жизнь, припеваючи, на деньги, присылаемые от дохода с имений? К сожалению, подобных неувязок достаточно много, чтобы испортить впечатление от легкого и задорного, в целом, произведения.

«Естественная убыль», Бьярти Дагур
Роман необычный и совершенно наркоманский для чтения, затягивающий и засасывающий в себя, но это всё же роман, и в нем говорится о чувствах и отношениях людей, в нём есть действие, события — пускай, не мировые, но важные для героев, глубоко задевающие их, а следом за ними — читателя. Но есть и другое. В отличие от многих других романов, автор «Убыли» желает не просто поведать историю, хоть бы и поучительную. Всё самое важное доносится не через прямолинейное вкладывание идейного содержания, а формой, письмом, способом речи, тем, как всё говорится. Именно на это читатель и должен направить свое внимание. Здесь надо не столько внимать идеям, которые автор преподаёт читателю, сколько всматриваться и вслушиваться в текст, стать самостоятельным соучастником в событии текста, ибо автор проделывает вещи весьма интересные. «Естественная убыль» — роман интеллектуальный, и автор любит загадки и усложнения. Ещё одним отличием можно назвать тесную связь романа с его местом действия, всё снабжается детальными указаниями и описаниями, всей атмосферой улиц и зданий. Более того, с каждым эпизодом связна определённая цветовая гамма. Текст романа многослоен, и слои эти независимы и зависимы одновременно, накладываются и переходят друг в друга. При этом не стоит упускать из виду мелочи, потому что какие-то из них не несут смысловой нагрузки, а какие-то — наоборот, с виду незначительные, несут на себе главную смысловую нагрузку. Отдельно стоит обратить внимание на ритмическую составляющую — стихи и песни, вплетённые в текст не ради красивости, но опять же ради смысла. Если же читателю удастся удержать в поле своей видимости все те нюансы и подсказки, мелочи и настроения, которые автор не скрывает и не маскирует, но при этом убирает с центрального постамента, то его ждёт истинное наслаждение от романа в целом и от его разгадки в частности.

«Заповедный уголок», Бьярти Дагур
Повесть, интересная своей идеей и оригинальным подходом к её решению. Начиная плавно и пасторально в Европе, автор внезапно буквально ошарашивает читателя и вводит в состояние стресса вместе с героем, вдруг перенося действие в современную Японию. Ощущение потерянности постепенно сменяется осознанием болезни героя, его амнезии, диссоциативной фуги. Кто он и что он? Что произошло и кто все эти незнакомые ему люди? Вопросы, вопросы, вопросы, на которые не так легко найти ответы. Автору великолепно удалось воссоздать психологические нюансы восприятия и особенности поведения персонажей в столь нестандартной ситуации, передать их характеры. Богатый и образный язык и общий стиль изложения не просто делают читателя свидетелем происходящего, но соучастником. Вместе с тем, даже с учётом особенностей жанра, не покидает ощущение некой общей вялости и невнятности повествования.

«Экспонат», Риона Рей
Космическая повесть, во многом напоминающая сюжетную нарезку из цикла фильмов о «Чужих». Если рассматривать текст, как стилизацию или пародию на американские фильмы, то да, её можно считать удавшейся сполна. Махровым цветом цветёт современная американская толерантность: капитан-женщина (чтобы не дай бог автора не заподозрили в сексизме), полный разноцветный, простите, разнонациональный комплект персонажей (и негр, и араб, и русская, и западноевропейцы), чуть ли не вся социальная палитра (студентка, учёный, инженер, пилот, а вампир обязательно граф, куда же без аристократов-то).
Автору хорошо удалось передать настроения команды и все сложности процесса ресоциализации вампира. Но чувство вторичности при прочтении не покидает.

«Морок», Liorona
«Морок» — фантастическая повесть, попытка разобраться в духовном мире подростков, в их эмоциональном, психическом и физиологическом взрослении и перерождении. Главная героиня, школьница, находит артефакт, магическую книгу, проводит неумело с подругой обряд, который наделяет её не только сверхспособностями но и открывает перед ней дверь из мира реального в мир фантастический, существующий параллельно, но в той же пространственно-временной плоскости. Этот нереальный мир населён монстрами, вампирами, ведьмами, паучихами и прочими неприятными во всех отношениях субъектами. При этом все эти нечеловеческие сущности, благодаря лёгким маркерам, так и хочется классифицировать по суб- и контркультурам эмо, готики, панка и т.д. Наряду с самобытностью произведения временами улавливаются нотки Виктора Пелевина, Антона Сои… Бинарность мироустройства, понятие добра и зла, в повести постепенно эволюционирует в эмоциональную амбивалентность, усложняя и характеры героев, и отношение читателя к происходящему.


«Звери у двери», Анатолий Махавкин
Начало романа ставит читателя сразу перед двумя преградами. Первая — поголовная непривлекательность персонажей. Вторая — шаткость фантдопущения на фоне отлично прописанного реала. Действия и переживания героев, относящиеся к повседневной жизни, правдоподобны и логичны. Но как только в текст вползает мистика, способность к логичным действиям отлетает, отброшенная мощным пинком автора. Произвол демиурга действует, однако, только на героев. Они послушно забывают об осторожности и выполняют те трюки, которые велено. Читателю сложнее, читатель не окольцован магическим артефактом, который заставил бы поверить в невероятную беспечность сразу нескольких человек. Даже беспечные студенты — люди с разным темпераментом и уровнем подозрительности соответственно. Ан нет. Ни один из них не забеспокоился, что перед ними может быть ворованное, хрупкий древний клад, радиоактивное, наконец. А уж если в реальности образуется дырка, сквозь которую видна другая реальность, тем более следует притормозить. Но даже не подпадающие под морок Витя с Пашей послушно лезут в неизвестность. И если дальше влияние медальонов на попаданцев прописано виртуозно, то момент стыка реальности и фэнтезийного мира требует от читателя: просто зажмурься, стисни зубы и сделай это.
Легко просчитываемый сюжет с обязательными вехами — растерянность, отрицание, адаптация, эволюция, завоевание власти — не снижает увлекательности произведения. Нарочито узнаваемая канва приключений наполняется поучительным и драматичным содержанием. Фокус не на том, что происходит с героями, а на том, что происходит в героях. И здесь использован очень красивый приём — процесс нравственной деградации персонажей раскрывается в повествовании от первого лица, через фильтр отрицания и отзеркаливания реакции Паши и Вити. Подобный приём требует большого мастерства, и оно не подвело.
Наваждение, под которым находятся герои, — наибольшая удача романа. За ним уже не так важно, каков мир, в котором герои оказались. Впрочем, в нём тоже находятся изюминки. Хорошо проработан вопрос с речью — как механизм усвоения языка, так и передача говора местных жителей, который по мере мутации прайда становится всё менее заметен.
В итоге получился отличный сильный роман, оставляющий долгое послевкусие. Ему удаётся передать грусть по утраченной героями человечности. Кое-что в романе могло бы стать ещё лучше. Например, мне не хватило жирной точки. Упоминание «начала конца» намекает, что финал не такой уж и финал. Повторяемость оргий, с одной стороны, работает на создание ощущения рутинности зла, бесконечности карусели секса и убийств, с другой, приводит к затянутости последних глав и вторичности описаний. Вернусь и к образам персонажей: из-за того, что они в первой главе предстают безостановочно бухающими юнцами, у меня нет чёткого ответа на вопрос, подразумевал ли автор, что моральный распад медальонами только ускорен, а предпосылки имелись и так, или герои просто молодые и глупые?

«Дыхание тьмы», Анатолий Махавкин
Один из моих фаворитов на этом конкурсе. От первой до последней черточки убедительный мир после катастрофы, в котором убедительнее всего адаптированность общества к реалиям вамп-апокалипсиса. Варвара и симпатичные девочки-кокетки готовят борщи, планируют отпуск, с упоением бегают по магазинам. Даже на фоне смертельной угрозы жизнь идёт как ни в чем ни бывало, и эта способность человека посреди ада находить что-то оптимистичное отлично схвачена. Качественно прописанный мир с несколькими уровнями нечисти. Боевые сцены яркие и правдоподобные, отношения в коллективе — как маслом писанные с натуры. Сочно, ярко, захватывающе. Ненавязчивая и добавляющая объёма образу героя лирическая линия. Свидания описаны просто, буднично и трогательно. В конце я почти расплакалась, так ударило предательство любимых женщин. А вот после осознания героем случившегося не хватило ещё одного аккорда. Совсем чуть-чуть, хоть на абзац, чтобы проникнуться его чувствами и успеть осмыслить нерадостные перспективы.

«Дитя Запредельной ночи», Ламьель Вульфрин
Рассказы и повести узнаваемой уже даже по названиям, не то что по первым строчкам Ламьель Вульфрин — особая пища, и вкушать её следует, подготовившись, только тогда получишь истинное наслаждение. Признаюсь, я мало что знаю о кельтском фольклоре, но стоило погуглить имя главного героя, текст заиграл красками. Если сыну бога любви помогает появиться на свет внучка бога смерти, уже есть о чём порассуждать и поразмыслить. Так, следуя за умелыми намеками, ключевыми фразами, разматывала всю историю. Уверена, когда-нибудь перечитаю ещё раз и наверняка открою новые смыслы. Оригинальный подход к теме, лёгкая ирония, былинный слог и, как мне кажется, многослойность произведения, возможно, не каждому придутся по душе, но для гурманов — что может быть лучше!

«Широки Поля Елисейские», Ламьель Вульфрин
Что назвать в первую очередь? Неслыханную свободу, с которой автор пускает себя по водам повествования, вольность в обращении с текстами-предтечами, тотальную иронию или светлый лиризм? Лучше говорить обо всём этом вместе. Именно такой букет делает повесть драгоценной вещицей. Вся в инкрустациях прекрасных речевых находок, кружеве словесных игр, она не ограничивается красивой формой. Внутри достаточно жемчужинок. Героине предоставляется уникальная возможность попробовать себя в разных ролях. Открытость перед экспериментами — её главный козырь и достоинство. Простодушно-непосредственная, она не поддаётся страхам. Гендерная, по примеру Орландо, двойственность повествователя соседствует с возрастной неопределённостью, так что очень скоро становится очевидным: это история о душе. Душе, которая не имеет пола и вечно юна и любознательна. Герой-героиня падает в сон-видение, выходит в элизиум, соглашается на экскурсию в другой мир. Раскрывается рядом с мужчиной как женщина, рядом с женщиной как мужчина. И всё это с широко распахнутыми глазами. Пожалуй, то, что она сохранила эту юношескую пытливость, так и подкупает. Все мы делаем ошибки, пробуем, ищем свой путь. В итоге получился гимн жажде жизни. Поэтика сна делает падение в кроличью нору, в запределье чем-то столь же естественным, как и все последующие метаморфозы или обычаи нового мира. А главное — гармоничность нескольких столь разных кусков. Получилось чуднОе, но органичное соединение переосмысленного Дантова ада с авторским фэнтезийным миром и мусульманским Востоком. Трогательный финал лишний раз напоминает: тот, кто познал любовь, лишается страха. Ну и о том, что всё — игра.

«Первородная кровь. Ураган Алекс», Юлия Грушевская
Ни в плане задумки, ни в плане еЁ реализации никаких новшеств роман не предлагает. Умирающие от рака юные героини, особенная кровь, мазохистская влюблённость в вампира-дегенерата, который по ходу повествования оказывается не таким уж дегенератом, а... давайте-ка приглядимся: конечно же, непонятой ранимой душой с драмой в прошлом. Написано, однако, достаточно вдохновенно, мелодика приятная, есть объём и фактура. Хорошо создаётся настроение. Присущее автору чувство слова помогает забыть о банальности сюжета — правда, только до того момента, как в жизни героини появляется Алекс. После знакомства с ним текст резко портится и стремительно съезжает во всевозможные жеманности. Лично я вижу у автора большой потенциал, поэтому хочется попросить поработать над сюжетной составляющей. Поискать новые ходы, новые темы, уходить от сентиментальности, не заимствовать лексику и приёмы низкопробных любовных романов.
Также следует обратить внимание на прозу жизни. Например, на множество бюрократических препон, которые возникли бы на пути героев, если бы Маркус просто так увёл за руку из онкоцентра несовершеннолетнюю девочку, пристроил её в школу, поселил без присмотра в квартире, не согласовал опекунство с социальными работниками, не пришёл на родительское собрание… Заблуждение Маркуса разделяет и сама героиня: «Больше не было смысла оставаться в центре. Со дня на день меня могли выписать, а я до сих пор не знала, куда мне идти и что делать» — эх, да кто ей вообще позволил бы рассуждать, куда идти и что делать... Эта ситуация гораздо фантастичнее вампирских происков. Вообще, вся вампирская интрига с суперкровью показалась мне настолько бледной, что я её мало запомнила.

«Рождённый жить», Ориби Каммпирр
Подкупает очень личное отношение автора к главному герою. Теплота, с которой его проводят через различные испытания и любовные тревоги, отчасти примиряет с затянутостью и наивностью текста. В целом, работа нуждается в серьёзном сокращении, и уже тогда, на малом объёме, можно будет работать над композицией (пока перед нами поток сознания), над диалогами (сейчас это очень восторженная внутренняя речь автора), над сюжетом (который сейчас настолько размазан, что его сложно реконструировать), образами героев (в данный момент они статичны и инфантильны, невзирая на свою демоническую или вампирскую сущность). Очень много юношеского надрыва, который следует сцедить. И очень много стилистических кошмариков разной степени тяжести.
Из частных замечаний только два озвучу, потому что иначе работа над отзывом затянется до следующего конкурса: «Мужчина шёл быстро, переступал овраги и перескакивал через поломанные деревья» — шире шаг, шире шаг, переступим мы овраг...
«листья, лежащие на земле, даже не шевелились от прикосновений и не скрипели» — листья обычно шуршат, если они на морозце полежали, то могут похрустывать, а вот скрипеть у них не получится. Как и шевелиться от прикосновений — это не совсем то, что с ними в таких ситуациях происходит.
Одним словом, желаю автору сохранить трепетный настрой и дополнить его мужеством для кардинальной переработки текста.

«Последняя жертва», Эва Баш
Анатомия детектива изучена, правила создания экшена соблюдены. Благодаря этому композиционная составляющая не разваливается, не перекашивается. И... ничем не отягощена. Правила правилами, но хочется, чтоб скелет покрывала плоть. Хочется личного отношения автора к теме и героям. Описаний. Психологии. Деталей. Идеи. Вкусной прозы. Увы, ничего такого нет. Сцены складываются из готовых панелек, реплики берутся из коробки с заготовками на все случаи жизни. А это придаёт роману привкус вторичности, если не хуже — копии энного поколения. У него есть свои достоинства, но они технического плана. Меня же разочаровало, что автору, по большому счёту, мало интересны герои и сама ситуация, что складывание конструктора на скорость его увлекло гораздо больше. Рассказать историю побыстрее и попроще. В результате я почувствовала себя обманутой: хотела купить картину, а мне продали фото на холсте. Честное слово, очень, очень просматриваются все эти «завязка-крючок, ты-дым, бац, обрыв на ключевой фразе». Да и детективная составляющая становится скорее дополнением к женскому роману в духе «Пятидесяти оттенков». Воздержусь от частных замечаний. Заменю их пожеланием: автор, пожалуйста, пишите не то, что хотите протолкнуть в издательскую серию, а то, что идёт у Вас из сердца.

«Кровь с молоком, или Приключения королевского гвардейца» , Лариса Крутько
Роман стартовал в секции для новичков, и было приятно обнаружить, что дело в скромности автора, а не в незрелости текста. Обаятельные герои искренне любят, остаются добрыми и честными, взрослеют, умеют преодолевать свою разность во имя дружбы и любви. Со страниц так и струится доброта и вера в то, что вампир человеку друг. Ну или оборотень. Дриады, русалки и прочие сверхъестественные существа встречаются за каждым кустом. Стычки, порождённые неуверенностью в себе, оборачиваются крепким товариществом, суеверные страхи отступают, и даже охотник на вампиров на поверку может оказаться отличным парнем.
Насыщенная жизнь гвардейцев и их любовные приключения накладывается на антивампирскую интригу, которые плетут недовольные давним указом люди. Действие очень насыщенное, одна ситуация естественно перерастает в другую. Иногда немного напоминает «Трёх мушкетеров», читается легко и приятно.
Из замечаний — почему иногда режим повествования меняется на настоящее время? И насколько оправдано втаскивание в собственный фэнтезийный мир реально существующих религий? Хотя, наверное, придираюсь; написала — и стало даже любопытно, как выглядело бы фэнтези с буддизмом в качестве государственной религии.

«Нортланд» , Дария Беляева
Антиутопия с лёгким привкусом вампиров заставляет вспомнить сразу многие образчики жанра. В ней много метафор, вмонтированных в разные уровни текста, например, очень интересна метафора «подземности» диктатуры и насилия. Конечно, надо отметить язык — зрелый, без искусственных красивостей. Эротика продумана, холодна, рассудочна, как блеск пуговиц нацистской формы (хотя иногда кажется, что все и затевалось ради любовного дуэта).
Написанная умно и местами остро иронично, эта антиутопия все же не воспринимается мною как роман. Это хорошее эссе или памфлет. Художественность же щедро присыпана щелочью анализа и под ней чахнет. Откровение «власть — тот же самый секс» настолько впечатлило автора, что повторяется этот тезис в каждом предложении. Первые три абзаца согласно киваешь, в следующей главе робко возражаешь: «Но я уже понял...», к концу произведения подходишь со стойким убеждением, что прочел монографию о природе власти и садо-мазохистской эстетике. Проблема ещё в том, что столь заворожившее автора сравнение не является открытием, исследовано сразу после возникновения феномена нацизма и давно стало общим местом. И потому достаточно одной — ну хорошо, сто одной — фразы о том, что личное это государственное, а власть есть секс. Вообще же подобные вещи должны считываться из диалогов и событий (при этом герои — это не говорящие головы, чья задача озвучивать максимы).
Композиция тоже держится на цементирующем растворе политически-сексуального параллелизма. С момента прихода Вальтера в дом героини как логика, так и стройность повествования заметно подвисают. Из всех передряг герои теперь выныривают с неправдоподобной легкостью. Как так? В первых главах рисуется насквозь пронизанное контролем общество. За промах расплачиваются жизнью, за мыслями каждого гражданина следят напрямую. Но чем дальше по тексту, тем больше вольностей позволяют себе герои, гибко прогибая под себя заявленные в начале суровые законы. Никто не интересуется, куда исчез Вальтер, его не ищет ни семья, ни начальство. Эрика свободно разгуливает по Дому Жестокости и городу, путешествует к Отто, раз за разом отвергает предложенных кандидатов в мужья, пытается вступить в связь с подопечным, потом вступает-таки — с уже переделанным Рейнхардом, кормит-поит политическую преступницу, катается на встречи с политическим дезертиром-вольнодумцем, хамит кенигу. Границы её свободы на практике оказываются весьма широки. И поверить, что дело только в новообретённом статусе Рейнхарда, не удаётся. (Кстати, почему он настолько всевластен? Он же один из тысяч, и даже если «спецзаказ», то всё равно легко заменим. И контроль за такой игрушкой должен быть строже.) Троица вчерашних слабоумных точно так же автономна в своих действиях, вплоть до переворота. Феномен Отто скатывается до удобной палочки-выручалочки, Лиза что-то должна обозначать, но, по сути, мало ценного вносит в повествования. А героиня в финале проделывает обратное волшебство столь легко, что сомневаешься: неужели другие «специалистки» ни разу не приходили к мысли о возможности такой процедуры? Это ж вышло проще, чем леденец украсть в магазине. В итоге перед нами скорее общество, о котором говорил Маркус Авербах, — общество, в котором автономные образования прекрасно самоуправляются, — нежели тоталитарное государство, где и чихнуть нельзя без ведома властей.
Смутило и то, что в филигранно выписанных отношениях Эрика и Рейнхарда именно героине свойственна рассудочность на грани с клиническим отклонением, безудержная нездоровая рефлексия. Перевертыш с доминированием — это ещё одна популярная в произведении забава. Нас неоднократно подводят к вопросу, кто же на самом деле правит бал, насколько опасна творящая стихия. Эротичность акта создания обыгрывается не меньше, чем эротичность власти. Но всё-таки: откуда у винтика тоталитарного общества, где с детства идёт промывка мозгов, такая степень вольнодумства? У неё за спиной несколько поколений, испытавших на себе мощное воздействие пропаганды. Приверженность идеям Нортланда должна быть едва ли не частью генетического кода Эрики. Мы же не видим никакого патриотизма, одна крамола.
Тоталитаризм в «Нортланде» получился эстетизированным, в соусе из ностальгического томления. Ну, и такой ракурс имеет полное право на существование. В конце же роман виляет хвостом, меняя резко жанр с антиутопии на притчу. Подобное перевоплощение в финале не всегда легко переносится читателем. Мне понравилась мысль о подземном рейхе, эта глава-притча очень красива, но сразу полезли неуместные вопросы... А как они путешествовали из города в город, как там росли липы и шли дожди?.. Я почувствовала себя дезориентированной и.. немного обманутой.

«Змей Горыныч», Сергей Сергоевич Пациашвили
Испытываю огромное уважение к автору, который решился обратиться к русскому фольклору и внедрить туда вампиров. Роман заинтриговал уже самим названием. Редкий случай удачного фэнтези, основанного на славянской мифологии, а не на фейри с драконами. Немного смахивает на мультяшную франшизу с богатырями, зато основательно. К сожалению, при всём размахе в этом былинном эпосе беда с достоверностью. Эх, свернуть бы автору в альтернативную историю, потому что иначе объяснить многочисленные исторические ляпы трудно, количество их достигает критической точки уже ко второй главе. Как часто случается в таких произведениях, скачет и речь персонажей: они то блещут старославянской велеречивостью, то забываются и начинают шпарить по-нашему, по-современному… Если же говорить о композиции и способности удержать всю эту громаду на плаву, то эти задачи мне показались достигнутыми. Текст сбалансирован, выдержан, линии не обрываются, действие развивается логично. Последнее преддложение романа заберу в копилку лучших завершающих фраз.

«Прогулка под луной», Марина Дымова
Доброта этой незатейливой истории подкупает. Ввиду отсутствия в сюжете и приёмах каких-то новых идей, внимание сосредотачивается на образе главного вампира. И он мне понравился. Очень симпатичный князь, который не кичится высокородностью, не цепляется за былое, а соответствует времени и не боится замарать руки чисткой домоходов. За такую свойственную подлинной аристократии готовность взяться за любую работу я его очень зауважала. Правдоподобность роковых совпадений сказочно-условная и, возможно, стоит поработать над тем, чтоб невезучесть героя, его умение всюду находить на свою голову вампиров, а также маниакальное упрямство бывшего преподавателя зиждились не только на фэнтезийных допущениях, получали более логическое объяснение.
Сильно смущает композиционная раздробленность. Роман больше напоминает цикл рассказов, связанных общими героями. Сначала автора интересует Макс, потом внимание сосредотачивается на Диксе; лихая история с бегством из лаборатории — потом хоррор-зарисовка «пришёл компьютерщик по вызову — а там вампир», на закуску парочка лав-стори, в серединке любимый фэнтезистами отчёт о ходе обучения боевым искусствам... Соединять эти части можно в произвольном порядке, роман особо не пострадает.
Неожиданно очень понравились сцены с игрой в новообращенного на вампирском балу. Читала с удовольствием. Да и в целом роман оставил приятное впечатление.

«Эффект крови», Мария Устинова
Некоторая амбивалентность повествования вначале напрягала, потом я втянулась. Ситуации спорные, авантюры с кольцом мутные и раздутые, мир очень замкнут, ничего не объясняется — и... я даже начала во второй половине романа думать: может, и хорошо, что не объясняется? Может, так, в духе Линча, оно и лучше? Другое дело, что при этом я не могла избавиться от ощущения собственной беспомощности и бесправности. Меня как читателя связали, засунули в рот кляп и оставили сидеть на диване, наблюдать за разборками, о которых я никакого представления не имею. Осознав, что от моих усилий ничего не зависит, я перестала разгадывать шарады. Авось не пристрелят в конце как свидетеля. Даже в финале, где на голову выливается ушат информации об особенностях вампиризма, подноготной брака Эмиля и Яны, интригах мэра, многое остаётся внутренней кухней. В достоинства запишу то, что нуар удалась. Город с его тёмными дворами встаёт перед глазами как живой. Мазохистские отношения поданы тоже неплохо. Нет сомнений, что практически открытый финал подготавливает почву для продолжения.

«Тёмной воды напев», А. Кластер
Невероятной поэтичности вещь. В ней есть что-то аутичное или маниакальное. Осью произведения становится глубоко личная мифология, пропущенная через призму снов. Почитание скальдов, тёмные верования, трансмутация, присвоения душ — мотивов и истоков можно найти много, но авторское объединяющее начало переплавило это всё и оказалось сильнее вдохновивших первоисточников. Получилась притча — о поиске себя, о верности призванию и тех жертвах, которые приходится приносить, чтобы собой остаться. При этом быстро выясняется, что бескомпромиссность в отношении к искусству и полученному свыше дару оборачивается жестокостью к другим, что искусство ранит и убивает, оно не бывает безопасным.
Минус один, и очень большой: произведение абсолютно не поддается расшифровке, ключ к этой криптографической системе приложить забыли. Прекрасное владение языком, зашкаливающая образность, продуманный мир, яркие детали, великолепная мелодика, сильное музыкальное начало, первобытная мощь архетипов — и нулевое взаимодействие с читателем. Автор и главный герои в равной степени эгоистичны, пусть и в хорошем смысле слова. Первый отказывается объяснять или делиться, а просто-напросто погружает в свой мир; второй выбирает свой путь, оставляет позади семью, но становится счастливым. Для того чтобы смысл произведения и читатель все-таки встретились, в плотной стене образов необходимо прорубить окошко.

«Первый побег», Anevka
Пример мучительного названия. Как заноза сидел вопрос, в каком значении употреблено слово «побег».
Наличие литературных способностей и неплохое чувство языка соседствуют с неумением в нужный момент расчистить сцену и сосредоточиться на чём-то одном. Там, где должна быть сольная партия, под ногами путается кордебалет, приму пихают локтями и заслоняют корифейки. Всего, много и сразу — под этим девизом проходит каждая глава. Лучше враг хорошего, и незачем загромождать каждый квадратный сантиметр текста новыми героями, деталями и интригам, как хрущевку гастарбайтерами. Внимание читателя оказывается перегруженным уже на третьей главе, а герои теряются. Призраки отваливаются за ненужностью, вампирские принцы сменяются вампирской знатной дамой, её уверенно теснит благородный пленник. Фокус постоянно смещается, перебегает от одного персонажа к следующему. В какой-то момент это изобилие становится невыносимым. Из пышного пирога авторской вселенной можно нарезать романов пять, при этом каждый останется достаточно насыщенным.
Мне очень по душе пришёлся библиотекарь-гоблин, сам диалог в библиотеке врезался в память. Вообще текст написан хорошо, в нем много завлекающих моментов. Каждый раз надеешься, что вот теперь-то и начнётся настоящее действие, все сюжетные линии сойдутся, все герои обретут своё место на масштабном полотне… Увы, истории так и разбегаются за пределы романа, и остаётся только наслаждаться хорошим языком и яркими зарисовками.

«Шахматы дьявола», Андрей Романов
Снимаю шляпу перед дотошностью автора, любовно, на десяток страниц расписывающего особенности рыцарских доспехов. Сравнения лошадей разных пород, рассуждения об оружии, описания поединков — всё более чем подробно. Историческая часть, таким образом, читалась ещё и как увлекательно написанный научно-популярный справочник. Образность магистрального сравнения тоже понравилась.
К сожалению, в подробности кроется и опасность. Фактография перевешивает сюжетность, публицистический стиль постоянно норовит вытеснить собой художественный. Язык барахтается между канцеляризмами производственной передовицы и штампами юмористического фэнтези. Рыцари беседуют на сленге офисных работников века двадцать первого.
Вторая серьёзная проблема — композиция. Тамплиерская часть — череда испытаний, характерных для приключенческого романа, — выпирает из рамки современности как взошедшее тесто. Она самодостаточна. Зачем же её портить? Все эпизоды со Степаном выглядят искусственно пристегнутыми, инородными, как телёнок в конюшне с фризскими жеребцами. Очень банальное начало, невразумительный конец. Да и беготня с хрустальными черепами более пристала подростковому фэнтези, а не такой фундаментальной стилизации.

«Пока смерть не заберет меня», Светлана Крушина
Вампирская «Сага о Форсайтах» подкупает похвальной неторопливостью. Повествование обстоятельно, местами педантично. Явное умение и желание уделять внимание деталям и психологическим нюансам сочетается с пониманием сути прозы. Никто никуда не торопится, каждый эпизод автор вертит в руках и пристально рассматривает со всех сторон. Текст мягкий, как кофе mild, его воздействие постепенно, иногда он кажется скучным, но неверно требовать от него резких движений. Лучше присмотреться к манере, в которой выписаны персонажи. Их портреты получились весьма интересными — правда, в основном это касается женских образов. Мужские персонажи (за исключением Кристиана) вышли более невнятными. Сдержанная палитра исключает экстраординарные поступки и плакатные характеристики. Каждый герой раскрывается постепенно, мазок за мазком.
Тот же принцип действует в отношении композиции. И здесь он временами подводит. Смутило, почему автор настаивает на термине «интерлюдия». Вставные фрагменты сливаются по тональности и по всем другим параметрам с флешбэками. А подсознательно хочется контраста. В том виде, как оно есть, это композиционное решение выглядит спорным. Мало работают и эпиграфы, предваряющие каждую главу.
Следующая проблема серьёзнее. Кристиан и Илэр появляются из ниоткуда. Вернее, как раз «откуда-то». За границами романа, до и после, простирается проработанный мир со своими причинно-следственными связями. Предыстория героев, как и структура вампирского сообщества, остаётся достоянием предыдущих романов. Краткая справка в два абзаца, втиснутая в первый диалог Кристиана и Хэтери, скорее усиливает это ощущение. Несправедливо требовать исчерпывающей полноты от части цикла, однако до середины произведения читатель чувствует себя припозднившимся гостем на приёме, где все друг друга хорошо знают. На фоне этой смутности происходит переключение с одного фокального персонажа на другого. Проникнувшись моральными терзаниями Кристиана, я настроилась идти по роману с ним — и тут меня насильно подвели за руку к Илэру (который своим юношеским максимализмом уже успел оттолкнуть).
Проработки требует мотивационная составляющая. У автора есть все задатки для того, чтобы дать поступкам героев убедительное объяснение. Пока что все обоснования действий персонажей шаткие. Почему Илэр так рвётся в вампиры? Нет-нет, притянутое за уши «чувствую себя не таким как все» и наследственность малоубедительны. Дело в психологической травме из-за убийства отца? В привязанности к Кристиану? Желании отомстить за «отвержение»? Хождение от двери к двери в попытке заполучить обращение не проливает свет на его мотивы. В разговоре с Аланом герой признаётся, что не особо понимает, зачем ему бессмертие.
На втором этапе превращения герой негодует от перспективы осушить приведенную для этой цели девушку. Но позвольте, столь глубокая неосведомленность позволительна лишь человеку, с вампирами столкнувшемуся впервые! А уж кому, как не Илэру, знать, что из себя представляют эти существа. Ведь в начале романа юноша приходит в ужас, узнав, что Кристиан возвращается в вампирское сообщество и вновь пьет кровь. Допустим, Кристиан берёг подопечного от шокирующих деталей, но ведь Илэр целый год активно искал информацию!
Раскаяние после обращения тоже притянуто за уши ради драмы. Такая реакция понятна, если обратили насильно. Но в нашем случае нет и речи о принуждении или обмане. Илэр фактически выклянчил обращение у Алана. Юноша получает бессмертие, множество бонусов, принадлежность к сильному клану, симпатичную подружку — по крайней мере на год-другой должна накрыть эйфория. Я бы ожидала от новичка самодовольства, опьянения новыми возможностями. То, что вампирами движут далеко не самые благородные мотивы, Илэр отлично знает. Известно ему и о владельческих отношениях между Лючио, Кристианом и Лореной. Так в чём сюрприз? Хорошо, допустим, юноше неприятно чувствовать себя объектом сексуального интереса со стороны Алана. Это сильный отрезвляющий фактор. Но давайте тогда не будем смешивать его с неубедительными причинами морально-нравственного характера. Дальнейшее поведение тоже нелогично. Когда становится очевидным, что хозяин намерен добиться послушания, Илэр делает всё, чтобы спровоцировать Алана на ужесточение воспитательных мер.
Трудно понять, чем так привлекательна Мэвис, неспособная на импульсивный, продиктованный любовью, а не рацио, поступок. Она рисуется ограниченной ханжой, но покоряет и Илэра, и Кристиана. Очевидно, замысел заключался в том, чтобы показать контраст между грязью вампирской жизни и благородством, которое олицетворяет героиня. К сожалению, олицетворять его она способна только в мечтах Илэра. И дело не в вере. Истинно верующая девушка может быть очень жертвенной. Мэвис же религиозная, а не верующая. Непонятно, к чему такая неуместная откровенность в объяснениях с ней. Не самая мудрая тактика. Определённых девушек заинтригуют намеки на подпольные организации и мистику, только вот Мэвис явно не из их числа.
Некоторые вещи перепрыгиваются кенгуриным прыжком. Отношения Илэра с Мэвис только завязались — и уже говорится про несколько лет. Мельком упоминается, что Илэр работает в редакции. Однако, судя по тексту, он в ней вообще не появляется.
Сперва я хотела упрекнуть роман за неопределённость — о чём он в итоге? Перечитав, я поняла, что это неверный вопрос. Он не «о чём», а «для чего». Это семейная сага, и смысл её существования — в наблюдении. При таком ракурсе сразу становится понятно, что перед нами не история становления отдельного героя, а фрагмент полотна, и предметом исследования являются в равной степени все персонажи. Стоит поместить метания Илэра в такой контекст, и всё встает на свои места.

«Пламенная вишня», Эрнан Лхаран
Симпатичная мифология, из которой можно выжать большее. Смешение легенд о саламандрах с вампирской и драконьей линией открыло бы новую главу в вамирской прозе, если бы не пало жертвой основного увлечения — любования яойным цветником. Яркие начальные эпизоды не поддержаны дальнейшими находками, история сводится к стандартной схеме, и даже фокусы с переселениями душ, одалживанием тел, всеобщим родством не замаскировали восторга автора от всеобщего совокупления. Много фанфиково-наивного. Написано поэтично. Певуче, с мрачным огненным колоритом. Но красивость висит в воздухе, не поддержанная внятным сюжетом. Прекрасные вампиры все на одно лицо, запомнились мне только мозаики — хорошая находка.
Нравственно-этические нормы под вопросом. При всем различии устоев огненного мира и мира людей герой далеко не Маугли и не второй Простодушный. Он рос не в вакууме, не в волчьей стае. Его воспитывал отец, который должен был привить первичные понятия о том, «что такое хорошо и что такое плохо», и который обладает высоким статусом. Социализация налицо. Однако герой очень удобно изображает наивное непонимание, когда фактически рогипнолит Жанну, хотя в качестве примера у него есть отношения отца и матери. Заимствуя чужое тело, герой получает и запас знаний, но эта память какая-то выборочная. Он знает о существовании денег, но не знает, что с ними делать. Знает о тех или иных требованиях человеческого социума, но закрывает на них глаза. Мнимая свобода от условностей смахивает на расчётливую игру. И такую трактовку даже легче было бы принять, не говоря о том, что это прибавило бы психологизма тексту.
Ну ладно Къеррах, что с саламандры взять. Но и Ричард подбирает безродного мальчишку с явным отставанием в психическом развитии — и эгоистично держит при себе, а потом ещё и не препятствует работе в клубе.
В целом — ловлю себя на том, что страницы, действие которых происходит в Лахатаре, мне были намного интереснее, чем «земная» часть.

«Трансильвания: Воцарение Ночи», Лорелея Роксенбер
Можно много говорить о феерических перлах, которыми пестрят страницы этого романа, но при всей своей трогательной наивности и килограммах ляпов текст держит. В нём бурлит авторская страсть и бушует фантазия. Местами смешные злодейства, описываемые с трагическим лицом, выразительная, хотя и вторичная эротика, выдержанная от начала и до конца основная линия — эволюция сильного чувства, которое так и тянет назвать созависимостью или одержимостью.
Мне импонируют живые отношения автора с создаваемым миром и экспрессивность. В передаче эмоций и образов — сильная сторона текста. «Ближе к нам висела картина, изображавшая синее спокойное и безмятежное море, отражающее блики солнца своей тихой и обездвиженной гладью. В недра кабинета вела еще одна дверь, за которой было настолько темно, что не представлялось возможности что-либо разглядеть. В дверном проеме брезжил, поминутно мерцая, слабый свет». «В столбе вихря человек, который только что стоял передо мной, исчез. Вместо него посреди комнаты оказался огромный черный нетопырь, пожалуй, в три моих роста. Два перепончатых крыла развернулись и накрыли собой все пространство палаты». Полнокровно, с насыщенной палитрой. Очень хорошо удаётся описать видения, моменты погружения в другую реальность, ведь в них не важна точность в мелочах, все возможно, и даже несусветные ляпы можно списать на галлюцинации. Но вообще надо поосторожнее обращаться с прилагательными. Автор легко запутывается в описаниях, иногда продуцируя смысл, прямо противоположный задуманному. Неуместное прилагательное — и как галлюцинацию воспринимаешь любое событие. Хорошо получился конфликт с Анной.
Композиционный замысел — разделение романа на части, соответствующие этапам жизни героини, — мне понравился, как понравилась и цикличность наваждение-исцеления. Но замысел страдает от раздутого объёма текста, к середине романа перестаёшь видеть его как целое, да и приедается этот ритм.
«Ты — мое все. Ты так важен для меня, что я боюсь проснуться, боюсь, что психоаналитик был прав, и тебя, действительно, не существует нигде, кроме как в моей голове. Я боюсь потерять то, что делает меня живой, то, что делает меня собой». Честно говоря, я надеялась, что действие будет развиваться параллельно в двух реальностях, в психиатрической больнице и Трансильвании, существующей только в больном сознании героини. Долгое время ожидала, что в финале Лора по примеру героя «Острова проклятых» очнётся под аплодисменты врачей. Очень уж похожи провалы в другие миры и перерождения на эпизоды помрачения сознания. И пролог, сравнивающий любовь с заболеванием, классифицируемым по МКБ, намекал. Тогда конфликт с матерью, сцены с психоаналитиком и трудоустройством в клинику заиграли бы новыми красками.
Представления о взрослости («молодой человек лет шестнадцати», «полностью сформированное в шестнадцать тело») выдают в авторе очень юного человека, поэтому я не буду сильно пенять за то, что значительная часть трансильванской экзотики и визуализации — моменты с Франкенштейном, превращение Владислава в нетопыря, пробуждение детей-вампирят — дословная цитата из «Ван Хельсинга». Но на будущее: так делать нехорошо. Взрослые называют это плагиатом.
Не обошлось без породистых штампов. «Ты — реинкарнация моей погибшей шесть веков назад жены» — честное слово, вот это чуть не перечеркнуло все положительные впечатления.
Язык — боль. Фактография — ад. Логика — за гранью добра и зла.
Познания о религии у автора такие же, как о системе высшего образования, психоанализе и работе психбольниц. То есть нулевые. Но хотя бы обыденное, бытовое можно изобразить достоверно! Даже самые простые вещи и явления исковерканы так, как будто о них пишет марсианский шпион-двоечник, только вчера внедрённый на нашу планету. Какие такие кулинарные институты? Какие вообще в США — институты? Есть университеты, колледжи, академии, школы, курсы, студии.
Ни за что не поверю, что девушка, имеющая диплом повара, не может найти работу в крупном городе. Даже девочка с одной только школой за плечами легко устроится официанткой. Героиня — обладатель самой благополучной в плане трудоустройства профессии.
Отчего в больнице, переоборудованной под тюрьму для вампиров, нет никаких правил безопасности? Они твёрдо решили привлекать к себе как можно больше внимания? Это государственная программа? Тогда должно быть серьёзнейшее финансирование. Энтузиасты? Всё равно должны быть фонды, спонсоры. При повальном море среди сотрудников и пациентов клинике грозят проверочные комиссии, возбуждение уголовных дел и закрытие. Не за вампиров — за антисанитарию. Весь этот живописный кошмар с трупами и руинами нежизнеспособен в реальности этого мира, в реальности мистического мира — да и вообще ни в какой реальности.
«Пожилой мужчина с минуту оценивал меня внимательным взглядом, пытаясь понять, заслуживаю ли я тех минут общения с ним, за которые ему, вероятно, никто не заплатит, так как он не был частным практиком» — кто же финансировал этот банкет? Специалист — невольник, которого заставляют бесплатно работать?
Психоаналитик не будет выписывать нейролептики — и вообще ничего не будет выписывать. И тем более выдавать «рецепты, подписанные чужим именем». И тем более читать нотации. И тем более звонить близким пациента. Даже если психоаналитик давний друг матери и прожженный мерзавец, которому плевать на врачебную этику, он не станет рисковать лицензией. Выписывать аминазин и диазепам в случае ночных кошмаров — это выстрел из пушки по воробьям. Столь тяжёлые средства назначаются только психиатром и то при ярко выраженных психозах. В целом, в эпизоде наблюдается неспособность последовательно создать характер: вначале перед нами предстаёт умудрённый опытом специалист, мудрый и бескорыстный, а затем он оборачивается истериком и сплетником. Та же проблема с матерью: вроде бы она позиционируется как деспотичная фанатичка, но вдруг ориентирует Лору на брак по совершенно мирским критериям успешности.
На выпускной девушки заказывают себе платья от топовых модельеров. Выше говорилось, что у бедной студентки чуть ли ни гроша за душой («на частного практика даже подающей надежды студентке взять денег неоткуда»)
Цитировать все орфографические стилистические и пунктационные колченогости не буду, имя им легион, ограничусь парой прекрасных образчиков: «а я по-прежнему сидела на кровати, одержимая ночным кошмаром, в запутанных мыслях»; «Я подошла к апофеозу, достигнув апогея».

«Ночь, которая никогда не наступит», Мария Потоцкая
Роман написан по жёсткому канону такого модного нынче направления романтического фэнтези, как «отбор невест». Перенос механизма реалити-шоу на фэнтезийные миры последние несколько лет находится на пике популярности, и романов, в которых героиня по чистой случайности попадает на конкурс и вынуждена бороться с коварными соперницами, не счесть. В данном случае цель шоу иная, но все прочие составляющие в наличии.
Идея с Днём любви и голосованием за своих близких неплоха. Только возникает вопрос: по логике, на корм вампирам должны идти маргиналы, старики-одиночки — не самая вкусная трапеза получается. С другой стороны, вампирский аппетит способствует укреплению семейных ценностей, повышает сплочённость и строит общество, в котором просто так не забудешь о дальнем родственнике — каждый голос на счету. Это интересный подтекст.
То ли из-за противоречия между прокрустовым ложем канона и собственными идеями, то ли ещё по какой причине в романе отсутствует цельность. Сюжетные линии расползаются и теряют четкость. Шоу невнятное. Испытания, которым подвергаются герои из обеих команд, прописаны небрежно и явно без интереса. От кровавой Элиз и сумасшедшего короля ожидается что-то большее, чем конкурс на лучшую песенку. Ведь герои сражаются за собственную жизнь! Автор боится крови или отвлекся на другое? Охотники неорганизованы, действуют без плана, как бог на душу положит. Романтические намёки ни во что конкретное не выливаются.
С характерами и диалогами автор обращается местами неловко. Зато хорошо умеет опрокидывать ожидания, если перестаёт держаться мёртвой хваткой за костыль канона и разрешает себе фантазировать. Когда начинает немного бредить, становится совсем хорошо. Чем дальше его заносит от исходников, тем самобытнее и ярче становится текст. Отдельные образы уносят куда-то в земли, граничащие с Зазеркальем. Не могу не отметить сходства с прошлогодним «Дураком»: о нём напоминает и Йосеф, наивный вампир с лёгкой степенью умственной неполноценности, и Габриэл, почти двойник Аэция, и Винсент, принявший то же амплуа, что Юстиниан, и королева, чья мертвенность приводит на память заживо разлагающуюся Нису. Вероятно, в ноосфере вызрел рецепт романа, где диктатура смешана в равных пропорциях с абсурдом и безумием.
Хотя вампиры получились запоминающимися и объёмными, мне показался наибольшей удачей образ Генриха, человек может представлять не меньшую угрозу, чем вампиры. Радует, что в хэппи-энде роман нам отказывает. Добавить ещё чуточку безумия — будет вообще хорошо.

«Стать легендой» , Arahna Vice, Росс Гаер
Предметом изображения избрана нестандартная ситуация — соперничество за кандидата на обращение. Через призму гонки за брутальным байкером даются истории остальных героев и раскрывается иерархическая система вампирского сообщества. Угадывается тщательная подготовка к введению каждой локации. Много интересных отступлений, посвящённых размышлению о природе творчества, отношениях писателя с героями. Написано сочно, образно.
И всё бы отлично, но...
Отличие графомана от писателя заключается в том, что, писатель умеет сказать себе «стоп» и отсечь лишнее. Графоман или начинающий автор ведёт себя как Плюшкин, сохраняет каждую былиночку. И очень скоро за этими былиночками теряются контуры помещения. Здесь мы это и наблюдаем.
Множество героев постоянно ведут беседы и занимаются сексом. Многочисленные и многословные диалоги имеют общий недостаток (помимо того, что герои одинаково изъясняются): они вуалируют намерения персонажей, а не проясняют. Несколько таких бесед приятно щекочут загадочностью. Когда все разговоры имеют целью навести туман, испытываешь раздражение. Действующие лица поголовно сногсшибательны, манерны, ни слова в простоте не скажут, все нетрадиционной ориентации (наверное потому что Европа, всем известно, там только геи живут). Уже на третьем персонаже с трудом отличаешь одного от другого. Может, стоит расчистить сцену?
Эротика образная, чувственная. Но с ней та же беда: что в малых дозах лекарство, то в больших — яд. Перебор однотипных эротических сцен сплавляет их в одну продолжительную киноленту для взрослых. Бесконечная метафоризация каждого действия тоже не облегчает проникновение в текст. Автор может ответить, что кого попало в свой художественный мир и не звал, а ему комфортно и так. Имеет право. А читатель имеет право сдаться на половине романа, устав барахтаться в густом меду.
Отсутствие пиков, спадов, сплошное плато... В тексте трудно выделить ударные эпизоды. Несмотря на территориальную щедрость, нет запоминающихся пейзажей, вообще каких-либо примет места и времени. Линия, раскрывающая процесс творчества, интересна, но это декоративный элемент. Наконец, финал. Резким обрывом повествования грешат многие конкурсные работы. Но даже когда делается заначка на продолжение, есть хотя бы наскоро выведенная мораль и промежуточный итог. Здесь — как последняя страница потерялась.
В итоге имеем: уклончивые герои на одно лицо, однотипные диалоги, перенасыщенное малочитаемое полотно. А жалко, завязка обещала большее.

«Авантаж», Ник Нэл
Магистральная идея — авантюристская суть политики, близость политической игры к промыслу наперсточников — составляет главную прелесть романа. Из «мелкого мошенника» герой дорастает до афериста планетарного масштаба. Суть власти — блестящая маска, под которую можно запрятать любого жулика. Меняются титулы и размах, но не суть махинаций. Остроумно. Правда, герой осмыслил свою жизнь и теперь употребляет шулерские таланты во благо — в отличие от многих земных правителей. Впрочем, он Рокамболь, которого увлекает игра, а не власть.
При таком подходе отчасти понятен шутовской, балаганный характер происходящего. Но — отчасти. Как я ни старалась, мне не удалось принять угрозу международного конфликта всерьёз и вообще поверить во всамделишность этого разудалого космического вертепа. Войнушка — не назвать войной — понарошку, совет по важнейшим вопросам — так, забежали между делом и дальше поскакали. И сам герой со временем начинает выглядеть слишком легкомысленным. Он ничего толком не знает о положении дел в своём государстве, ничего не умеет и не делает, разве что вызывается выполнить работёнку, которую должны выполнять лазутчики намного ниже рангом. С человеком простодушен, наблюдательностью не страдает.
То Альв предстает правителем и кумиром, то им помыкают соратники, и он низводится до положения марионетки. Такие качели набюдаются не только с главным персонажем: автор с легкостью отменяет серьёзность предыдущих характеристик ситуаций и героев.
Нервирует и раздёрганность действия. С делами сердечными у героя не складывается, так что обрыв всех начатых было любовных линий — очевидная дразнилка. Но вот линия Альв—Ингилейв так и осталась болтаться. О чём она в первую очередь? То ли ключик к интригам, то ли лакмусовая бумажка способности к дружбе, то ли ещё одна потенциальная любовная интрижка. Похоже, автор и тут по пути много раз передумывал.
Текст несётся вприпрыжку и неровен. Попадаются очень точные оригинальные фразы, а потом — куски, написанные левой рукой на коленке, как будто на скорость. И много оговорок — какой-то флот, какой-то космопорт, как-то делается, но как — я не знаю. Между строчек начинаю подозревать авторское «мне лень обосновывать или изучать матчасть». Я бы с большим удовольствием почитала этот роман «взаправду». А так — вдруг я куплюсь, а под скорлупкой-то — ничего, один розыгрыш?

«Настоящая Венеция», Татьяна Шуран
Написано отлично. Идея великолепна. Композиция демонстративно нашинкованная на мелкие блоки, впечатляет (решение с «фильмом», из которого вырезаются кадры, — отличное). Состоявшийся автор, блистательный язык.
Вопрос — зачем написано. Провокация, тест на терпимость — что это? Старательно гоню от себя подозрение, что эпатажа ради. Ведь многих намеренно шокирующих фрагментов могло не быть, они ничего не привносят в сюжет, даже если бы автор предпринял попытку провести нас по коридорам психики жертвы педофила. Скрепляющей текст идеи или внятного финала не просматривается. Есть игра с формой, которая, мне кажется, является главным мотивом создания романа:
«… Просто снимаешь то, что происходит — как пойдет, а потом отбираешь эпизоды, которые как-то перекликаются между собой, и компонуешь в нечто целое. Получается условный смысловой объем»
«— И в чём конфликт на этот раз?
— Вот я и предлагаю посмотреть. Но подозреваю, что это будет конфликт между тобой и мной».
Я не очень люблю форму ради формы и эпатаж ради эпатажа. Они кажутся мне недостатком уважения к читателю.
Человеку впечатлительному или верующему роман читать не стоит, для совестливого атеиста — хороший наглядный материал, поясняющий, почему в обществе есть определённые табу, которые надо уважать. Покоробила и показная многозначительность при уходе в эзотерику — с выражением лица «ну тут вы точно ничего не поймёте».
Вампиров в тексте я не нашла, хотя всячески старалась натянуть эту роль на Альдо.
Никак не могла разобраться в хитрых играх с возрастом персонажей. Несколько раз звучит, что прошло тридцать лет после того, как Вероника ушла от отца. Героине должно быть не менее пятидесяти. («Да и что я должен был объяснять одиннадцатилетней девочке… — Одиннадцатилетней?! Пап, я ушла от тебя, когда мне было двадцать!») Но Альдо характеризуется как человек «немного за сорок». «Сам-то ты, насколько я понимаю, выглядишь намного моложе своего реального возраста» Хорошо, вселившаяся в него сущность не даёт ему стареть. Но как этого не замечают окружающие? Или они имеют дело только с многочисленными проекциями героев?.. И самое главное — у Антона и Луны тоже вампирское бессмертие...
Подозреваю, тут какой-то важный для текста приём, но читается он нечётко.

«Вампир из Трансильвании», Сергей Барк
Главного национального вампира встретили, влюбились, кровь для спасения предложили, на бал сходили... Все привычные пункты румынской туристической программы выполнены, но от путешествия не осталось впечатления затасканного аттракциона для туристов. Всё очень нежно, трогательно, как впервые, с подкупающей свежестью. Очень убедительная расцветающая юношеская любовь. Трансильвания, показанная восторженными глазами любознательной путешественницы, попавшей в страну своей мечты и жадной до впечатлений. И даже неправдоподобность решения Саши поиграть в доктора Хауса проглатывается под соусом трансильванского колорита.
Калейдоскоп румынских достопримечательностей составляет главную прелесть романа, но, помимо восторогов по поводу природы и замков, героиня периодически делится выводами, которые делает из своих приключений. Эти простенькие рассуждения, та острота, с которой проживаются те или иные житейские аксиомы, лучше многих действий раскрывает образ героини и показывает процесс превращения вчерашней школьницы в человека ещё не взрослого, но взрослеющего и осознающего процесс собственного взросления:
«Опасность — дело малопредсказуемое, и я всегда знала, что цветочный горшок может внезапно сорваться с чьего-то подоконника. И никакие предосторожности никогда не уберегут меня от всего арсенала угроз, существующих даже в самой обыденной жизни....Проехав по тропинке прошлым вечером, я, кажется, наконец-то приняла опасность, как одну из составляющих чьей угодно жизни. И моей в том числе»
«Если поверить в судьбу, то на душе сразу становилось легче, ведь можно было не брать на себя ответственность за происходящее — во всём виновата судьба. Но если решить, что всё в наших руках, то пенять становится не на кого и только нам решать, что будет завтра»
После этого хочется её обнять и угостить горячим какао.
И эти чудесные комплексы, порожденные осознанием собственной юности!..
«Саша, давай, ты же можешь. У тебя же варят мозги. Ну скажи что-нибудь умное, или загадочное, или глубокое»
Очень хорошим решением, придающим щемящую яркость последним главам, становится знание о том, что всё пережитое будет стёрто из памяти. Прямо очень хорошо, как последний день перед приведением в исполнение смертного приговора. А вот закольцованность истории — Саша в аэропорту радуется хорошо проведённым каникулам и не слишком печалится, что не нашла никаких вампиров, — не стоило разбивать появлением таинственного незнакомца. Перекличка «я приехала в Трансильванию искать вампиров» из первой главы и «Конечно, никаких вампиров я не нашла» в последней позволяет читателю сохранить сразу две трактовки истории на выбор. Вводя незнакомца, автор многозначность убивает.
Подпортило впечатление от романа хрестоматийное «Она так на неё похожа» — ну как же так, неужели Саша сама по себе, без костылей похожести на бывшую возлюбленную, не способна завоевать чьё-то сердце? И очень огорчило скатывание в «вопрос-ответ» при рассказе о вампирском закулисье и прошлом Влада. Затасканный до невозможности приём, вдобавок очень скучный для читателя.
В двух произведениях этого года героини прибегают к одному и тому же трюку, чтобы по возвращению домой сохранить воспоминания о случившемся в поездке. Виктория из «Вилья на час», прилетев в Петербург, создает текстовой файл, в котором записывает историю знакомства с Альбертом. Саша, очевидно, заводит некий тайный файл или пишет в сетевом дневнике, недоступном для Влада и посторонних. Фиксация важного эмоционального опыта в тексте, превращение его в произведение, как и намёк на то, что любое произведение на деле может оказаться не выдумкой, но ключом к другой версии реальности, — это всегда соблазнительный постмодернистский ход.

«Жизнь и приключения вдовы вампира», Татьяна Буденкова
Очаровательная развлекательная вещица, за которой приятно скоротать вечер. К теме конкурса роман имеет косвенное отношение, настоящих вампиров в нём не замечено, да и призрак получает официальную прописку только в середине романа. Однако за перипетиями жизни героини и её окружения следишь с неподдельным вниманием.
Возможно, потому что я помню рассказы, легшие в основу романа, мне бросается в глаза неровность разных частей текста. Первые две главы — анекдоты, призванные подшутить над героями, которые награждены чертами типичных персонажей провинциального водевиля и действуют в строгом соответствии со своим амплуа. Они условны, комичны и не нуждаются в объёме. Главы примерно с четвертой начинаются работы по реабилитации персонажей, проработке психологии, меняется интонация, темпоритм. Время произведения резко замедляется, действие приобретает основательность. Герои мутируют. Писарь из немощного Акакия Акакиевича обращается в мужчину очень даже ничего. Призрак повышается в ранге до уровня пиковой дамы. Безобидный розыгрыш из буффонады втаскивается в пространство готической прозы. Изобразительные средства разнородны, стилистика скачет, глубина проработки образов заметно отличается в разных частях произведения. Нарочитая стилизация в формате рассказа шла в плюс, в романе режет глаз. В итоге имеем дом с мезонином, который начали строить как деревянную дачу, а закончили как каменные палаты в духе неоклассики. Хорошо бы эту эклектику выровнять, а если автору жаль терять воспоминания о первоначальном замысле, сохранить две версии произведения, романную и рассказную.

«Вилья на час», Ольга Горышина
Быть может, конец — это только начало? Даже если жених бросил накануне свадьбы. Впрочем, в этой музыкальной фантазии любовная интрижка — лишь формальный повод для своеобразного тренинга личностного роста. Вампир, строго говоря, тут необязателен. Альберт мог быть призраком, трубочистом, андроидом. Главное не то, кто он, а что он делает. А по своим должностным обязанностям он психоаналитик, проводящий через катарсис.
Полифоничность текста позволяет находить в нём новые и новые смыслы. Помимо всего прочего, он ещё и о встрече двух культур — утонченно-европейской, привыкшей к свободе в такой степени, что ей не мешает внешняяя чопорность, и русской, с постоянной самоцензурой и рефлексией. Эта полярность задана уже в первых кадрах. Виктория — типичная «руссо туристо», комплексующая по поводу акцента, внешности, того, «как посмотрят люди». Тактичный европеец говорит о Бахе, русская девочка докладывает «тёте Зине» «о мужиках». Стиль его речи резко контрастирует с приземлённой лексикой Виктории: «Слякоть декабря, и до метро чапать минут двадцать. На работе одни бабы». Рассказы Альберта долгое время перекодируются Викторией, переводятся в плоскость бытового. В импровизированных лекциях о музыке и танце она подозревает пикаперский приём, рассказ о свадебных обрядах немедленно проецирует на собственную ситуацию, формулирует в привычных ей терминах: «Ленка, коза, понимала, что Димка иначе никогда от меня не уйдет... Он бесспорно козел, но она просто сучка».
Соприкосновение с вечным, посредником которого выступает хранитель памяти, вампир, способно не только исцелять, но и поднимать на новый уровень, вытаскивать из дискурса женской прозы средней руки. Альберт не только целитель. Он дух Зальцбурга, таинственной Трансильвании с её мистическим кодом и утонченной Европы со всем её культурным богатством. Это повесть не о вампирах и не о брошенных женщинах. Она о контакте искусства с душой и пробуждающей силе этого контакта. На протяжении романа героиня переоткрывает вроде бы ей уже известное, обнаруживает под поверхностью глубинное содержание. Бальные танцы в студии — и танец как испытание, сакральный обряд. Музыка как пассивное присутствие на концерте — и как неотъемлемая часть жизни и личности реальных, ходивших по этой земле людей. Мини-истории о Моцарте и Бахе, кстати, успешно соперничают с основной сюжетной линией, при этом не вываливаясь из произведения. Роман можно смело рекомендовать учителям музыки — чтобы уж наверняка заинтересовать учеников биографиями великих композиторов.
Много прекрасных фраз.
«И его смех скатился по моим щекам слезами», «Я ведь счастлива не виртуально. Я счастлива реально» — ужасно понравилось.
Некоторые реплики Альберта выглядят нарочитыми. Он регулярно противопоставляет себя современности. «Возможно, современным людям нравится смотреть на себя со стороны?» Выглядит странно. Он адекватно одет, не теряется в современном мире, так неужели до сих пор не свыкся с новыми порядками? Героиню побуждает к размышлениям? Или просто не чужд позёрства?
Роман вышел музыкальным, цвета ранней осени, с запахом астр. Европейский роман, светлый и лёгкий. О том, как преодолевать кризис и не только находить в себе силы двигаться дальше, но и обрести крылья.

«Беглый донжон», Ник Нэл
Огорошивающая сюрреалистичность исходного фантдопущения сразу пресекает попытки мыслить в русле космосаги. Иллюзия, будто перед нами традиционная научная фантастика, перечёркивается жирным красным фломастером. Никаких попыток имитировать научно-технические объяснения, только хардкор. Более того: способ перемещения, сродни самой жизни, сталкивает в одной пространственно-временной точке совершенно разных существ вместе с — внимание! — их привычной средой обитания. Каждый из героев окружён предметной аурой. И она столь же плотная, как и оболочка секторов внутри капсулы. Остроумная метафора сразу задаёт читателю нужный вектор, не давая сбиться с курса и принимать текст слишком буквально.
К сожалению, этого импульса оказывается недостаточно для того чтобы удержать столь разнородные элементы вместе. События происходят, действие бодро развивается. Эпизоды плавно перетекают один в другой, но... Как бы это сказать... Самопроизвольно, в зависимости от того, что в данный момент пришло автору на ум или попалось на глаза. За событиями не видно генеральной цели и намерения. Ощущение, что он писался между делом или наскоро, а то и вообще по принципу свободных ассоциаций, и можно не удерживать в памяти предыдущие события, что это и не предусмотрено. Центробежная сила раскидывает персонажей и эпизоды по разным углам. Оба полюса отношения к жизни — эгоистичная целеустремленность и рабская покорность — одинаково непривлекательны. Герои при хорошо заданных внешних характеристиках остаются 2D. Они демонстрируют качества, которые им велено представлять, перемещаются по доске некой холодноватой безэмоциональной игры. А где же личности? Язык способствует закреплению этого ощущения: он одинаков у всех персонажей; то ли мы имееем дело с намеренным уплощением всей описательной части, то ли это дыхание дедлайна на затылке.

«Татуировка. Клан Чёрной Крови», Лина К. Лапина
Бойкий боевик, где легко запутаться в хитросплетениях межгрупповых интриг. Вампиры словно сошли со страниц бесконечной серии об Аните Блейк, сама героиня столь же рискова. Вампирское сообщество по-настоящему вампирское, хищное и обольстительное одновременно. Именно такой образ чаще всего рисуется в воображении, когда произносишь «вампирский роман». Образы Марка, Максимилиана и Казимира не отличаются новизной, но в них сконцентрированы представления о вампирах как о существах опасных, прекрасных и притягательных. И на этих страницах я от души порадовалась. Понравилось, что в самом начале романа несколько раз происходит смена ракурса, компактно дается предыстория.
Ход с живой татуировкой показался интересным. Правда, в тот момент, когда зашла речь о том, что она имеет внеземное происхождение, я почти забыла о сюжете и захотела перепрыгнуть на историю о том, как и откуда она появилась.
Произведение явно лишь первая часть дилогии или трилогии. Промежуточная победа одержана, но героиня уже одной ногой на пороге новой авантюры.
Плотность событий в тексте слишком велика. Не успеешь осмыслить один хитрый заговор, как подоспел следующий. К середине романа я подошла насмерть запутавшейся. Очень хотелось сбегать в Википедию, на страницу «Татуировка Чёрной Крови. Сюжет». Пожалейте читателя, дорогой автор, разбавьте экшен паузами, чтобы можно было перевести дыхание и переварить информацию.
Динамичность не дает застревать на многочисленных «не верю».
Простая секретарша врывается к именитому репортёру и критикует его статью — как вам это понравится? Второй секретаршей в «солидной лондонской газете» работает девушка с плохим знанием языка. Неважно, притворяется или нет; вряд ли посетителям и тем, кто звонит в редакцию, приятно общаться на ломаном английском.
«Экспертиза показала, что нападавший был крайне жесток и с невероятной силой, буквально разорвал свою жертву голыми руками». Если бы газета привела слова уборщика, нашедшего труп, это осталось бы на совести газетчиков. Но лица, ответственные за расследование, не будут обнародовать подробности с места преступления и результаты экспертизы.
Почему о преступлении пишет репортёр отдела светской хроники? Каким безответственным должен быть мистер Старлинг, чтобы вручить девице чуть ли не с улицы ключи и предоставить доступ к файлам?
«я знаю, по меньшей мере, пять репортеров, которые удавятся, чтобы посмотреть место преступления подробнее и сделать фотографии. К счастью, они слишком трусливы, чтобы ехать загород на ночь глядя» — явное противоречие. Как так? Удавиться — всегда пожалуйста, а проехаться за город уже слабо?..
«Наконец-то, приехали копы. Наверное, их вызвали нелегальные обитатели близлежащих домов» — то есть обитатели сквотов решили засветиться и ускорить свое выселение?
Много ярких сцен. Например: «Растворение началось с кончиков пальцев, и Твистер мог наблюдать расширившимися от ужаса глазами, как его плоть распадается в воздухе и исчезает, словно пыль». Автор в подробностях видит свой мир. К сожалению, при перечислении деталей и красивостей почти всегда перебор. В результате — наращивание цепочек прилагательных, неловкие конструкции, сомнительные сравнения и явные нелепицы:
«мы подошли к большой двустворчатой деревянной двери с металлическими вставками» — героиня и то не так подробно описана :)
«В благодарность солидная купюра, небрежно брошенная на чистую поверхность стойки, осветила улыбкой ее лицо» — каким образом купюра получила способность испытывать благодарность и освещать улыбкой чье-то лицо?
«Татуировка на моей спине горела, и я чувствовала, как ее линии плавно переливаются и перетекают, являясь частью меня самой» — даже местоимение «моей» лишнее, а уж уточнение «являясь частью меня» совсем ни к чему. Разумеется, она часть героини, если нанесена на спину!
Почти в каждой фразе избыточность описаний, парадоксально сочетающаяся с речевой недостаточностью.
«Мы оказались прикрыты каким-то мусором, свалившимися деревяшками и балками, завалившими нас при ударе Джерарда о мусорный контейнер» — сомнительный выбор причастия, зависшее «свалившимися» (откуда? как?), неудачное соседство «завалившее/свалившееся». Как после падения балок герои вообще остаются в сознании?
«Я как можно выше подняла голову, наморщив лоб и пытаясь заглянуть за предел видения» — что такое «предел видения»? К чему подробности «наморщив лоб»? И так очевидно, зачем героиня подняла голову.
«Греясь под упругими струями горячего душа» — могла ли она греться под холодными струями?
«Я старалась не потерять сознание, поэтому сфокусировала взгляд на попавшем в мое поле зрения большом серебристом волке. Это заставило меня немного оклематься. Волк стоял над кучей мусора, откуда мы только что вышли» — лишнее местоимение «мое»; куча мусора ещё жива в нашей памяти, зачем уточнять «откуда вышли»?
«Он бросал короткие фразы, пытаясь ничего не объяснять» — оригинально инверсированное предложение (это не комплимент)
«Тоннель, с высоким сводчатым потолком и мигающим светом электрических ламп, с пошарпанными стенами и запертыми железными дверями, ведущими в служебные помещения» — что такое «пошарпанные»?
«Любопытство, перемешанное со страхом, и приправленное адреналином неизвестности» — зачем к адреналину прицеплена неизвестность?
«Жутко ныло израненное в старой перестрелке плечо» — обычно в таком случае говорят «старая рана».
«словно преодолевая неподъемную тяжесть, я поднимала затуманенный взгляд» — «неподьъемная—поднимая»
«Зачем Вам видеть тело?» — отчего обращение в прямой речи с прописной буквы?
«Я повернулась к вампирше. В глаза сразу бросались ярко-алые волосы, закрученные в чудной узел на макушке, с челкой, закрывавшей половину лица, и несколькими выбившимися прядями сзади, достигавшими лопаток» — вампирша идёт следом за героиней. Следовательно, Евгения смотрит ей в лицо. Длинная челка сразу бросается в глаза. Но каким образом героиня замечает узел на макушке и лопатки?
«Голова девушки метнулась из стороны в сторону, и волна шелковистых волос обдала его терпким ароматом духов» — амплитуда движений головы пугает :)

«Душа для Вампира», Ярошенко Екатерина (AnNy One)
Проблема, в полный рост проявившая себя на этом конкурсе: неспособность организовать ритмический рисунок произведения. «Душа для вампира», «Ангел для вампира», «Стать легендой», «Пленники кристалла», «Рождённый жить», «История Софи» — все эти романы очень трудно читать, несмотря на то, что они предлагают далеко не самые стандартные сюжеты. Авторы ведут повествование как пономарь читает. А ведь грамотная организация текста — залог успеха произведения. Человеческий мозг воспринимает информацию в соответствии с определёнными законами. Монотонность, неспособность выделить ударные моменты, чередовать сцены с разной динамикой, диалоги с действием, придавать каждой главе свой настрой — это похоронный звон для романов. Большинство читателей забросят книгу на третьей странице, а остальные уснут.
Стремление вместо осмысленной работы с материалом тащить в текст всё, что пришло в голову, приводит к тому, что образуется неудобовразумительный склад деталей, реплик и описаний. «Душа для вампира» наглядно это демонстрирует. Очень много лишнего. Протоколирование каждого вздоха и каждой мысли героев. Почти потерявшаяся линия с Элис. Все сцены на одной ноте. Нет кульминации. Я бы посоветовала автору вооружиться красным карандашом и выделить в каждой главе по ударному эпизоду. Вырезать всё остальное. Взять карандаш другого цвета и отметить пики повествования на общей ленте оставшихся эпизодов. А потом уже заново усложнять композицию частей, как огня избегая чрезмерной детализации и удерживая перед глазами намеченный ритмический рисунок.
Намерение показать судьбы героев на фоне мировой истории заслуживает всяческого одобрения. Только нужно учитывать, что история, даже будучи фоном, требует тщательного изучения материала. Если этого нет, то не стоит и вводить в текст Владимира Ильича или НКВД.

«Ангел для Вампира», Ярошенко Екатерина (AnNy One)
Проблемы и ошибки те же, что в первой части цикла. Надо сказать, стало поживее, герои стали двигаться свободнее. Но убирать длинноты всё ещё нужно, так же как и следить за композицией. Поскольку здесь больше внимания уделяется внутреннему миру персонажей, стоит побольше поработать над выразительностью образов.

«Пока ты меня ненавидишь», Tatiana Bereznitska
Подружки решили поразвлечься и нечаянно привлекли к себе внимание демона. Хорошее начало для ужастика. Ужастиком текст не стал, получился неожиданно лиричным. От сползания в фанфик (ох уж эта популярная тема «девушка и демон»!) роман удерживает способность убедительно воссоздавать среду, подмечать бытовые детали и нюансы чувств. Поверх фона — привычной, изящно прописанной действительности — гармонично накладывается мистическая линия. Хорошая мелодика, чувство языка и не самые популярные в конкурсных романах локации — Владивосток и Сеул — закрепляют успех.
Нарастание чувства безысходности передано аккуратно, есть несколько по-настоящему сильных сцен. Ложные воспоминания героини, промелькнувший в одном из эпизоде китаец, нападение Алёны — такие моменты делают текст запоминающимся и живым. А вот демон во плоти, не как неуловимый кошмар или глаза из зеркала, почти не остался в памяти, взгляд мимо него проскальзывал. Вся мистика для меня сосредоточилась в косвенных указаниях на сверхъестественное, в снах и пронизывающем текст ощущении двоемирья.
Несмотря на небольшой объём, выразительно, вдохновенно, поэтично. Немного не хватило ясности, всех ли экспериментирующих с гаданиями демон преследует, и какой урок из романа мы должны вынести — не провоцировать сверхъестественный мир? Бороться до последнего?
Над языком неплохо бы ещё поработать, последить за запятыми и снизить градус мелодраматичности.
«В голову Лизе не ко времени полезли совершенно ненужные сейчас мысли» — «не ко времени полезли» и «совершенно ненужные сейчас» — это одно и то же. Зачем же в одной фразе повторять одну мысль дважды?
«Девушка ещё продолжала смотреть на фото, когда изображение начало меркнуть. Сработал энергосберегающий режим. Потемневший экран показался пугающе мёртвым. И не важно, что достаточно одного нажатия кнопки, чтобы он ожил вновь» — а вот эта метафора постепенного исчезания очень понравилась.

«Teaghlach Phabbay», Алексо Тор
Зажигательный роман обязан своей увлекательностью по большей части главному герою. Харизма рыжебородого вампира буквально подминает под себя повествование. Очень тонизирующий текст с разворотами на сто восемьдесят градусов, лихими драками и заразительной самоиронией. Есть сверхспособности, немножко мафии, капелька семейной мелодрамы и пружинка детективной интриги.
Композиционно есть к чему придраться. Линия Дункана плавает: охотник выныривает в тех местах, когда нужно пришпорить действие или заткнуть дырку в сюжете, слишком быстро раскалывается при внушении — подпольный орден его, получается, как следует не подготовил. Само явление этого ордена — туз из рукава. Флешбек с Рейчел выпрыгивает на читателя слишком неожиданно. То, что это флешбэк, понимаешь только к его завершению.
Боевик хорошей дракой не испортишь, но во второй части явный перегруз однотипных схваток, между которыми почти не остаётся зазора. То же самое относится к иронии и пикировкам с племянницей, они нет-нет да скатываются в ерничание ради увеселения читателя. Перемудрил автор и с вампирским апостольством. Как только пошли всяческие высокие чины героя, мне поскучнело. Мы же Энди не за его родовитость любим и не за прожитые годы. Ну и наконец развязка. Нет уж, золотое правило детектива — у читателя в распоряжении должны быть все подсказки, нельзя извлекать кролика из шляпы. На разгадку ничего не намекало. Нечестно же? Нечестно. Говоря словами героя — фу таким быть.
Щеголяние словечками из гэльского и французского текст подпортило (как и название). Не верю я, что герой за столетия не научился подбирать смачные аналоги на английском, позёрство это у него. Гаэльский не самый распространённый язык, а мне, например, не захотелось гулять до гугла и искать транскрипцию названия. Так он у меня и проходил под кодовыми именами «Про лысого вампира» или «Шотландский».

«2. Иерофант—Гностик», Ситникова Лидия Григорьевна
Роман в той же степени захватывающий, в какой и качественно написанный. На фоне многочисленных текстов, с разной степенью убедительности «играющих» в роман, он таковым является. Как и «Убыль», «Дыхание тьмы», «Венеция» он представляет собой законченное (несмотря на свое промежуточное положение в трилогии) зрелое произведение. При всей рискованности экспериментов с жанрами и экзотическими вкраплениями текст не «плывет», не разваливается, имеет чёткий финал, хорошую интродукцию, неторопливо вводящего читателя в свой мир, убедительных героев. Некоторые вампирские моменты заставляли слегка (но совсем слегка!) поморщиться, потому что казались слишком… эээ… знакомыми и сентиментальными (всякие крысы, маленькие дети и пр.), но общая масштабность и уверенность произведения их поглощает.
Проклятый дар Андриана время от времени проявлял себя, но, к счастью, в отличие от своего Старшего Джи оказался способен сдерживать мучительную тягу к крови. Пусть и ценой отвратительного самочувствия. И такая способность, по словам Андриана ни у кого из «детей ночи» более не встречавшаяся, только укрепляла Джи во мнении, что семена дара пали на не совсем обычную почву.
По стилю — показалось раздёрганным начало, с метаниями туда-сюда, потом я втянулась, стало привычно, решила считать это авторской особенностью.
В некоторых местах всё-таки нужно пройтись со шкуркой, потому что есть повторы и ритм заедает: «Поэтому или по иной причине, но у Джи не было никакой духовной связи со своим Старшим. Не нашлось в его сердце места и привязанности к Андриану. Более того – несмотря на то, что «дитя ночи» однажды держал в своих руках жизнь Джи, унося на себе его обгоревшее тело, бывший охотник так и не сумел побороть брезгливую неприязнь к своему Старшему. Неспособность Андриана держать в узде инстинкты роднила его в глазах Джи с животным. Много раз Джи видел, как мучается Старший, пытаясь совладать с собой, и каждый раз неизменно наблюдал печальный исход этой борьбы».

«Светлые грани тёмной души», Наталья Ветрова
Простодушный роман о приключениях русского вампира-дворянина запомнился мне заключительными главами и шаманской романтикой. Всё, что касается исторической части, нужно беспощадно стереть и переписать заново после долгого штудирования исторической литературы и консультаций со специалистами. Ни этикет, ни речевые характеристики, ни сословные реалии никак не пересекаются с действительностью. Правдоподобие отсутствует, логика сильно хромает, а стилистические ошибки такие разнообразные, что захватывают больше, чем перипетии сюжета. В тексте есть некая свежесть и задорность, но до законченного проработанного произведения ему ещё весьма далеко.

«Естественная убыль», Бьярти Дагур
Тонкий ли это расчёт или автору подсказало вдохновение, но с первых строк он окунает нас в переживания главного героя, бросает в эпицентр некой сложной ситуации, которую мы не сразу можем расшифровать, и делает это так умело, что оторваться от текста уже невозможно до самого финала. Втягивание героя в историю происходит так, как оно обычно и бывает в жизни. Всё вроде бы играючи, между делом — и вот уже он не может остановиться, а лавина событий грозит накрыть с головой и похоронить под собой.
На каком моменте я начала отождествлять себя с Коди, поддакивать его мыслям, верить в его реальность, не знаю, но я прошла весь путь с ним, как подселившийся аватар, и какая-то часть моего сознания всё ещё не расцепилась с ним. Несмотря на интригу, встроенную в середину истории, — пережитый стресс спровоцировал болезнь, богатое воображение сыграло злую шутку или все видения истинны, — для меня нет сомнений в его адекватности. Коди один из самых вменяемых людей.
Вся мистическая, вампирская часть пробирает до дрожи в коленях. Больше всего боишься того, что нельзя пощупать, рассмотреть в деталях. Вампиры, будто тени, неясные образы, преследующие миражи: не подходят слишком близко, но всегда рядом. Это угроза, подстерегающая со всех сторон. Ещё страшнее зыбкость реальности — где грань между фантазией и настоящим, болезнью и трезвым рассудком? Лобовое столкновение с невероятным воспринимаешь как последний аккорд ужаса.
Все события: встречи с источниками, друзьями и родными, стихи-пророчества, личные срывы и откровения, — случаются в нужный момент, чтобы срезонировать, поддержать настроение, выстрелить напряжением, и не оставляют и шанса не сходить с ума вместе с Коди... Чередование трёх нитей повествования — событий, данных в воспоминаниях героя, событий, происходящих в настоящее время, и диалогов с писателем — делают историю еще более объемной и неоднозначной. Когда же нити сплетаются в одну и происходит переход к простому линейному повествованию, напряжённость не снижается, как можно было ожидать. Переключения ракурсов заменяются бешеной синусоидой событий во внутреннем мире героя, и последнюю четверть романа он тащит исключительно на себе.
Пусть Коди так и не смог подарить человечеству бессмертие, но глядя на его упорство, силу характера, убеждённость, хочется жить ярко и полно. Журналисты, на мой взгляд, должны отдельно поблагодарить автора: роман — настоящая ода профессии.
Напоследок о «Естественной убыли» словами романа: «Основательность, хорошая порция психологизма, вдумчивость, побуждение к размышлениям — несколько китов, на которых стоял раздел».
И ещё пара цитат
«А он стал очень рачительно относится к выделенному ему запасу сил. Чем больше мечешься и привлекаешь к себе внимание, тем быстрее кончится запас энергии — и соответственно жизнь. Чем меньше энтузиазма проявляешь, тем дольше протянешь. Если раньше Коди относился к жизни как к безлимитному кредиту, то теперь — как к ограниченному запасу монет, которые нужно экономить. Никто не отсыплет новую горсть сияющих золотых. Меньше тратишь — на дольше хватит. Сейчас ему не хотелось транжирить себя даже на самые незначительные действия».
«— Да, но это капля в море. Я не скептик и не пессимист. Я оптимист. И не намерен огорчаться, если не произошло глобального переворота в мироздании. Мне этого не дано, я не герой нации, не собираюсь им быть. И не собираюсь убиваться из-за того, что это не так»
«Мы живём так, как будто бессмертны. Человек чувствует, что его душа вечна, и никак не может отвыкнуть от этой привычки»

«Заповедный уголок», Бьярти Дагур
Добропорядочный австриец Филипп настроен на служение медицине. Он наслаждается устроенным бытом, дружеским общением, прилежно трудиться ради карьеры врача. Читатель настроен следовать вместе с ним, страница за страницей, по Вене начала двадцатого века. Неспешный темп повествования задаёт тон. Респектабельные венцы попивают кофе и расслабленно ведут беседу. Их жизнь устроена и просчитана. Самая большая неприятность, которую герой может себе представить, — отсутствие стакана с водой возле постели. Но это досадное неудобство оказывается первым сигналом катастрофы.
Действие практически заперто в стенах крохотной квартиры. Количество действующих лиц ограничено. Событий практически нет. Ответов нет. Вместо этого есть герой, оказавшийся на пике экзистенциального кризиса, где фантдопущение лишь повод для исследования разрыва между мечтами и реальностью. Хотя в повести немало диалогов, основной упор — на монологе героя, старательно дистанцирующегося от окружения. Вместо событий здесь обыденные открытия, вместо пространства внешнего — пространство внутреннее. Вместо пояснений — принципиальная необъяснимость каприза судьбы. Композиционно центральный конфликт повести подчёркнут резкой сменой темпа повествования и другому временному типу нарратива. Последовательность эпизодов задана изначальным манифестом героя, манифестом, каждый пункт которого опровергается реальностью, а одиночество усугубляется и подчеркивается языковой изоляцией.
Героя жалко. Финал пессиместичен, потому что самообман заканчивается крушением, гораздо более болезненным, чем представлялось Филиппу вначале.

«Экспонат», Риона Рей
Роман своей структурой, финалом и сюжетной завязкой удивительно похож на предыдущую повесть. Еще одно подтверждение реальности ноосферы? Зачин нам уже знаком: уверенный в себе и своем будущем герой однажды просыпается... и обнаруживает, что мир перевернулся. Неважно, прошло сто лет или шестьсот, очнулся он в другом городе или вообще за пределами земли. Суть в том, что личность оказывается в совершенно незнакомом окружении, и это становится серьёзным стрессом, сотрясающим основы существования героя и ставящим перед необходимостью переосмысления, пересборки себя.
Как и в предыдущей повести, главный герой всячески противится новой реальности. Только вот, увы, бежать от неё некуда. Интересно, как то, что кажется высокомерием и самовлюблённостью, по ходу повествования предстаёт единственным защитным механизмом, предотвращающим сознание и самооценку от сгорания при соприкосновении с действительностью. Ведь отними у Эдварда его презрение к глупой людской черни, веру в своё превосходство, — что останется? По сути, дезориентированный, безнадёжно отставший от жизни анахронизм. В мире сверхскоростей и бластеров его попытки кусаться выглядят атавизмом, реакцией испуганного, загнанного в угол зверька. И как бы герой не подбадривал себя обещанием реванша, его коварные замыслы на практике оборачиваются неуклюжими шараханьями ребёнка-несмышленыша. Никого не пугают клыки, никого не впечатляют бессмертие и сила — разве что учёный загорается идеей разобрать на винтики, без всякой очарованности мистическими категориями. Ничего личного, просто наука. Если экстраполировать ситуацию на жанр в целом, то очевидно, почему так редки удачные произведения с вампирами в космосе. Торжество науки и технологии оставляет очень мало места старомодной мистике, рядом с ними она выглядит наивно.
Роман небольшой, непритязательный, трезвый. С чётким посылом, с проведённой твердой рукой красной линией — историей изменения в отдельно взятом вампирском сознании. Эгоистичный вампир, нечисть сам себе на уме, оказывается заражён очеловечиванием, так что его даже хватает на небольшой печальный подвиг. Мечта о захвате планеты сбывается, только не совсем так, как планировалось.

«Морок», Liorona
Мир (очень рельефный и насыщенный) этой повести лишен взрослых. О, нет, они есть, но как смутные фигуры городского фольклора на периферии внимания героини и читателя. На этом строится своеобразие произведения и его пугающий эффект. Это взгляд изнутри, из сложных подростковых лет, на жизнь, которая начинается за чертой взросления. Это особый социум, в котором есть подружка и одноклассники, а родители и учителя вытеснены за границу очерченного круга. Они вне пространства детства — либо на кухне, либо на работе. Их редкое вмешательство не способно решить те сложные проблемы, с которыми приходится сталкиваться девочке на границе юности. Для того чтобы видеть так, нужно быть подростком или полностью слиться на время чтения с героиней.
Мистики — прекрасной и выразительной — в повести много, и всё же я прочла этот текст в первую очередь как глубоко метафоричную вещь. Шаг за шагом Руслана лишается иллюзий, которые скрывали от неё изнанку жизни. Уход отца, появление квартиранта, отношения с одноклассниками... Зрение Русланы все острее, а гнева всё больше. И очень многие люди на поверку оказываются чудовищами. Особенно понравилось две встречи героини с отцом, который оказывается отцом в кавычках.
«Лана растерянно брела по дороге к остановке, теребя лямки рюкзака, и изо всех сил старалась ни о чём не думать. И в первую очередь об отце, которого напрягало одно её присутствие. Или даже существование. Руслана хотела злиться, пинать попадающиеся на пути камни и банки, ругаться матом, просто кричать без слов, может, даже без звука. Но вместо этого просто размазывала по лицу слёзы, мешающие и без того плохому обозрению. …
— Лана! — послышалось сзади, и Руслана вскочила; сердце бешено забилось, когда она увидела, что это отец идёт навстречу, тяжело дыша и сбиваясь с шага на бег. Никакой Ани рядом не было, и Лана заулыбалась, кинувшись навстречу….
Руслана остановилась посреди тёмного двора и стянула очки. Желтоглазый силуэт, похожий на растянутую на дыбе человеческую фигуру, обернулся и приблизился одним огромным шагом. Теперь даже без очков Лана увидела его рот, похожий на воронку». Прекрасная сцена, наверное, одна из лучших известных мне сцен, описывающих отношения в распавшихся семьях.
Помимо заложенных авторов или вычитанных читателем аналогий, в повести есть отличное понимание хоррора, сбалансированность композиции, трезвость в употреблении изобразительность средств, прекрасные живые диалоги.. и Фея канализации, от которой я в восторге.
«— Я ведь тварь, — невесело фыркнул Леон, поднимаясь и отряхивая джинсы.
— Я тоже».
Она становится чудовищем.
Она становится взрослой.



1-е место — «Чашка чая», enigma_net
2-е место — «Чёрно-красный флот», Некрасова Ирина
3-е место — CamiRojas
Отзывы

Читать рассказы, любить рассказы, а особенно судить рассказы — это задача, на порядок сложнее задачи читать и судить романы. На мой взгляд, жанр малой прозы в писательском исполнении труднее именно из-за своего ограничения по объёму. Здесь ты не можешь себе позволить провалов в сюжете или отсутствия динамики. Ты должен успеть создать и показать мир, психологически раскрыть и развить персонажей, ты обязан суметь рассказать читателям историю от начала и до конца. Не должно у читателя (в любом жанре) оставаться неразрешённых вопросов, которые сам же автор и поставил. А для этого каждое слово должно быть чётко выверено, каждая запятая должна стоять на своём месте, и место это должно быть так же незыблемо, как скалы.
С другой стороны, малая проза — это отличный полигон для экспериментов в стиле, которые читатель крупной не выдержит опять же по причине объема. Казалось бы, с виду, всего несколько страничек, чего сложного, если умеешь грамотно писать и имеешь в голове мысль? На поверку же оказывается, что на написание хорошего, взвешенного, четкого рассказа могут уходить недели и месяцы вынашивания его в сердце, в голове, а потом уже и воплощения на бумаге. И вот те единицы, кому удается в идеальных пропорциях сочетать все компоненты, не потеряв при этом души и нерва текста, становятся настоящими мастерами рассказа, новеллы, повести.

«Feeder», Оverdrive
Как вы лодку назовёте, так она и поплывет.
Вопрос к автору сего рассказа ровным счётом такой же, как и к хикикомори. Уважаемые авторы, вам русского языка мало? Открываю словарь и читаю возможные варианты перевода: кормушка, приток, податчик, автоподатчик, устройство подачи, подающий лоток, дозатор, механизм подачи, подающий механизм, самонаклад, лоток, вибропитатель, подающее устройство, подаватель, питающая линия, автоподача, устройство автоматической подачи. Ну и в чем смысл?
Правда, надо отдать автору должное, вампир получился оригинальный и очень даже современный.

«Подъезд», Евгения Егорова
Начинается рассказ с своеобразного эпиграфа — словарного определения японского понятия «хикикомори». Почему именно японского, когда в русском языке есть аналогичные понятия (отшельник, затворник), остаётся неясным, и другое объяснение, кроме как дань молодёжной моде, найти сложно. Повествование представляет собой некий рядовой фрагмент из жизни вампира в многоквартирном доме, ничем началось, ничем и закончилось. Ничего оригинального в теме вампиризма или в подаче даже классического материала автор найти и продемонстрировать, увы, не смог.

«Сафари», Денис Давыдов
«Сафари» это определённо текст в духе пьяного угара и быдловатости комедий Сергея Светлакова. Автор берётся за сложнейшую тему — школу — написать о которой, во всех смыслах грамотно и точно, несмотря на то, что все мы в школах учились, невероятно трудно. В итоге имеем демонстрацию полнейшего незнания механизмов и процессов школьной жизни, начиная от бронированных окон и заканчивая этикой поведения, которые в жизни строго регламентируются огромным количеством постановлений, указов, распоряжений, законов и норм СанПин. Впрочем, знаниями правил русского языка и расстановки знаков препинания автор тоже не блещет, как и логикой повествования.

«Холодное зеркало», Anevka
Рассказ, замешанный на кельтской мифологии, в нюансах которой приходится разбираться самостоятельно, поскольку автор не даёт по этому поводу никаких разъяснений, получился достаточно сумбурным. Более-менее прописан только главный персонаж, остальные фоном появляются как цветное конфетти из хлопушки. Попытка же вписать одну историю в другую привела к тому, что ни одна из них не была раскрыта в должной мере. Дендромаги, дин-ши, фейри, люди, некроманты… кто угодно, но только не вампиры, разве что один, условно назначенный.

«Сейрабет», Анн Соленеро
Это скорее не рассказ, а заготовка к рассказу с сухими рублеными фразами и парой-тройкой диалогов. Автор повествует о сумасшедшей вампирше и её сестре, уставшей быть охранником и сиделкой, так что конец предсказуем и не обременён моралью. Со спокойной совестью старшая бросает младшую на произвол судьбы, фактически обрекая её на смерть по законам описанного в тексте общества. Матчасть вслед за художественностью текста тоже прихрамывает: автор искренне полагает, что двадцать два года и восемнадцать лет это «столь юный возраст» девиц, который оправдывает их неуравновешенное взбалмошное поведение. Да и восточное имя одной из сестер вызывает определённые вопросы. Или это реверанс в сторону Элизабет Деланси?

«Мишка, Мишка, где твоя улыбка?», Нина Демина
В рассказе автор пытается поведать о нелёгкой судьбе русских эмигрантов в Брайтоне. Почему пытается? Потому что лучшее, что удалось показать, это атмосферу забегаловки «Крым». В остальном же остается абсолютно неясной мотивация поступков героев, их взаимодействие с вампирами, случайное или специальное, положение вампиров в обществе… Отдельные моменты-зарисовочки не дают чёткого представления о происходящем. Конфликт между героями не достаточно раскрыт, что сказывается как на композиции рассказа, так и на сюжете в целом.

«Революционный держите шаг», Нина Демина
Милая, на первый взгляд, миниатюрная зарисовочка, увы, не выдерживает проверки на достоверность историческими реалиями. Студент, вдруг ниоткуда взявшийся в деревне, словно из прежних «хождений в народ» народовольцев, рассуждает о предстоящей революции. Сам автор датирует рассказ апрелем 1917 года, периодом нахождения у власти Временного правительства. И при всём при этом цитируются строчки Блока из поэмы «Двенадцать», написанной в январе 1918 года, а впервые опубликованной только в марте того же 1918 года. Если уж браться за вписывание истории вымышленной в историю реальную, то выверить и состыковать матчасть просто необходимо.

«Дикие», Николай Зайцев и Дмитрий Шмокин
Выбранная для рассказа тема и попытка использования мало привычных современному читателю этнографических и мифологических элементов жителей Севера подкупают своей оригинальностью. Из плюсов произведения, к сожалению, все. Когда читаешь текст, складывается впечатление, что автор набирал его на телефоне смсками, поскольку такое огромное количество опечаток, ошибок, несогласованности членов предложения и пропущенных слов ни один текстовый редактор, даже если автор страдает дисграфией, не пропустит. Матчасть представляет собой новогодний оливье: русские имена и обращения, а так же названия населённых пунктов явно дают нам определённую географическую привязку к северу России, однако автор, пренебрегая картой, вдруг называет каюра лапландцем, моментально перенося место действия в Скандинавию и Финляндию. Если углубляться в анализ эсхатологических элементов рассказа, то выясняется, что они основываются на вымышленной религии и вере Хайборийского мира Роберта Говарда (Всадник Рота и т.д.). Что хочется пожелать автору? Более добросовестного подхода в написании текста и создании авторского мира.

«Зависимость», Дарья Рубцова
Рассказ сплетается из нескольких историй, повествующих о разных людях и нелюдях, оказавшихся в некотором роде в схожих ситуациях благодаря некоей мистической закадровой взаимосвязи. Обрывки снов, мыслей, ситуаций в целом общую картину происходящего дают, но вот нюансы ускользают, из-за чего возникает некоторая неупорядоченность. Андрей Ветер и вовсе показался списанным с героя сериала «Шах и мат», русского, внезапно ставшего «заложником» отеля из-за разыгравшегося приступа агорафобии. Имеют ли под собой остальные герои рассказа подобную основу, что тогда превращает текст в синтез разных продуктов массовой современной культуры, или же нет, и тогда текст просто отчасти вторичен?

«Белое дерево», Дарья Рубцова
Рассказ раскрывает читателю мрачную и трагичную историю локального сообщества, существующего в системе родо-племенных отношений, находящегося на стадии мифологического сознания, живущего натуральным хозяйством. И режет слух в таком антураже почти современная трактовка школы. Обряд инициации, как и религиозные верования, описанные в рассказе, в целом имеют под собой огромный культурно-исторический фундамент и не представляются сколько-нибудь оригинальными. В условиях местного апокалипсиса и вынужденной изоляции начинают проявляться как лучшие, так и худшие качества человеческой натуры героев. Чётко ясен моральный посыл автора, заключающийся в необходимости сострадания, взаимопомощи, ценности человеческой жизни и т.д. Персонажи получились яркими и запоминающимися, но достаточно прямолинейными в своих стремлениях. Вопросы вызывает всё-таки невампирская сущность тварей, изначальное происхождение которых объясняется древним колдовством и проклятием. Не понятен ни способ их питания, ни механизм размножения и функционирования, ни источник появления. Просто стена черных теней, окружившая деревню. Логика развития сюжета тоже спорна и имеет некоторые ключевые слабые места. «Твари пришли две зимы назад», они окружили деревню, полностью отрезав её от внешнего мира, лишив даже пастбищ и лесов для охоты и собирательства, соответственно, по аналогии, и пахотных земель и сенокосных полей. Встаёт закономерный вопрос, чем жители всё это время питались? Упаднического состояния, голода и болезней, психологической напряжённости в деревне особо не наблюдается. В итоге с виду рассказ выглядит пёстрым, но при анализе и детальном разборе вся авторская пастораль рассыпается, как соломенный домик на ветру.

«Упыри в городе», Любовь {Leo} Паршина
Достаточно тяжёлый по атмосфере рассказ повествует нам о трагедии героини и её жизни после случившегося. Автор интересно интерпретирует теорию происхождения вампиров от неупокоенных душ умерших, создавая целый авторский мир, в котором соседствуют живые люди и не дошедшие, по разным причинам, до того света упыри. Лотти умело проводится по тексту рассказа по всем пяти стадиям принятия неизбежного с детально выписанной достоверностью её психологического состояния. Отрицание своей вампирской сущности после перерождения в результате нападения и насилия (Лотти дома). Стадия гнева, выражающаяся в перепадах настроения (Лотти на пунктах питания). Стадия торга, проявляющаяся в желании вернуть прежнюю жизнь или хотя бы почувствовать то, чем раньше обладала, а теперь остро не хватает (Лотти преследует женщину). Стадия депрессии, выражающаяся в разочаровании и осознании бесполезности своих попыток жить (Лотти убегает из чужого дома) и апатии. Здесь как никогда важна помощь и поддержка окружающих (Лотти знакомится с другим упырем и уезжает к нему домой). И, наконец, последняя стадия — принятие, когда Лотти принимает свою новую сущность и возвращается домой с желанием начать жить, а не выживать. Вольно или не вольно, но все эти стадии автор гармонично композиционно разбивает на маленькие главки, что только усиливает восприятие и сопереживание персонажу.

«Мемуары. Синопсис», Алексей Викторович Козачек
Назвать сей текст рассказом, да вообще художественным произведением, язык не поворачивается, ибо таковым он не является. Всё, что есть, это набор печатных символов. Рассматривать это как синопсис тоже не представляется возможным, ибо это не изложение в одном общем обзоре, в сжатой форме, без подробной аргументации и без детальных теоретических рассуждений, одного целого предмета или одной области знаний. Синопсис имеет совершенно чёткие заданные рамки и правила написания, с которыми автор совершенно не знаком. Если же постараться рассмотреть представленный текст хоть с какой-нибудь стороны, то единственный совет, который автору можно дать, это никогда данное произведение не воплощать в полноценном художественном тексте: скучнее и банальнее идеи, чем она здесь изложена, не существует.

«Ищу друга», Панкова Елена Владимировна
Во всем тексте явно ощущается юный возраст автора со всеми вытекающими отсюда последствиями: это и незрелость и несформированность языка и стиля, это и подростковая психология максимализма и острого переживания одиночества, проблемы самоидентификации и размытость представлений о своём социальном статусе, социальных ролях, моральных устоях, это и неумение выстроить рассказ композиционно правильно. Однако при этом у автора наблюдается желание писать, определенная старательность и задатки, что при наработке практики и увеличения багажа знаний может дать хороший результат в будущем.

«Нимфа», Виктор Глебов
«Нимфа» — это иллюстрация известной поговорки «замах на рубль, удар на копейку». Вполне увлекательный детективный сюжет и интересная идея с прохождением стадий развития кровососущего существа просто физически не умещаются в формат малой прозы. Отсюда вылезают определённые пробелы и проблемы в как логике поведения и развития персонажей, так и в логике изложения самой истории. По-хорошему было бы лучше расписать рассказ до полноценного романа, тогда бы он заиграл другими красками.

«Красная луна», Таргис
Рассказ, написанный красивым, выразительным языком, изобилующим специфической терминологией. При этом чувствуется, что это не искусственное и наносное ради украшательства текста, а совершенно естественный лексикон эрудированного автора, что очень импонирует. Чувствуется европейский колорит. Персонажи выписаны ярко и наделены характерами, а тема вампиризма находит в тексте как классическую трактовку, так и ее оригинальное толкование. С каждой страницей атмосфера в рассказе нагнетается, как сжимающаяся пружина, выстреливая в конце, на мой взгляд, слишком быстрой развязкой.

«Высота», Алекс Варна
Произведение написано совершенно прекрасным языком, дивной стилизацией под французские романы и повести эпохи романтизма, что компенсирует достаточно избитый сюжетный ход — биография героя (родился, семья, братья, сестры, мама, папа, рос, учился, не учился, совершенно обычный, несчастный случай, потом необычный, новые знакомства, взросление, становление, женитьба, дети, смерть). К сожалению, автор попал в ловушку, подстерегающую очень часто очень многих: плавное начало, постепенно раскрывающее перед нами всю полноту картины, сменяется резкими и обрывистыми фрагментами, и чем ближе к «закату» героя, тем больше и больше временные разрывы между запечатленными в тексте сценами. При прочтении подобное портит впечатление достаточно сильно, ты ощущал себя на вершине горы, любуясь незамутненной красотой, а потом лавиной скатываешься вниз, прихватывая попутно обломки всего, что подвернется или не удержится достаточно крепко.

«Один день с вампиром», Халь Евгения и Илья
Сказать, что рассказ плох во всех отношениях, не сказать ничего, начиная с характеристик героев и их поведения и заканчивая сюжетом и общей идеей.

«Рестайлинг», Росс Гаер, Arahna Vice
Рассказ, оставивший послевкусием больше всего неразрешенных вопросов, а соответственно дырок в логике и осмыслении. Не рассказ, а какой-то склад ружей с холостыми патронами и роялем в кустах. Да, безусловно, интересна идея вампиризма, их малочисленности и необходимости «доедать» своих жертв до конца, а значит и их преследовании по всему миру. Да, достаточно неизбитые географические локации — Сейшелы и Швеция, пляж и горнолыжный курорт. Да, достаточно крепкая композиция и неплохая проработка героев. И всё бы хорошо, если бы не целая толпа пресловутых «но!».
Пойдём по порядку. Чуть ли не бич в малой прозе сезона 2018 — иностранные новомодные словечки в названиях. «Рестайлинг» — модернизация, смена стиля; а чаще всего термин, употребимый в автомобильном деле для изменения интерьера и экстерьера. Если же название должно как-то указывать на изменения в самих героях рассказа, то этот намек настолько завуалирован, что и вовсе похоронен.
Едем дальше. Сцена нападения на пляже, слева пальмы, справа море, человек гуляет по песочку. И далее следует предположение, что на него напал дюгонь. Вот даже интересно, как водоплавающее существо, не выходящее на сушу, да к тому же ещё и травоядное, нападает на человека и кусает его в шею.
Уже в Швеции, на горнолыжном курорте (хотя духа курорта и Швеции передать не удалось, к сожалению) следует одна из сцен с важным для развития сюжета диалогом, который автор ставит ну так явно до наивности для подслушивания, что до последнего не хочется верить в подобный поворот событий.
Казалось бы, небольшое число персонажей в тексте, но в них и их реальности всё равно умудряешься запутаться. В частности, кто такой Рауль — кукла ли детская или всё же реально существующий человек?
Личность вампира вообще осталась загадкой из загадок: где его лежбище, раз уж о нем упомянули, какими способностями он обладает... Интерес вызвал и взявшийся из ниоткуда и в никуда пропавший автомобиль. Даже закралась крамольная мысль, а вдруг это и есть трансформация вампира, и он не кровососущий хищник, а механизм? И что, простите жаргон, за понты? Ламборгини в Швеции, на горнолыжном курорте, если наоборот нужно не привлекать к себе внимания? Почему не стандартный горнолыжный автомобиль, снегоход, квадрацикл... на чём там они ездят? На лыжах, в конце концов. И не подозрительно, и бесшумно, и проходимость всяко лучше.
Дальше появляется тот самый рояль в кустах, необъяснимое чудо, в которое читателю, вероятно, нужно просто уверовать. Курьер, отправленный туда, не знаю куда, с посылкой без адреса, таки за кадром непонятно как находит адресата, которого опытные охотники на вампиров даже близко отследить не могли.
Довершает же вишенкой весь этот айсберг неясностей эпилог, противоречащий финалу рассказа и вносящий сумятицу.

«Последний вампир», Ирина Герасименко
Классическая дорожная история с таинственным соседом-пассажиром поезда, оказавшимся на деле миролюбивым некровожадным старичком-вампиром. Попытку оригинально обыграть способ питания и существования вампира можно было бы считать удачной, если бы автор всё же пояснил механизмы воздействия упомянутого бромида калия на вампирский организм. Успокоительное успокоительным, но физиологические потребности организма некто не отменял. Хотелось бы довести текст до ума, заодно исправив некоторые речевые ошибки, вроде этих:
«Мне предстояли долгие часы пути по дождливому бездорожью…» (напомню, поезд передвигается отнюдь не по бездорожью);
«Мой попутчик никак не отреагировал на возню с моей стороны, продолжая провожать мелькающие за окном голые ветки деревьев…» (платочком он им махал или бежал за ними вслед?) и т.д. и т.п.

«Чёрно-красный флот», Ирина Некрасова
Рассказ — классическая космоопера с детективным сюжетом, действие которого разворачивается на борту космического корабля. Мир разделён на «зло» и «добро», на планеты человеческие и планеты вампирские, и переживает стадию послевоенного умиротворения, затишья перед новой бурей. Классические элементы вроде инквизиции интересно переплетаются с авторскими оригинальными находками вроде вампофобии. При этом персонажи получились подчёркнуто героичны и временами слегка утрированы. Определённо в заслугу автору нужно поставить удачную попытку в рамках небольшого рассказа показать вселенную, особенности социальной структуры общества, сложившуюся политическую обстановку… Из минусов можно назвать разве что предсказуемый финал.

«За науку и её процветание», Алексей Стрижинский
Маленькая зарисовочка, событийность в которой изложена чуть ли не в упрощенной схеме. Претендуя на некоторую фантастичность и футурологию, автор забыл сверить свои идеи с достоверной реальностью, а так же элементарно посчитать даты. Вампиру в рассказе, судя по описанию, более двухсот лет, при этом наличествует его фотография в бытность ещё человеком (уже имеем в таком случае конец двадцать первого века). Главный герой-учёный закадровыми усилиями изобретает (напоминаю, складываем даты и получаем конец двадцать первого века, самое малое) синтетическую кровь. Сверяемся с научными достижениями и выясняем, что синтетическую кровь изобрели английские учёные в 2010 году.

«Полёт нетопыря в ночи», Юлия Матушанская
Четыре странички набросков текста и схематичных местами обозначений сцен, оканчивающихся фразой «Продолжение следует» назвать полноценным рассказом сложно. Разве что есть несколько колоритных моментов, вроде беседы священника с женой мастера. Вообще диалоги являются наиболее удавшимся компонентом данного текста.

«Патроклос», Андрей Назаров
Бойкий рассказ, замешанный на древнегреческой мифологии, но не отличающийся особо тщательной проработкой или глубоким психологизмом. Вопросы вызвали некоторые нюансы в описываемом поведении и образе мышления персонажа, которые выдают достаточно большую разницу в возрасте между автором текста и героем рассказа, старшеклассником, готовящимся к сдаче ЕГЭ. Например: «…история уже послезавтра, нужно идти в школьную библиотеку или в какой-нибудь магазин книг и искать материал…». Магазин книг будет последним местом, куда пойдёт современный школьник, абсолютно все из них первым делом полезут в интернет с телефона, планшета, ноутбука…

«Чашка чая», enigma_net
Наверное, это будет мой самый странный отзыв, не очень понятный окружающим. Но что есть, то есть. Один из немногих рассказов, визуализировавшийся с полной ясностью и чёткостью. Так что я бы назвала «Чашку чая» прекрасным вариантом любовной мелодрамы с Ренатой Литвиновой; эдакой чувственной, красивой, несколько нереалистичной, тонкой истории с особым нервом.

«Связь», Алкар Дмитрий Константинович
Рассказ, во многом из-за того, как материал был подан, оставшийся мне непонятным и не особо интересным. Пара куда-то откуда-то бесконечно едет, идёт, что-то ищет… Тут и там появляются незнакомые для читателя имена, за которыми ничего не стоит. Словно рассказ писался в спешке о том и о тех, что автору знакомы и понятны, поэтому большая часть материала и пояснений осталась за кадром, как якобы ненужная. Второй нюанс, сильно осложнивший понимание заложенной в рассказ идеи, если таковая и была, это его композиционная несбалансированность. На пять страниц событийного текста приходится целых три страницы детального описания секса, делая постельную сцену ключевой в рассказе. Так и что для чего писалось?

«Укуси меня», Каса
Забавная миниатюрка от первого лица о любви вампира, ставшего человеком после укуса человека. Единственное, что временами вызывает сомнения, это логика поведения персонажей в отдельных случаях. Хотя, если брать в расчёт, что и герой и героиня не отличаются адекватностью и стабильностью психики, то все нормально.

«Глоток лунного света», Александра Гай
Скорее чувственный поток сознания, нежели сюжетный событийный рассказ, восприятие которого ещё больше осложняется отсутствием разбивки текста на абзацы и смысловые единицы.

«Жажда», Диана Ранфт
Бравая бегалка-стрелялка-убивалка посвящена банально и привычно уже для киноманов в большой степени, но, тем не менее, великой мести за убитую семью. В рассказе же наличествует дикий винегрет плохо сочетаемых между собой элементов: шотландская мифическая баваан ши, кельтские фэйри, рядом с девушкой Шайлер внезапно и смешно соседствуют Николай, Виктор затесался между Теодоров и Аннаэлей. Композиционно текст в тридцать страничек разбит автором аж на четырнадцать глав. Чего ради? Что же касается сюжета и плотности, то описываемые события гораздо приятнее и грамотнее растеклись бы по страницам романа, чем насильственно спрессовались как финики в пачке: много не съешь, и всё слиплось в единую массу.

«Проклятая кровь», Диана Ранфт
Атмосферный рассказ с чётко переданной детской психологией и детскими страхами по своему настроению напоминает небезызвестное «Оно» Стивена Кинга. Детально проработанная первая половина, однако, совершенно не уравновешивается второй, где мимо читателя со скоростью света проносятся целые годы жизни героя, а несколько скомканный финал и вовсе сводит на нет все приятные впечатления.

«Любой ценой», Риона Рей
Рассказ, подкупающий историческим антуражем и колоритом французской провинции века восемнадцатого. Вампир рисуется автором в классическом образе, избегающий света дня, брезгующий чесноком и закономерно опасающийся серебра. На этом фоне ярким пятном выделяется низкий морально-нравственный уровень герцогини на грани с аморальностью (если следовать классификации профессора Е. К. Дулумана) в противовес неожиданной добропорядочности и нравственности вампира.

«Записки из дневника, или Будние дни вампира Константина», Аганина Ксения
Набор зарисовок, который невозможно никаким образом сложить в цельное произведение. Автору настоятельно хочется порекомендовать ознакомиться с жанровыми особенностями дневников, мемуаров, писем и т.д., прежде чем пытаться некие свои мысли по поводу и без повода переносить на бумагу.

«Роковая встреча», enigma_net
Очень милая колоритная зарисовочка, написанная живым языком, щедро сдобренная юмором и легкой иронией. Главный герой представляется эдаким недотепой, понимающим свою в некотором роде ущербность, но старающийся всеми силами произвести на окружающих впечатление, что вызывает у читателя жалостливую улыбку. Слегка портит картину единственный огрех, допущенный автором: стилистическая ошибка, плавно переходящая в фактическую. Я имею в виду именование героя обобщенной фамилией «Габсбург», тогда как все остальные персонажи имеют имена, фамилии и четкую привязку к титулам и странам. Открываем любую энциклопедию и читаем: «Га́бсбурги — одна из наиболее могущественных монарших династий Европы на протяжении Средневековья и Нового времени. Представители династии известны как правители Австрии (c 1342 года), трансформировавшейся позднее в многонациональные Австрийскую (1804–1867) и Австро-Венгерскую империи (1867–1919), являвшихся одними из ведущих европейских держав, а также как императоры Священной Римской империи, чей престол Габсбурги занимали с 1438 по 1806 годы (с кратким перерывом в 1742–1745 годах)
Помимо Австрии и Священной Римской империи, Габсбурги также были правителями следующих государств:
– Чехии в 1306–1307, 1437–1439, 1453–1457, 1526–1618, 1621–1918 годах;
– Венгрии в 1437–1439, 1445–1457, 1526–1918 годах;
– Хорватии в 1437–1439, 1445–1457, 1526–1918 годах;
– Испании в 1516–1700 годах;
– Неаполитанского королевства в 1516–1735 годах;
– Португалии в 1580–1640 годах;
– Трансильвании в 1690–1867 годах;
– Тосканы в 1790–1859 годах;
– Пармы в 1814–1847 годах;
– Модены в 1814–1859 годах.
– Мексики в 1864–1867 годах;
а также целого ряда более мелких государственных образований».
Царь, очень приятно, царь! Ну, так кем же является главный герой?

«Побег», Элисия
Не знаю, так ли задумывал произведение автор, но рассказ получился унылым и серым, с постоянным чувством безысходности от начала и до конца. Героиня, как великовозрастное дите, совершенно аморфна, безинициативна, временами откровенно глупа. Абсолютно не понимая своего места в жизни, своих целей и интересов, она даже не пытается их найти, а тупо плывет по течению. При этом во всей своей неудовлетворенности молодая женщина склонна обвинять всех окружающих, но только не саму себя. В результате её кругом общения невольно становятся быдловатые подростки-вампиры с девиантным поведением и соответствующим уровнем интеллектуального развития, что её полностью удовлетворяет. Бесконечная апатия героини переносится и на стиль повествования, столь же невыразительный, и на сюжетную линию с композицией. Вялотекущее нечто, не «побег», а «избегание». Так что самым разумным персонажем представляется кот на втором плане, который молчит, ест и успешно удовлетворяет все свои потребности.

«Вдвоём против целого мира», CamiRojas
Рассказ — солипсический монолог, где каждая минута жизни героев превращена в текст, запечатлевающий мельчайшие повороты настроения, перемешивающий реальность и фантазии, в котором автор — герой не щадит ни себя, ни друзей. Интересна композиция текста, возвращающегося в исходную точку, обнуляя тем самым всё «случившееся». Объём, выпуклость и динамика текста достигаются за счет флешбэков. Автором рисуется нерадужный мир будущего в версии «Настоящей крови», когда вампиры добились единых с людьми прав и свободно расселились по миру, что привело к эскалации конфликта. Любовь и семья не табуируются обществом, но морально осуждаются как фактор ослабления личной самозащиты и, как следствие, выживания. На фоне всего этого рисуемый образ настоящей мужской дружбы встаёт на грань с платонической мужской любовью.

«Наставница», Базь Любовь (Laora)
Сырой рассказ, я бы сказала, ещё начинающего автора, не обременённый сложностью и запутанностью сюжета, глубокой психологической проработкой персонажей или раскрытием причинно-следственных связей. Местами детально проработанные фрагменты вдруг сменяются сухим конспективным изложением, надлежащим, скорее, синопсису, нежели плавному полноценному художественному тексту. Наивная же и излишне прямолинейная подача идеи избранности и пафос откровенно смешат, невзирая на то, что повествование идёт от лица якобы десятилетнего ребёнка. «... Она — вампир. Пройдет десять лет, мне будет двадцать, и она станет моей ровесницей. Я подарю ей трон Королевы Вампиров...»

«Маска. Источник силы», Иван Белогорохов
Некоторых авторов узнаёшь сразу и безошибочно по их стилю, некоторых — по тематике произведения. «Маска» — второй случай. Излюбленный космический мир автора с приключениями уже не первый год знакомого героя, Дзара. Надо отдать автору должное, с годами его стиль заметно улучшился, а произведения стали более сбалансированными. Так что читателей ждет увлекательный космический боевик с киборгами, вампирами и прочими оригинальными обитателями разных планет. Однако во всём этом есть один большой минус, ярко проявляющийся в рамках конкурса. Представленное произведение сложно расценивать как самостоятельный рассказ, когда это более всего является вырванной из общего контекста главой романа или даже цикла романов. Это накладывает определенный отпечаток, выражающийся в полном непонимании причинно-следственных связей происходящего и картины мира в целом.

Стоит ли читать сей гигантский опус (3,8 а.л.) неизвестного жанра, прикидывающийся рецензией на конкурсные работы? Кто его навалял соорудил и, главное, зачем?
Сейчас объяснюсь.
Слава богам, я не литературовед и не критик. Я монстр. *Снимает шляпку*.
Ибо едина в трех лицах: Читатель, Писатель и Исследователь психологии литературно-художественной деятельности (как чтения, так и творчества).
И вся эта троица, то дружно, то толкаясь, приложила ручки лапы лапки к вампиро-шедеврам, прибывшим в номинацию «Малая проза».
О причинах жгучего интереса современных читателей к вампирам я (в ипостаси Исследователя) когда-то писала в своей книге; но первые же работы конкурса изменили расширили мое представление. Забрезжила идея написать по итогам конкурса научную статью.
А пока, вот, стенограмма моего погружения в материал. В режиме реального времени, в том самом порядке, как это происходило. Со всеми эмоциями и сочувствующими, негодующими и поощряющими комментариями троицы.
Разные стратегии, вплоть до ныряния в текст с превращением в еще одного героя. Господа литературоведы так не делают. А нам троим можно.
Предки — волхвы-некроманты, живу на Балканах. (Все, что вы хотели знать о рецензенте.)
…Ах да, четвертый (энергет) тоже периодически пытался вылезти из меня в процессе писания сего опуса, но я его отстраняла.

“Feeder”, Оverdrive
История Шакала Табаки, только автор этого не понял. И, кажется, искренне считает, что главному герою повезло: его вампир будет сосать (пусть не кровь, а энергию).
Кому-то нравится всю жизнь ходить на полусогнутых за «сильным». Мне нет. Поэтому — пролет.
И шаблонных фраз многовато. Впрочем, от лица Табаки же… Здесь плюс: «речевые характеристики героя».

«Подъезд», Евгения Егорова
Цитата: «На людях Вампир вел себя самым благопристойным образом, то есть вообще из своей квартиры не выходил». Это как понимать, товарищи бойцы? (с) Не выходил, но на людях.
«Едва не упираясь в мерцающий экран носом, за столом сидело скрюченное, жалкое существо не скрывали уродливых деформаций тела. Вызваны они были постоянным сидением в неудобной позе. Спина и шея существа искривились до такой степени, что лопатки касались друг друга. Из-за этого передвигаться оно могло, лишь пригибаясь». Если вампир человекоподобен, то его анатомия должна напоминать анатомию человека. А тут нечто невообразимое! Сведите лопатки вместе, автор, — и поймете.
Как-то грустно: ради чего все написано? Нет авторского посыла.
Похоже, просто пощекотать нервы читателю.
Или избыть свою тоску.

«Сафари», Денис Давыдов
Идея хороша, но осуществление ее беспомощное. Стиль оставляет желать… Совершенно не чувствует языка! Много канцелярита, жаргонизмов и вычурных претенциозностей начинающих писателей, выросших на лит. ширпотребе («угостил парня хлёсткой пощёчиной»). Надо сильно сокращать фразы, убирая это всё. Ибо замедляет темп: события-то развиваются стремительно, а нелепый стиль тормозит их восприятие — диссонанс.
Ошибка по незнанию: «Длинное вечернее платье с глубоким декольте и высоким разрезом Узкая юбка — «карандаш», даже не смотря на вырез, изрядно сковывала движение». Или «карандаш», или длинное вечернее платье.
Последний абзац лишний.
Текст не считан: есть пропуски слов, знаков препинания, ошибки…
Но за ценную идею многое можно простить. ☺

«Холодное зеркало», Anevka
«…почему наутро после Солнцеворота нельзя смотреться в зеркало. С каменным лицом учитель ответил:
— В этот день зеркало может показать твоё истинное лицо. И оно тебе вряд ли понравится».
Герой Ализбар прикидывается дурачком. Герою двенадцать лет. В этом возрасте это подвиг.
Для мага тоже.
А вот это — обыденность для юных фейри, магов и вампиров: «Крыса давно затихла, по капле отдав свою кровь праздничному кубку». Руны на Древе пишут кровью.
А это необычно в здешних местах: «он никогда не видел, чтобы кто-то ещё приходил беседовать с мёртвыми». К Великому Древу.
Мертвые пьют из кубка и отвечают на вопросы мальчика: «…твой Наставник говорил о плите Армина. Правда, на самом деле это вовсе не зеркало».
Портал. Плита между мирами.
«Тебе действительно стоит спуститься к корням и перекинуться словечком с Армином. Если уговоришь его пропустить тебя внутрь, сможешь заглянуть в его зеркало завтра утром».
Завтра — как раз такой день, зимний Солнцеворот.
Ализбару не нравится, что публика на Древе дразнит его некромантом: «Пускай Ушедшие — не самое популярное направление, но для чего-то ведь эти книги хранят в библиотеке?» А Ализбар их изучает: там заклинания Ушедших.
«— О, да. Магия крови. Очень немногие жители холмов её изучают. Но вовсе не для того, чтобы когда-нибудь применять. Фейри охотятся на некромантов, как ты охотишься на крыс, с той только разницей, что у твоих коллег по школе магии более острые зубки. Чтобы победить врага, его нужно досконально изучить. Книги смерти хранят не для дендромагов, юный Ализбар. По ним готовят воинов дин-ши. Благородных паладинов, как первый рыцарь Лесных фейри. Кажется, ты называл его отцом?»
Пацан сбежал, смятенный.
Утром он оказался у Древа. Там его ждал Сидрик. «Смотрел ли кто-то ещё в Холодное Зеркало? О, да. Ты не один такой любопытный.
— И… как?
— По-разному, знаешь ли. Кто-то возвращался, как ни в чём ни бывало. Кто-то сходил с ума. Кто-то исчезал вовсе.
— Исчезал? Не уходил к Корням?»
Сколько вариантов! «Перейти на другую грань реальности сложно и одновременно очень просто — как увидеть объёмную картинку в случайном переплетении ветвей и солнечных бликов. У вас либо получается, либо нет».
Дальше приключения юного мага с дубинкой, которая, на самом деле, есть его старший друг — маг Седрик (помогает отбиться от нападающих саблезубых хищников).
Прародитель вышел из корней и стал сурово воспитывать мальчика: не учтив, мол, и т.д. И называл его почему-то Ирмин. И был совсем не против показать ему Зеркало — чтобы мальчик узнал, кто же он.
И пока все они (отрок с прародителем и Сидриком в виде дубинки) спускались внутрь Древа, Прародитель фейри Армин рассказывал свою историю. После того, как его разодрала саблезубая кошка (предательски, коварно), он стал Древом — создал свой мир. А враг его, науськавший кошку, он же родной брат Эрмин, ушел, вместе со своим потомством.
Грустная история.
И вот оно, зеркало Армина: «— Моё зеркало холодное, но чистое. Без грёз и искажений. Его не обманет ни привязанность друзей, ни ненависть врагов, ни “если бы”, ни “может быть”. Ты увидишь себя… со стороны».
Увидел. «Из зеркала на него пристально смотрел невысокий мужчина неопределённого возраста. Ястребиный нос на смуглом лице, прорезанном несколькими глубокими морщинами, больше напоминающими застарелые шрамы. Тёмные глаза, посаженные так глубоко, что сложно разобрать их цвет. И сухие губы, сложившиеся в непонятную, не то ироничную, не то печальную, улыбку».
Потом был зал и толпа народу — приверженцы обоих братьев. И сами братья-враги. «И оба, синхронно повернув головы, в один голос, будто репетировали неделями, спросили:
— Ирмин, ты с кем?
В перекрестье их взглядов Ализбар, наконец, снова увидел своё отражение. Прошлое или, может быть, будущее».
А смуглолицый Ирмин, третий брат, ничего им не ответил и… исчез.
Но что же сказал мальчик, когда действо закончилось?
«Никто из вас так и не обмолвился, что я человек, а не фейри».
Маг Сидрик ответил: «Расскажи я, что ты потомственный некромант, которого решили, как волчонка, на сородичей натаскать, ты бы сюда пошёл?»
А вот и Прародитель, то есть брат Армин. Спрашивает, признал ли Ирмин-Ализбар его правоту. И услышал категорическое: «Ни я, ни мои потомки не станут выбирать между холодной рассудочностью идеального порядка, вечно катящегося по одной колее, и безрассудным безумием кровавого хаоса. Я всегда буду совмещать одно с другим: гармонию и диссонанс, правило и ошибку, план и импровизацию, холод и зной, “да”» и “нет”, “было” и “будет”.
Армин наклонил голову к плечу и горестно вздохнул.
— Жаль. Жаль, но выбирать тебе не придётся — потому что выбора нет. Ты оказался на моей стороне просто в силу рождения. Смирись с этим. Так будет легче. В противном случае…»
Не Прародитель, а дешевка из подросткового фэнтези.
«Граница, — зеленоватая рука указала на затянутую сияющим льдом плиту, — нерушима. С обеих сторон. И подорожные мы не выдаём.
— Выходит, я контрабандист, — Ализбар швырнул ветвь Сидрика на Холодное Зеркало и что было сил крикнул:
— Мастер, жги!!!
И мастер зажёг. Это Сидрик умел. Долгие годы наставлял он юных фейри в непростой науке обуздания огня собственных страстей».
Вот, нормально.
А в конце про туннель, в который смотрит Армин. Туда удалился его непримиримый брат Эрмин. Там «не горел свет дня. Впрочем, нельзя было назвать его и покрытым мраком ночи.
Там наступили Сумерки».
О, разве о сумерках мечтал Ирмин?
Хороший рассказ, хотя временами довольно вычурен: влияние Сумерек?

«Сейрабет», Анн Соленеро
Ну, вот опять. Чудесная фраза, с которой и нужно начинать рассказ, затоптана и завалена листьями ненужных слов: «Они вынуждены были отказаться от убийства людей».
Интригует и сразу хочется узнать: кто и почему.
Но дальше опять ворох слов… Вот, наконец, новая нужная фраза: «Сейчас вампиров в Калифорнии почти не осталось, да и по всей стране их не сказать чтобы было много: большая часть их была истреблена во время противостояния между “мирными” вампирами (сейчас они предпочитали зваться “цивилизованными”) и приверженцами традиционализма».
И опять, опять лишнее мельтешенье слов — и фразы-пароль: «…между ними и людьми осталось, пожалуй, лишь только одно существенное различие.
Вампиры питаются только кровью».
Ползем-ползем между слов; приползли: «С тех пор как Джослин и Сейрабет переехали из Техаса и поселились в Калифорнии, они почти не встречали других вампиров».
Может автор хорошо писать, но не хочет! Разбрасывает чужие опавшие листья-фразы, свои цедит выдает скупо.
«— Брось, я не стану жрать этих старых дрянных фермеров, — Сейрабет смеётся. — Они невкусные. Кровь коз и овец — и то вкуснее, чем это старьё. Не дёргайся, Джос, я просто погуляю.
— Нет, я сказала!»
Ну, все ведь понятно. Зачем писать про внешность и характер сестер: они вырисовываются в диалогах.
Предыстория сестер: «…но до расставания он успел превратить Джослин в вампира.
Не умея совладать с чувством голода, Джослин случайно укусила свою младшую сестру Сейрабет.
Она ещё не знала, что быть вампиром Сейрабет очень понравится.
Джослин знала, что виновата. Она ощущала ответственность».
Особенно после того случая: «Во время ночного приёма, которые так любили устраивать в их доме, Сейрабет искусала всех присутствующих.
Сёстрам пришлось убить их всех.
Включая мать и отца».
А подробности убийства… читатели вообразят сами. Или автору так уж нравится их описывать?
Джослин таки выпустила сестру из домашнего плена — намеренно: устала нести ответственность. И уехала в Сан-Диего к другу-вампиру (из тех, что «цивилизованные» и «мирные»).
А младшая сестренка, из вампиров «традиционных», уже рванула в Нью-Йорк: там полно добычи, там веселая жизнь.
Всё.
А вывод каков: все они одним миром мазаны, что дикие, что цивилизованные?

«Мишка, Мишка, где твоя улыбка?» Нина Демина
Тяжела, повторюсь, жизнь вампира: «Мишка появился к полуночи, старик был прав — он очень изменился. Похудел, осунулся, живой и лукавый взгляд его потускнел… И вот, что я заметил… Чем больше времени Мишка проводил с завсегдатаями “Крыма”, тем более менялся он лицом. Оно словно пополнело, будто налилось, улыбка не сходила с губ, глаза горели неуемной жаждой, впитывая в себя людские эмоции. А их здесь было в достатке: пьяная ссора из-за разбитой бутылки, драка, кража, пощечина… Мишка будто провоцировал “крымчан” на отвратительные поступки и упивался ими. Как только сытый Мишка вышел из бара, наступил мир, посетители стали расходится, и бармен выключил плазму, давая знать, что на сегодня всё. Ушел и я. Думать, что же случилось с цыганом, и как быть мне»
Неделю караулил недруга — дождался. «Сидя напротив, Мишка шарил по мне глазами, и я чувствовал, как он прощупывал меня, словно ковыряясь в мозгу.
— Заноза в тебе торчит, — вдруг заявил он. — Злость, гнев… всё застарелое, под коркой будто, с виду — зажило, а под ней воспалено…
— Я даже знаю, кого благодарить, — процедил я».
Но! «На следующее день я чувствовал себя прекрасно, будто кто-то милосердный сделал мне кровопускание. Всегдашние мои мысли об отмщении были бледными, душу не бередили, не заставляли бродить по городу и рисовать картины Мишкиной казни. Его давний поступок сейчас казался мне юношеской шалостью — подумаешь, увёл невесту из-под венца!». Ну, утопилась она потом, ну, подумаешь…
Но вечером демоны мести вернулись. И опять шалман «Крым», и опять Мишка-цыган.
«Я даже на могиле её ни разу не был, — каялся Мишка, — веришь, думать о ней не хочу, а по ночам всё кажется, что идет она за мной».
Боится призрака; вывод: «видно сильно он перед ней виноват».
Цыган-психотерапевт, а не то, что вы подумали вначале: «…умею я людишек на чувства выставлять. Вон, глянь, сидит за соседним столом, вроде бы неприметный паренек, но только я знаю, какой у него булыжник за пазухой. Могу его облегчить, взять всю тяжесть на себя. Не навсегда, конечно, но изведав радость от потери, он снова придет сюда. Вот такая зависимость».
Гретка, жена-вампирша, зовет цыгана «моя печень»: «…я к людям присасываюсь и дурную кровь забираю. Раньше не был, и даже не подозревал, что могу, это она во мне дар разглядела и вызвала. Я гнусь эту через себя пропускаю, перерабатываю, а ей достается моя насыщенная кровушка, чистый наркотик».
Тот еще санитар леса. Герой-мститель начинает за ним следить, незамеченным. Цыган напрасно прождал его день и объясняется с женой в гостинице: «— Так бездарно угробить вечер! — возмущалась она. — Зачем мне литр жалкой преснятины, не стоящей и капли его безумного коктейля?»
Вскоре, напившись, герой пытается убить то ли цыгана, то ли вампиршу — понять невозможно, потому что уже сам автор путается, а не только его персонаж-алкоголик.
Читатель зевает.
А-а, убил цыгана-таки, а его вдова вышла замуж за героя-алкоголика. Но он для нее не печень, а порно (так пишет автор).
К счастью, рассказ маленький. Все свободны!
Вечер угроблен вполне бездарно (с).
Фандоп-то неплох и оригинален, но фактура… очень на любителя.

«Революционный держите шаг», Нина Демина
«Не было в селе красавиц, равных Анастасии Горчицыной, но и женихов не было тоже».
Какой-то грубый текст поначалу: городские парни высмеивают сельских девушек; сельская девушка-красавица Настя ни за что, ни про что обзывает служанку «полоротой»... Автор думает, что так надо: чем больше хамства, тем жизненней?
Настя пошла к соседке жаловаться: «тятенька надумал за отвратного купеческого сына отдать свою единственную дочку». А у соседки — гости: парни заводские и студент. И тут — ахтунг, ахтунг: ««Глаза у студента были необыкновенные, про такие говорят — омуты. Только виделись ей не тёмные воды, а многие годы, словно студент был умудренным опытом старцем, а не начавшим жизнь мальчишкой». (То ли революционарий, то ли вампир.)
Совет подруги: «— На твоем месте я бы в город уехала, и на фабрику устроилась. Пусть задумается, нынче не те времена, чтобы выдавать за того, кто не люб.
— Найдет, иссечёт розгами, ты ж его знаешь.
— А ты со студентом поговори, он так про светлое будущее рассказывает, заслушаешься. Может чего и присоветует, хочешь, я позову его?
— Боязно…»
Вызвали в комнатку студента: «У Настеньки тревожно забилось сердце. Сейчас бледным он ей показался, в глазах что-то жуткое полощется, приходило на ум одно слово — нечисть».
Сердце-вещун!
Совет студента: «…Но если хочешь в родительском доме остаться, то надо сделать так, чтоб нежеланный жених сам от тебя отказался. Знаю один способ… Но, думаю, испугаешься ты.
— Я на всё согласная, лишь бы не за него».
И вот начало процедуры: «Спит Тарас, и снится ему сон… Входит в светлицу невеста его, коса растрепана, рюши на кофточке чем-то багровым залиты, будто вином… следы на шее. Две точки, как будто укусил кто девушку, еще сочатся яркой кровью, и не стекает она и не свертывается, а прямо переливается в свежих ранках.
— А вот что, Тарас Николаевич, — молвит Настасья низким голосом, не девичьим вовсе, — хочу перед венчаньем нашим узнать, каков ты есть молодец».
Финал: «Очнулся он утром, голова, как чугун, помнит только, что сон ему снился, до сих пор в глазах круговерть из перекошенных лиц: суженная его, да людина какая-то с глазами бесовскими и клыками, с которых капает красная слюна. Огляделся Тарас: в светелке будто вихрь прошелся, иконы свалены, перина половиной на пол сползла, простыни белые покрыты мелким горошком кровяных брызг, да и исподнее Тараса выглядит так словно он с вражиной бился.
Перекрестился Тарас, наскоро собрался, отвязал в конюшне коня, и на скаку крикнул вывалившей на крыльцо дворне:
— Ведьма ваша Настька, ведьма!»
А то. Но еще не на сто процентов: «— Жизни новой хочу, — мечтательно сказала она. — С тобой.
— Ты же знаешь кто я. Опасно, — Эдуард по-звериному повел носом. — Скоро, скоро… Революция! Кровь чувствую, много крови.
— А ты сделай со мной по-настоящему, укуси, и я тоже буду ре-во-люцио-нерка
— Уверена?
— Истинно, — ответила она.
— Эх, Настенька, теперь у нас вечность впереди!».
Жизненно, что уж. Зачет.

«Дикие», Николай Зайцев и Дмитрий Шмокин
«— А еще нхо могут вылезти из мира мертвых. Это их дни.
Я вздрогнул, от легкого, пробежавшего по телу озноба, и поплотнее закутался в шкуру, предчувствуя беду. Не любил я, когда при мне упоминали мертвых.
— Кто такие “нхо”?
— Дикие! Ты разве не ведаешь о них? — спросил погонщик, не оборачиваясь. — Дикие потерянные души».
Дальше — про Всадника Рота, повелителя мертвых, бога болезней и смерти.
«У Рота есть озеро. В нем находятся невостребованные души людей, умерших от болезней или заблудившихся во тьме. Души, которые надо спасти. И помочь отправиться наверх, в другие, светлые миры. Спасти их должен шаман, человек, которому дана способность пройти в мир мертвых. Если он души не спасает, то они начинают дичать, превращаясь в злобных тварей. Беда, что шаманов сейчас стало очень мало, поэтому диких душ много. Подчиняются все нхо только одного богу — Роте. Все остальные для них пища. Доступная еда становится только один раз в году и горе тем, у кого на окнах не горят свечи».
Я, кажется, поняла, как создаются мифы: вычеркиванием ненужных подробностей и эмоций. Оставляя только суть.
Вот и вычеркиваю, и сокращаю рыхлый текст. Мне интересно про нхо и шаманов, потому что… Потому, что мои предки-волхвы работали с мертвыми: специализация у них такая была.
«Нхо мало походят на людей и на животных. Двигает их злоба и постоянный голод. — Ты случайно не шаман? — неожиданно спросил каюр.
— Нет.
Он опять засмеялся своим мерзким смехом.
“Вот же, попался погонщик, — с тоской подумал я, — скорее бы уж добраться”».
Немножко еще поговорили и… «Каюр медленно повернулся ко мне.
Я оцепенел от ужаса и страха — на меня смотрели черные глазницы пустого с редкими зубами черепа, клочки истлевшей кожи прилипшими черными листьями трепыхались и ссыпались на меня. Трубка, зажатая в редкозубых челюстях, горела адским пламенем. Удушающий запах серы обволакивал меня и лишал воли. Череп широко разинул, свою беззубую пасть, как огромную бездну, в которую провалилась трубка, рассыпающая мне красную дорожку из раскаленных углей… и я испуганный и плачущий, провалился в эту черную пропасть».
Потом захлебывающееся, слащавое описание (с позиции только что рожденного чудовища нхо): битва с конкурентом-чудовищем и погоня за визжащей едой.
И опять скачка по тундре с каюром-скелетом. «Вокруг меня проносился белёсый туман, в котором слышались стоны и плач. Мутные белые лица, словно в кисельной влаге вырывались, горестно вздыхая и стеная, уносились прочь. Одно лицо приблизилось, вытянув руки в мольбе, зашевелило губами. Я узнал его, это был земский врач Ерошкин. Он пропал почти года полтора тому назад. Его так и не нашли. До этого он все ходил, посмеивался над аборигенами».
Врач был уже почти в виде скелета, но герой его сразу узнал; чудеса? В белесом тумане все возможно.
Каюр прогнал несчастного лекаря Ерошкина, но из-под нарт стал вылезать новый товарищ. «Я начал сбивать его ногами. Но он ловко схватил меня за меховые торбаза. Вставил челюсть и, открыв распухшие веки, из которых сочилась черная слизь, уставился на меня.
— Помнишь меня, друг мой? — прохрипел он.
Я отчаянно пытался сбить его ногами. Но он цепко, клещом, держался за меня.
— А ведь это ты меня стрелил, Ваня. Вот прямо прямехонько в нижнюю часть головы и попал.
Он захохотал. У меня мурашки побежали по спине — поручик Лавлинский!»
«Стрелил» — это замечательно: как раз для поручика Лавлинского.
Ладно, отогнали.
Дальше совсем бред, раздвоение или разтроение сознания. Страшная лапа вместо руки, фиолетовый глаз в лапе, с двигающимся зрачком. Копаться в этом нет смысла: автора и героя несут в ночи нарты, в преисподнюю.
«— Маменька! Маменька помоги мне!
Внезапно мутное облако предстало передо мной, и я услышал спасительный маменькин голос.
— Молись Ваня. Молись. Вспомни ту потаённую молитву, что я тебя учила в детстве…
Я начал молится».
Нарты, возница и скелеты ездовых собак постепенно стали рассыпаться в прах. Ура!
«Меня скоро нашли, едва живого, в изорванной одежде, почти обмороженного. Я лежал у разрушенной вежи, стены которой кто-то разорвал огромными руками. В руке я сжимал огромный редкостный фиолетовый аметист. Если посмотреть через него на Луну, то можно увидеть, что словно кто-то мечется в потустороннем мире, пытаясь посмотреть через кристалл на вас своим страшным глазом».
Зачет.
Добро победило. Про аметист душевно.
И, кстати, вполне научно: белесый туман современными учеными-энергетами признан атрибутом тонко-материального мира.
Вы, там, поосторожнее с аметистами… Мало ли, что.

«Зависимость», Дарья Рубцова
Детектив с боязнью открытого пространства — в нью-йоркском отеле.
Вор в тюрьме.
Вампир в склепе.
Все заперты.
«“Останься здесь, — сказали они, — чтобы солнце не сожгло тебя утром. Мы закроем дверь, и Древний не найдет тебя тут. Дверь запирается снаружи, но ты не волнуйся, завтра вечером мы вернемся за тобой”.
Так они сказали и ушли — девушка, которую он любил, и ее старший брат — сказали и ушли. И не вернулись».
И он теперь здесь гниет, честный вампир, который не пил человеческую кровь (олени, собаки, птицы не в счет — их и люди едят).
И он, честный американский вор…
И он, крутой русский частный детектив…
Нет, крутой бы поинтересовался, почему его из дорогого отеля еще несколько месяцев назад не погнали — деньги-то давно на карте кончились. А этому все равно; он смотрит сны. Про вампира Грегора и вора Томми. Уже не моется, оброс, ходит и спит в одной и той же, давно грязной, рубашке как бомж. Так у него и есть психология бомжа — человека, который за себя не отвечает. Пытался, де, выйти на связь с друзьями и родителями — молчат. Это ж как надо насолить людям, чтобы в такой беде бросили!
Вора Томми тоже друзья бросили.
И вампира Грегора.
Боязнь открытого пространства — невроз, а не большая психиатрия. Вызвал бы детектив Андрей сразу врача; чай, не шизофреник и не с синдромом Аспергера… И язык местный должен знать (не насильно же его из России привезли).
Просто безответственный и инфантильный. Трусоватый.
Его сны про вора и вампира: «По сути, истории обоих можно считать искаженными отражениями его собственной участи — смятенное сознание порождает фантазии в поисках выхода из тупика…»
Доктор нужен «смятенному сознанию». Или не нужен? Ему ведь, Андрею, интересней не с собой, а с теми двумя, тоже запертыми. Про Томми нашел информацию в ноутбуке, что, де, его кореш, обещавший вытащить из тюрьмы, попал в автоаварию, и что про всё про это пока не снимается вторая серия.
А вору Томми тоже снятся дурные сны: про русского в отеле и мумию в склепе. От тоски жизни, от нечего делать он пристрастился к чтению. Вот, книжка с клыками на обложке про Грегора Бедрича…
Сны графа Бедрича, вампира, про двух незнакомых мужчин: «…У него странное имя, что-то вроде Анри. Второй — рыжий, огромный, похожий на варвара, он всегда в тени. Томас. Эти двое во снах кажутся Грегору старыми друзьями, он никогда не видел их раньше, но ощущает родство, словно с потерянными в детстве братьями».
Все же полагаю, что граф Бедрич что-то в детстве слышал про апостола Андрея… Чай не африканский вампир.
Автор, это все камушки в Ваш огород!
Не, отвечать за себя — это скуушнно… Автор наводит конспирологию: «Двое других — их враги, они замышляют зло. Маленький и тщедушный, с черной щетиной у рта — колдун, каким-то образом подчинивший Анри, заточивший его в комнате с ярким светом. Из-за него Анри не может выйти на улицу, а мечтает об этом почти так же страстно, как сам Грегор».
Мечтать не вредно, как известно…
«Высокий урод, вставивший стекла в глазницы — это враг Томаса. “Братья. Ваши враги — мои враги, — шепчет Грегор, выныривая из кровавых сновидений, — если меня уже не спасти, позвольте хотя бы вам помочь. Скажите мне, как?”»
Ну, хоть кто-то из троих уже готов действовать!
«— Уснеш-ш-шь! Уснеш-шь! Навсегда! — Грегор тянет вперед руку с выпущенными когтями и с ликованием понимает: сейчас этот колдун оказался в пределах его досягаемости. Его можно схватить. Можно дотянуться до его горла.
Можно... напиться, наконец, крови? Сейчас! Пить, глотать, захлебываться!
Но тогда Анри навсегда останется в заточении
— Не планируешь, так начинай планировать! — он шипит сквозь зубы, борясь с мучительным искушением. — Ты выпустишь его из этой комнаты. Выпустишь... или я вернусь. Слышиш-ш-шь? Вернусь!
Он не знает, сможет ли вернуться, но тщедушный, кажется, верит ему».
Благородный вампир, чо!
Вор тоже благородный, хотя и не из графьев. Пишет письмо автору романа: «…Этот граф, он же нормальный был, он людей не трогал. А его заперли. Ладно, вы так решили, ваше право. Но тогда ведь надо было написать продолжение. Так ведь? Я не знаю, сколько там у вас всего книг, но эта последняя, я точно знаю. И получается, что граф навсегда застрял в склепе. Он же хочет есть, так не делается, честно. Мистер Дженкинс, это нехорошо... »
Черт, я умиляюсь. Потому здесь — верю.
А про Андрея не верю, ибо не понимаю. Вот, он сел и написал сценарий второй части истории про вора Томми — и ее мгновенно приняли к производству (шедевр же!). Все бывает. И вот он, Андрей, выходит на улицу (побрился, приоделся) — он уже не боится пространства. Прекрасно. Но какая здесь связь-то? Что там за враг его, «тщедушный колдун»: продюсер? Кино или сериала формата «За стеклом»? Что у него за власть над русским частным детективом (не артистом)? «Кому он нужен, этот Джо?»
Вопросы остались.

«Белое дерево», Дарья Рубцова
«А вскоре твари заявились к самой деревне. Вечером, после заката. Страшные, черные, на двух ногах — похожие на людей, но не люди. Глаза у них светились желтым светом, и из глоток все время доносились странные звуки: то ли визг, то ли скрип… Они стояли между деревьями, в нескольких шагах от забора, а дальше не шли. Словно невидимая черта преграждала им путь. Старейшина к тому времени уже понял, что дело нечисто, и запретил приближаться к ним. Лишь собрал лучников, и по его сигналу двадцать человек разом послали стрелы — без толку».
Не так много времени и прошло, и… «они заполнили все окрестные леса. Тварей становилось все больше, а людей — все меньше».
Обряд инициации: «Старейшина шагнул вперед, чтобы вложить в его руки меч. И вдруг отшатнулся, отступил, указывая куда-то во тьму. Дромар обернулся и замер — длиннорукая черная тварь стояла всего в двух шагах. Стояла и покачивалась из стороны в сторону, круглые желтые глаза, не мигая, смотрели прямо на него».
Но таки отбился — чудо!
Безопасных деревьев для ритуалов внутри деревушки становится все меньше, и они, такова традиция, заняты стариками. Твари сужают круг, окружают людей — это все понимают.
Выбор: безопасность, но подлость по отношению к больному старику Тенори — или постепенно вымирание племени из-за тварей: «Дромар задушил бы больного и принял его дерево. Никто бы ни о чем не догадался. Да и кто может предположить, что юный воин, надежда и радость деревни, способен замыслить убийство? Жил бы себе, как ни в чем не бывало… а потом умер бы старый Ролло, и Лойо тоже получил бы безопасное дерево… они оба стали бы воинами, смогли бы выступать на совете деревни, вносить предложения… думать, как бороться с тварями». Прогрессивно ж!
Старик Тенори — друг и наставник Лойо — был смелым и умным: «Он обмазал меч змеиным ядом и обвязал пояс веревкой. Свободный конец веревки вручил тем, кто согласился наблюдать за забором. Сказал, если увидят, что дело плохо, вытащить его оттуда.
Как только Тенори вышел, одна из тварей с визгом бросилась на него. Он пронзил ее насквозь, но меч застрял в черном теле, как в жидкой глине, а она повалила его на землю и принялась грызть. Наблюдатели потащили за веревку, а тварь висела на нем, драла когтями видимо, зубы и когти твари были пропитаны ядом — на следующий день он слег в горячке».
У старика есть свое безопасное ритуальное дерево — это сейчас главное для молодого Лойо, ожидающего инициации: «Прикрыв глаза, он представил, как выходит в Рощу поздним вечером, под плач женщин. Как идет в темноте между шепчущих деревьев, вцепившись в рукоять бесполезного клинка. И вот твари выходят. Будут ли они торопиться, прыгнут ли на него так же, как на Тенори? Станут ли визжать? И что сначала они будут делать — протянут к нему руки или сразу вцепятся зубами? А ведь Тенори мог бы умереть раньше…»
Друг и наставник.
Он вдруг пришел в себя и прокричал странные иноземные слова. Те, которые кидал в лицо племени пришелец с мертвым сыном на руках. (Старейшина Ворран прогнал из деревни двух больных бродяг, но утром старший вернулся с трупом и кричал, злобно и отчаянно. А потом умер в конвульсиях.)
«Старейшина не хотел их хоронить, но Тенори и еще несколько мужчин не побоялись заразы и закопали тела в лесу, прочитав слова погребения.
А через несколько лун появились твари.
Никто не сказал Воррану ни слова, но все жители были уверены — твари пришли не просто так. Это кара Богов».
Пришел Дромар, радостный: старик Тенори умер! «Лойо закрыл глаза. Боги милосердны к нему. Вчера он чуть было не совершил преступление. Только слова иноземного проклятия, вырвавшиеся из уст Тенори, остановили его. После этих слов он позорно бежал, как трусливый пес... Но Боги, наверное, посчитали, что он прошел испытание. Теперь Тенори в стране мертвых, а Лойо будет жить».
И теперь Лойо проходит инициацию. Он в лесу.
Рядом мерзкая тварь: «— Давай, — процедил Лойо, пытаясь придать себе храбрости, — иди сюда, тварь. В стране мертвых или в стране живых, но я отомщу тебе за Тенори.
Тварь дернулась, как от удара. По ее морде пробежала рябь, и — Лойо не поверил своим глазам — сквозь черную маску проступили черты лица Тенори.
— Ло! — теперь уже точно не послышалось, тварь с лицом охотника опустила руки и улыбнулась ему знакомой улыбкой. — Мой сын… — и вдруг заторопилась, заскрипела пронзительным голосом, — слушай меня, времени мало. Я боролся, но это сильнее. Скоро она поглотит меня… Белое дерево — это шептун! Нужна острая палка, кол, меч не поможет. Бей в сердце! Не дай ей укусить тебя, глотнуть твоей крови. Если укусит — жуй кору шептуна. Но это лишь отсрочка, на время. Не спасет… — голос его прервался, лицо снова задергалось, — и не закапывайте загрызенных, не пронзив им сердце! — казалось, тварь выплевывает слова из последних сил, — пронзайте сердце, пронзайте!.. Палка из шептуна, белое дерево… саат хаа! — тварь резко взвизгнула и прыгнула на Лойо».
Проснулся Лойо на циновке: «Музыканты с пустыми глазами, костер, тварь с лицом охотника — было ли это на самом деле или просто приснилось ему?» Сейчас узнаем: «Очнулся? — старейшина стоял в дверях, на его лице застыло выражение скорби. — Что ж… значит, заслуживаешь жизнь. А я, значит, нет.
Лойо потряс головой — похоже, сон еще продолжался. Безумные речи, загадки-испытания.
Ворран тяжело вздохнул.
— С тех самых пор, как твари окружили деревню, я не переставал думать, кто из нас с тобой больше виноват: ты, открывший ворота вопреки моему приказу, или я, не оставивший больных путников ночевать?
— Я?
Такая мысль, действительно, приходила ему в голову, но ведь все в деревне были уверены, что твари — наказание за проступок старейшины.
— Ты. Я всегда думал, что ты. Ведь это ты пустил его и позволил произнести проклятие. А я был прав, я — старейшина, и моя обязанность — защищать жителей деревни, а не путникам помогать».
И вот обряд. В руках у Лойо кол из белого дерева-шептуна. «— Ло! Назад, Ло! — они кричали там, за его спиной, перебивая друг друга, мать, Дромар, его сестра. Но перед тем как тварь повернулась к нему спиной, он успел увидеть — на месте черной оскаленной морды у нее было лицо. Лицо Тенори. Не раздумывая, он бросился следом.
Тварь неслась скачками, с хрустом ломая кустарник».
Дилемма еще интересней: кто был перед ним — тварь или старик Тенори?
Борьба в лесу: «…после каждого удара тварь на время превращается в Тенори.
Что же это значит? Неужели… но она снова прыгнула, не давая ему время на размышления. Он присел, пропуская ее над собой, и вонзил кол в мягкий черный живот. Липкая черная жижа плеснула ему в лицо, тварь снова отшатнулась назад. Почти попал. Почти. Она заскулила, прижимая лапы к животу, отвлеклась на время, и Лойо рванулся вперед, нанося удары то справа, то слева. Чвак, чвак, клац — взякая плоть сжималась вокруг острия и с неохотой отпускала его снова.
— Подожди… постой…
Тварь шагнула в полосу лунного света, поднесла руки к лицу, и Лойо увидел, что они человеческие».
Вот и ответ: «— Я… — охотник упал на колени, опустил голову вниз, — это она. Сплю, все время как будто сплю, а она… живет вместо меня. Все они такие. Твари — это бывшие мертвые, Ло». Бывшие мертвые!
Тенори рассказывает про иноземца: «…он узнал, чего они боятся. Белое дерево — вот, что убивает их. Но тварей было уже слишком много, а людей почти не осталось. Он не мог бороться и бежал. В пути их покусали… Иноземец пришел ко мне ночью, в облике твари, рассказал все это, просил: “Объясни остальным! Раз ты еще живой и способен говорить. Раз ты лежишь в своем доме среди людей». “Саат хаа”, — сказал он, но это не проклятие. Это значит “белое дерево”, так они называют шептунов. Он пытался подсказать нам, показывал Воррану, что нужно пронзить… Было одно заклятие, он узнал его слишком поздно. Заклятие, позволяющее… з-з-з… защитить место, землю. Если бы его не прогнали, он мог бы с-с-с… с-спасти деревню».
Так вот, как все было! «…Я пытался сказать тебе, но тварь во мне уже забрала наш язык… остался только чужой, иноземный… с-с-с… ты убежал, а потом пришел Дромар… и я… Сзади!»
Сзади стояли твари, непривычно молчаливые.
«”Жуй кору”, — сказал отец во сне. Если твари не разорвут его сейчас на куски, и ему удастся добежать, нужно будет как можно дольше держаться, оставаться человеком. И успеть рассказать остальным. Лойо быстро поднес кол к губам, царапнул зубами. Чуть не подавился, глотая древесные щепки».
Лойо отчаянно отбивался от чудовищ, потом быстро бежал. Успел… Ведь ему помогал Тенори — тоже бился с тварями.
Первый вопрос Ло утром: «— Где старейшина? Я должен многое рассказать, и время не терпит.
Дромар покачал головой.
— Вчера ночью Ворран покинул нас, — он сложил руки на груди, отвернулся, глядя в окно. — Когда ты потерял сознание, старейшина словно обезумел, кричал, что ты все равно умрешь, раз твари покусали тебя, просил нас выкинуть тебя обратно в лес. На твоем теле не обнаружили ран, и он, казалось, успокоился… но не надолго, — Дромар помолчал немного, потом пожал плечами, — оказывается, он все это время считал нас с тобой виновными в нашествии тварей. Ведь это мы открыли ворота иноземцу в то утро. Но предки оставили нас в живых, значит, они не видят нашей вины. И вся ответственность лежит на нем. Так он сказал нам, а потом просто взял и ушел в лес, один и без оружия. Скоро Совет, и сегодня нам предстоит выбрать нового старейшину, — он обернулся к Лойо, — а теперь расскажи мне, почему твари не тронули тебя?»
Когда Ло рассказал другу всё, тот повел его из деревни — в лес.
Зачем? А вот, зачем: «Хватит почитать стариков и жертвовать молодыми. Да, после того, что ты рассказал… нам, наверное, удастся одолеть тварей. Но настанет время — придет новая беда, мы должны быть готовы. Довольно отсиживаться и ждать милости Богов. Пора начинать самим драться за свою жизнь! — последние слова он почти прокричал, и голос его сорвался. — Ло… чтобы они поверили в меня… я должен сказать, что это я узнал, как победить тварей. Что это со мной предки разговаривали в стране мертвых, и Боги избрали меня. Только так я смогу убедить их и начать новые традиции, новую жизнь. А ты не сможешь, ты мягкий, и… ты же согласен со мной?»
Неужто Дромар его убьет, прямо сейчас?
А ведь может.
Я не ошиблась: Ло отказался играть в такие игры, и Дромар «ударил Лойо ножом.
Вернее — попытался ударить. ‘Следите за глазами, — твердил им Тенори, — следите за глазами врага’. И он был прав, глаза выдали Дромара — за миг до удара в них отразились жалость и страх.
Перехватив его руку, Лойо сжал на удивление узкое запястье. Некоторое время они молча боролись, но Лойо побеждал — несмотря на сопротивление, он медленно поворачивал нож в руке противника в обратную сторону».
Дальше — менее ожидаемое; крик Дромара: «— И мы с тобой могли бы… я хотел, чтобы ты стал моей правой рукой! Я догадался про дерево, сделал тебе оружие! Даже убил Тенори ради тебя! Но ты… слишком слаб!
“Бей в сердце” — вспомнилось неожиданно, и, вывернув запястье Дромара, Лойо ударил друга в сердце его же собственным ножом».
Как-то оно так… «Боливар не выдержит двоих»?
«…Глаза оставались сухими, и он знал, что заплакать уже не сможет никогда.
Дромар прав, большинство захочет, чтобы старейшиной стал именно он. Молодой воин, знающий, как победить тварей, выживший в ночном лесу — если не он, то кто? И отказаться невозможно. Он должен им: и матери, и Тенори, вступившему ради него в последний бой этой ночью. И всем жителям деревни. Теперь это его долг.
Придется справляться».
Нет тут белых и пушистых.
Но есть, что обсуждать.

«Упыри в городе», Любовь {Leo} Паршина
Хорошо все представляется: новая жизнь молодой упырихи-неофитки. Психологически достоверно.
Подросткам и юношеству должно быть интересно.

«Мемуары. Синопсис», Алексей Викторович Козачек
«Я встал, и, пропустив руки под ее плечи, обнял». Под плечами у людей подмышки. Что там у жен вампиров, не знаю.
Очень сентиментальный, прямо душевный вампир.
Конструкции фраз выдают неофита… нет, не в вампирском деле — в писательском.
Но, слава богам, рассказ-исповедь короткий.
А если серьезно, то гуманистический окрас понравился.

«Ищу друга», Панкова Елена Владимировна
Канцелярит: «Его противник, хотя и стоял один против трёх, не проявлял ни капли страха или неуверенности. Он стоял прямо и был готов дать отпор, если это понадобится. А потребность в этом должна была возникнуть с минуты на минуту, так как…»
Перемудрил: «Я посмотрел ему прямо в глаза. Так и думал, что его воля основана на уверенности в своей силе. Встретив кого-то более сильного, он уступил».
Что значит, «кого-то более сильного»? Не «кого-то», а рассказчика-вампира.
«Двум другим я просто улыбнулся. Они оценили это по достоинству. Их крики скрылись вместе с ними. Подозреваю, что бежать они будут долго». Бежать будут и крики? Это юмор, подозреваю.
«Острым когтем я без труда вспорол сетку и проник внутрь. Теперь, уже в образе человека, я осмотрелся». Для чего он осмотрелся: что бы оценить остановку или убедиться, что превратился в человека? Лучше писать или в два предложения, или вместо «теперь» употребить слово «потом». Далее: «Я не ошибся. Он приготовился». А вот тут, наоборот, нужно в одно предложение: «Я не ошибся: он приготовился».
Стереотипные фразы, претендующие на «изысканность» или юмор: «Будь я босиком, мне бы не поздоровилось. Но ботинки сделали своё дело». Неужели автор не читает хорошую литературу?
«Я пришёл в тот же спортзал, прихватив с собой сумку с вещами. Влад мне обрадовался». Бедный автор уже забыл, о чем писал ранее. При первой встрече вампир старается, чтобы Влад не видел его лица: «Я сделал ещё шаг и оказался между противниками, так, чтобы эти трое видели моё лицо, а четвёртый нет». Потом Влад его увидел (?). А если увидел лицо, то понял ли, что это вампир? Не написано; читателю приходится гадать вместо того, чтобы плыть далее по сюжету. (Значительно позже выясняется, что Влад не понял, что рассказчик, Марк, вампир. Тогда зачем было прятать в начале знакомства от него лицо?)
И опять читатель спотыкается: «К Игорю я относился холоднее, хотя он-то как раз прилагал усилия к тому, чтобы познакомиться поближе. Он улыбался, был неизменно вежлив и приветлив, но чувствовалась в нём какая-то холодность. Равнодушие, которое ничем нельзя замаскировать». Так «прилагает усилия» или равнодушен? Зачем такие загадки?
Прямо находка: «вышли пораздельности».
Автор не оригинален в переворачивании ситуации: «Кровь вампира для человека сродни наркотику. Сейчас они живут одной мыслью. Всё остальное для них просто не существует». (Они, это люди, напившиеся крови вампира.)
«Я рассмеялся, чувствуя во рту привкус горькой иронии». Ох, друг Аркадий, не говори красиво!
«Его самообладанию можно позавидовать. Один вампир — уже смертельная опасность. Два вампира, один из которых настроен к тебе явно не дружелюбно — тем более. Но он не дрогнул. Влад испытывал целую гамму разных эмоций. Для него вампиры до сих пор были всего лишь литературными персонажами, про которых придумано множество историй как страшных, так и комических. Теперь, увидев нас прямо перед собой, он пытался решить, какой из подходов будет более правильным. Так и не придя к определённому выводу, он подошёл к вопросу с другой стороны».
А вот тут стало совсем скучно: «если я хочу защитить его, надо устранить Игоря. А потом скрываться всю жизнь, так как вся полиция города будет разыскивать меня как серийного убийцу, а может даже маньяка». Но только что было сказано, что Марк убивает людей каждую ночь. И никто его не ищет? Так трупом больше, трупом меньше…
Неприятный текст. Выморочный какой-то.
И в финале пресловутая вишенка на тортике: автор забыл про неразрешимую коллизию! Просто сидит вампир и смотрит на звезды. А чем коллизия разрешилась… а автор не стал заморачиваццо.
Не сумел.

«Нимфа», Виктор Глебов
Запутанное двойное убийство (выпотрошенные тела, а разреза нет); следователь зашел в тупик и поздно вечером сидит, расстроенный, в баре. К нему подходит очень красивая девушка, сообщает, что она продавщица из гипермаркета, в котором сегодня следователь допрашивал подозреваемых и свидетелей, — и что за ней следят и хотят убить.
В прежних, пятидесятилетней давности, детективах наш следователь бы обрадовался: вот, ниточка новая может образоваться, глядишь, и распутаем загадочное убийство. Но то ж раньше! Сейчас «производственная мотивация» не модна: «В конце концов, в любом случае лучше её общество, чем напиваться в гордом одиночестве. И потом, кто знает, может она с ним и переспит…».
Действительно!
Потом-то профи заинтересовался информацией о предполагаемом убийце: автор же не дамский роман пишет, а детектив. Но он, следователь (вероятно, и в жизни таких много), как-то перестал тянуть на эталон, светлую личность без страха и упрека. Он халтурит — и читатель халтурит: читает рассказ по диагонали.
Следователь занят вопросом: «Да и органы подростка он должен был куда-то спрятать. А может, съел? В любом случае, они либо у него дома в холодильнике, либо в желудке. Интересно, за сколько переваривается пища?» Кх… Как далеко, однако, зашла наука криминалистика…
А свидетельница просит защиты от преступника — как в сериалах (родственники ее далеко, замужняя подруга приехать к ней пожить не сможет, значит, надо красивой свидетельнице переехать жить к нашему следователю).
Он не против. Читатель тоже.
Голова следователя заработала: «Нужно уговорить её сыграть роль живца». Но тут загвоздка: «Если бы речь шла об обычном маньяке, то полиция смогла бы провести операцию без риска для девушки, убийца и близко к ней не подошёл бы. Но если некто призвал силы, о которых Сергей узнал ещё в детстве, лишь человеческой храбрости и пуль недостаточно».
Чеснок нужен! *Шепот из-за кулис*.
Утром: «На залитой кровью постели лежало её тело, раскрытое подобное гигантской устрице — вдоль спины шёл чудовищный разрез — такой же, как на трупе подростка, который Пифанов показывал в морге».
Тут и другие коллеги стали выдвигать версии: «Тот парень следил за ней, потому что она ему понравилась. Выпотрошил же её другой, которому она не побоялась открыть. Возможно, её близкий друг, раз она решила не предупреждать тебя, что он заявится». То есть преступник зашел в квартиру следователя и там распотрошил свою возлюбленную (раньше, у нее в квартире, как-то не решался). Может, заревновал так сильно, что…?
Кажется, по правилам, этот Сергей сам теперь подозреваемый и не может вести следствие? Нет, вовсю шерстит, распоряжается коллегами. И тайком звонит давнему знакомому:
«— Помнишь ту ночь?
Пауза.
— Как будто она была вчера.
— Вы ведь сделали всё, как следует?
— Само собой. Чётко по книге.
— А с книгой что?
— Её потом сожгли. Ты же знаешь.
— С твоих слов. Меня при этом не было.
— Ты стал вдруг сомневаться, что ли?
— Да.
Ещё одна пауза, на этот раз более продолжительная.
— Почему?
Сергей перевёл дух.
— Кто-то убивает людей.
— Так же?
— Да».
Как говорил Порфирий Петрович: «Так Вы и убили-с». (Шутка.)
«— Рядом с трупами мы нашли копии страниц из книги. Похожей на ту». Древнюю, на тарабарском наречии.
А имя, место работы и адрес убитой оказались липовыми! И чужая кровь во рту, как это было у предыдущего убитого. И странный возраст: убитой девушке, внешне такой взрослой, не больше двенадцати лет.
Нарушения за нарушением: «Когда младший следователь вышел, Сергей сунул руку в карман и достал сложенный вчетверо листок. На нём аккуратным почерком был выведен адрес — название улицы, номер дома и квартиры. Полицейский нашёл его в кармане своих джинсов, пока ждал медэкспертов и коллег из следственной группы. Очевидно, Таня положила его туда.
Сергей внимательно поглядел на листок. Почему он не показал адрес Вихареву или кому-то ещё? Что заставило его спрятать улику? Причина была. Теперь полицейский больше не считал, что у него разыгралось воображение: подозрения переросли в уверенность. Он должен был прояснить кое-что без свидетелей: есть дела, в которых нельзя вмешивать посторонних».
Дальше пошло еще интересней: много лет назад убили брата Сергея — сожгли заживо. А до этого четырех девочек убили: высосали из них кровь.
Сергей знал, кто, но не говорил.
Вот, что его сейчас волнует: «..в почерке, которым были записаны название улицы и номер дома, было нечто знакомое… Слишком знакомое. Когда он увидел эти строки, в голове у него что-то щелкнуло, и сердце сжалось от приступа паники».
Авель и Каин?
Адрес гостиницы, вот и та комната: «Сергей снова попытался отыскать выключатель, но в этот момент в лицо ему повеяло тёплым воздухом, мелькнула чья-то тень, и через миг в челюсть словно врезался на полном ходу товарный состав. Полицейский покачнулся, взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, но перед глазами всё завертелось, и он рухнул на ковролин».
Наша догадка подтвердилась: «его брат, Роман, вернулся с того света! Несмотря на то, что ритуал был проведён по всем правилам, ему удалось вырваться из пекла и через двадцать три года появиться здесь, чтобы обрести новую жизнь. И, видимо, отомстить…»
Брат преступник, второй брат тоже: «И это ты научил их, как уничтожить меня. Показал им книгу! И тогда они провели ритуал вместо того, чтобы отдать меня ментам. Я отделался бы несколькими годами исправительной колонии».
Автор пытается убедить читателя, что Сергей, так в рассказе прямо написано, «правильный»: «Родители не должны были узнать, что их сын — чудовище. Пусть думают, что Романа убили те же люди, что и девочек. Это должно было стать тайной, похороненной навсегда».
Но не стало.
«Но к чему это потрошение?», — спрашивает брат-следователь. Ответ брата-вампира интересен: «Пацаном и девчонкой был я! — Роман снова расхохотался, заметив изумление на лице Сергея. Он явно получал от диалога немалое удовольствие. — Мои промежуточные стадии. Как у насекомых, но ты ведь не смотришь передачи про животных, с детства терпеть их не можешь. Яйцо, личинка, нимфа, взрослая особь. Клещам, например, нужно напиться крови, чтобы трансформироваться. Мне тоже. Я просто вылезал из ненужных уже оболочек, оставляя их вам, полицейским».
Органы переходили в новое тело; всё просто: «Полицейские обнаружат здесь два трупа — твой, иссушённый, и этот, лишенный органов и лопнувший со спины. Если ты и вызвал подкрепление, в чём я сомневаюсь, оно не успеет, — с этими словами Роман подошёл к Сергею вплотную и ощерился.
Передние зубы у него теперь были длинными, и даже резцы больше смахивали на клыки».
Ну, и…
Триллер, короче. Хороший фандоп.
Не занимайтесь самосудом, люди.

«Красная луна», Таргис
«Едва войдя впервые в эту студию, я поняла, что должна снять ее за любые деньги: дом стоял на холме, и за окнами позади уступов черепичных крыш исторической части городка простиралась темная хвойная гряда невысоких гор, мягкими треугольниками — территория заповедника».
Я проще сделала: купила эту квартиру на верхнем этаже, на вершине холма с видом на красные черепичные крыши и горы за ними.
Но я не вампир, в отличие от героини рассказа.
«…Заброшенной крепости, вознесенной на скалистых склонах высоко над долиной. Тринадцатый век, или что-то в этом роде».
Верно, тринадцатый-пятнадцатый. Монастырь на горе.
«Замок был проклят. Ну да мало ли я таких повидала?». Вот к девушке ночной гость прилетел на огонек в окне: «Он часто облизывал узкие сухие губы, быстро переводя взгляд с одного объекта на другой, словно птица. От него исходил слабый запах мертвечины — холода, сырой земли и гнили, запах могилы».
Читателям нравится это все: пришлый (залетный) вампир подпитался вампиршей, вампирша не стала им питаться. Кому-то это интересно: кто кого и насколько выпил.
Теперь героев потянуло на культуру:
«— А в ближайший театр далеко добираться…
— А я о чем? — оживился Мельхиор. — В Вену, в Париж, почему бы нет?»
В Вену можно от меня на автобусе, дешево; но не охота заморачиваться с визой. Хотя Шенбрунн там я в свое время не посмотрела, и Королевский дворец не против еще раз посетить, а в любимом музее скоро-скоро выставка Брейгеля.
Да, надо б осенью туда…
«— Вспомни, куда мы отправились с тобой в последний раз? Вена?
— Будапешт, — поправила я и невольно улыбнулась. — Восточным экспрессом».
Это где ж они живут? К юго-востоку от Венгрии — Румыния, северо-восточней — Украина.
Мне до Будапешта — северным экспрессом. Но это долго нынешним медлительным поездом; подожду скороходного, двухчасового. (Старую Буду не досмотрела.)
Проблема у ночного гостя: «— Я не умею уследить за переменами в человечьих порядках. Мне нужен кто-то, не спящий днем, не боящийся солнца и знающий все эти мелочи — где они берут деньги, как они нынче расплачиваются, какие обороты речи могут вызвать явное недоумение.
— Просто говори всем, что ты вампир, и никто тебя не воспримет всерьез, — фыркнула я».
Литература о вампирах — это всерьез — или как?
«— подумай, как весело было бы нам втроем. Уверен, девушка прекрасно освоилась бы, раз уж она привлекла тебя, а твоему вкусу я не могу не доверять…»
Спасибо, я уже подумала: не моё.
Кто там пьет человеков, а кто теперь воздерживается, уже неинтересно. Героиня не пьет человечью, герой пьет всякую — вампирью и человечью.
А меня мутит почему-то.
«Он искательно потянулся ко мне, вероятно, намереваясь вновь приникнуть к моей артерии, однако краткий глухой рык сразу осадил его».
И далее — милое признание: «Моя кровь сильнее человеческой, и несомненно здоровее, она давала ему достаточно сил, чтобы до следующего полнолуния не таскаться за случайными прохожими — и мне так было спокойнее».
Субкультура вампироманов? Или любителей художественной литературы?
Если первое, то я ошиблась номером.
«Когда-то и я была моложе, и по деревням за нами охотились с кольями, серебряными пулями и святой водой…»
Романтика! *Подавляет зевок*. Тридцать пятый вампирский рассказ, не считая прошлогоднего победителя… Силы мои явно на исходе.
«Картинка, кстати, отличалась удивительным правдоподобием, тем более удивительным в сравнении с прочими иллюстрациями, сюжеты коих очевидно были построены на перевозбужденной фантазии художника. Здесь же можно было не сомневаться, что автор видел свою модель собственными глазами и даже сумел изобразить ее без преувеличений, свойственных испугу… Вероятно, художник рисовал с трупа».
Спасибо… спасибо! *Подавляет тошноту*.
«К концу отчета я ловила себя на желании сбегать за ведерком попкорна и уютно откинуться в кресле, как за бездумным просмотром глупого, но яркого фильма. Подведя итоги, ученый автор статьи приходил к неожиданному выводу о возможном родстве твари с кровососущими мертвецами, выбирающимися из могил в полнолуние и способными принимать обличье как волка, так и летучей мыши, коими, по его сведениям, так и кишат Балканы…»
Ну, да, там, в книжке, которую читает героиня, Македония. Балканы, да. (Посмотрела в окно на Балканы… Туман там. Никаких волков и летучих мышей.) О, кстати, надо будет спросить здешних сельских подруг, есть ли у них летучие мыши в домачинствах.
«— А почему не c инкубами? — томно вздохнула я и перевернула страницу».
А потому что этого в здешних домачинствах (хозяйствах) точно нет, томная вы моя.
«Поскольку отец не собирался отдавать ее замуж за подозрительного субъекта неясной зоологической принадлежности, влюбленные сбежали в горы. На них охотились, чудовище убили, принцесса пыталась его спасти, но в это время вышла луна, и в порыве бесконтрольной ярости зверь укусил свою невесту, после чего она тоже в ночное время стала обращаться в летучую тварь».
Как у них все просто и безответственно…
«Я так глубоко погрузилась в изучение книги, что даже не сразу обратила внимание на то, что в мое подземелье проникло человеческое существо».
Это была ее подруга-студентка, Джемма. Сообщила, что в замке на горе появились какие-то чужаки. Реконструкторы, типа.
Героиня вернулась в свое «логово под самой крышей». (Моя большая квартира — не студия — тоже под самой крышей; парит над всем городком. Но это все, что нас с героиней сближает. Или есть что-то еще?)
Вернулся тот товарищ, с запахом тлена: «— Альба! — он внезапно умоляюще посмотрел на меня. — Ну можно же хоть раз слетать со мной! Ты разберешься, кто они такие…
— Меня не интересует, кто они такие. И скорее всего, они наиграются и скоро уйдут».
Уговорил-таки слетать: «Теплые токи снизу и волна ветра подхватили меня, задули в широкие кожаные перепонки у меня по бокам, и я поплыла на них, слегка лавируя, чтобы следовать за полетом летучей мыши. Давно уже я не принимала свой истинный первоначальный облик, и сознание купалось в счастливой эйфории…Ощутить на черных губах живую горячую кровь».
Прилетели. «Это висит в воздухе. Много крови… Много боли, — пожала плечами я. — Много зла. Это нормально. Людская суета».
Что-что, извините, нормально?
«И вдруг я наткнулась в глупой книге о разных монстрах на свою собственную версию легенды. Она изложена так, как я ему рассказала». Немцу-ученому, в девятнадцатом веке. А ту ценную книгу как раз из музея украли. И Альба по астральному запаху догадалась, кто: тот маленький, краснолицый человечек. И кинулась в город за похитителем, голодная: «Пульсирующая кровь… Жизни, бурлящие в их артериях, сила, которой мне так не хватало в тот момент…» (Значительно позже выяснится, что точно такая же книга есть у краснолицего дома. Зачем ему второй экземпляр — автором не объяснено. И таких писательских ляпов и неувязок будет накапливаться все больше.)
Что они тут все такие нервные? «…Я сорвалась. Я ощутила, как во рту стремительно удлиняются клыки, и окружающее плывет и видоизменяется, словно в моих глазах неведомый оператор навел резкость. Я не видела — ощущала — людей словно бы насквозь. И в горле закипало злое рычание».
Автор, а Вам себя не жалко? Накачиваться этим?
Героиня благоразумно помчалась в церковь, укрощаться: «В конце концов, я пришла в себя — зверь внутри отчасти утихомирился, по крайней мере, уже не рвался в бой бесконтрольно, теперь я могла надеяться добраться домой, никого не разодрав по дороге. Никто не подходил ко мне — никто меня так и не заметил. Этим умением я способна была пользоваться почти в любом состоянии».
А воришка уже побывал у Альбы дома! «Я быстро обошла студию — все лежало на местах, он ничего не забрал, даже ни к чему не прикоснулся. Долго простоял у моего любимого окна — любовался видом на город? На крепость? Что это все значило — он просто хотел подать мне какой-то знак? Он утверждал, что знает, что я собой представляю. Теперь он показал, что знает, где я живу. Что еще было ему известно?»
Альба полетела к студентке Джемме: там тот же запах. «А прямо перед окном на столе лежало Исследование о сверхъестественном. Что-то двинулось в стороне, и я в один миг перемахнула стол и повернулась к вероятному противнику с глухим шипением. Но передо мной только качнулась на сквозняке плохо прикрытая дверца шкафа».
Стрела на картине показывала в окно, на крепость; Альба полетела туда, не раздумывая. Это быстро.
«Я приняла человеческий облик, быстро натянула одежду, одолженную у Джеммы, и пошла босиком по вытоптанной чужаками лесной земле к крепости». А вот и похититель: «Он встретил меня при входе в лишенную кровли главную залу — тот самый человечек, маленький, с нездорово красноватой кожей и лихорадочно блестящими глазами».
Джемма оказалась в нетрезвой и малопристойной компании. В руинах замка. (Неужели в современной Румынии так плохо относятся к родной средневековой архитектуре?)
А человечек «оглядывал меня странно жадным зачарованным взглядом, словно собственное дитя или возлюбленную, которую не видел много лет. Наверно, так Пигмалион мог смотреть на свое создание».
Тогда не столько «жадным», сколько «гордым».
А у вампиров и недо-вампиров опять свои разборки: «У меня на миг потемнело в глазах. Запах крови. Кровавая луна смотрела мне в затылок, давила, пульсировала, как измученный воспаленный сосуд, клыки начали сами собой удлиняться во рту, царапая десны, потому что я не пускала… не пускала зверя на волю. Там была Джемма. Я должна была думать о Джемме…».
Человечку неймется: «— Я хочу стать таким, как вы, — признался он. — Я знаю, вы альфа-особь, вы из тех, кто способен дать человеку кровавое причастие».
Ага, сейчас ему от альфа-особи все будет: «…скорее всего, Мельхиор проснулся сам. Трудно было не почуять столько свежей крови».
Альба хватает подругу Джемму и удирает из замка.
Но неудачно: у Альбы травма, потеря сознания на несколько минут. В замке что-то грохнуло. «…Я мчалась сквозь лес, легко и стремительно, белесо-серой тенью, неостановимо, как зверь, бегущий по следу».
Догоняет автомашину краснолицего — зачем? «Я должна была спасти Джемму, а глупца ждет множество неприятных сюрпризов. Так ему и надо».
Но с девушкой Джеммой-то все было в порядке, так лети с ней домой! Пока просыпающийся в могиле вампир Мельхиор до юной Джеммы не добрался.
Неужели автор совсем запутался? Ах, человечек обещал Альбе какое-то противоядие. «Так или иначе, он так и остался там, на мшистой кочке, со свернутой шеей».
А студенка Джемма тем временем… «Я то шла медленно, то срывалась в бег. В сознании трепетала мерзкая трусливая надежда, что все уже закончится, когда я приду. Но нельзя было, чтобы Джемма была одна… я должна была хотя бы обнять ее на прощание, хотя бы держать за руку…»
Поздно! Мельхиор кушает пьет быстро.
«Я прижала кончики пальцев к шее Джеммы — пульс был, едва ощутимый, но уверенный».
Нет худа без добра: «— В ее крови яд! Был…
— Вот оно как… — Мельхиор медленно сполз с камня на землю, слабо царапая обомшелую поверхность когтями. — То-то я думаю, как-то мне… нехорошо…
— Как же ты не почувствовал? — простонала я. А как бы он почувствовал — в красную луну?»
Яд в серебряном бокале предлагал в замке Альбе краснолицый: какой для него в этом смысл? Он же мечтал, что Альба его обратила в вампира! Но автору надо ввести в рассказ яд — вот, пожалуйста… Ляп на ляпе.
Отравленного Мельхиора барышни уложили в склеп.
«— Идем отсюда, — распорядилась я. Я знала, что Мельхиор здесь не один. Когда мы подошли к лестнице, ведущей из склепа наверх, я оглянулась. По глубоким нишам теснились смутные тени, одни — косматые сгустки мрака, другие — белесые клочья тусклого света, все они настороженно следили за нами, провожали дыханием в спину. И не спросить было у Мельхиора, как он с ними уживается».
Я прекрасно с такими уживаюсь, потомок волхвов-некромантов. *Смех*.
Красные крыши за окном тем временем покрылись белым: февраль, поземка. Белого кота прогнала, чтоб не путал провода, отключая интернет: мне еще читать следующий конкурсный рассказ.

«Высота», Алекс Варна
Девятнадцатый век, Франция.
Незаконнорожденный сын барона, роль матери играет бабушка… В четырнадцать лет бывшему послушнику колледжа иезуитов такое перенести трудно: «Вся моя жизнь оказалась ложью — но душа не хотела мириться с ужасным разочарованием. Тогда я и помыслить не мог, что это было лишь началом ее страшного падения в геенну огненную».
Вдовый и богатый барон признал провинциала его своим сыном и забрал жить с собой в Париж. «Я не знал, опасаться или радоваться его неожиданной милости, но каким-то внутренним чутьем ощущал исходящую от него опасность».
Нормальное начало, слог вполне имитирует готические романы того времени.
«— У тебя появились какие-то необычные ощущения? Желания?
Немного подумав, я прошептал:
— Никак не могу утолить жажду.
— Но ты знаешь, что тебе поможет?
Перед моим внутренним взором, словно наяву, появилась капелька крови на белом полотне — во время нашего путешествия матушка, вышивая очередную скатерть, сильно уколола палец, когда колесо дилижанса попало в глубокую рытвину. Мои мышцы тогда напряглись до предела, и невидимая сила потянула к кровоточащей ранке. Я едва пришел в себя и попросил тетю Ирен помочь матери перевязать палец — еще не осознавая свои потребности, уже испугался их сути».
Добрый папенька Генрих объяснил: «…в ближайшее время ты все же умрешь. Мучительно. От истощения. Так и не завершив последнюю стадию перерождения. Ты слышал что-то о вампирах, Анри?
— Это твари из преисподней, которые пьют кровь невинных.
— Ну, не совсем так, хотя главное верно подмечено. Они пьют кровь. МЫ пьем кровь — я и, в скором будущем, ты. Стань тем, кем родился. Будь тем, кому суждено стоять выше всех!»
Он вывалился из кареты, питомец иезуитов: «Совершая свой спонтанный побег, я молился только об одном: чтобы Господь забрал мою душу раньше, чем это сможет сделать Генрих фон Маер».
Богословская дилемма: «возможно ли в моей ситуации спасение души ценой самоубийства или я проклят в любом случае? Раздираемый подобным противоречием, я отбросил идею стать утопленником…». И стал вампиром.
Ибо в церкви испугался сказать священнику правду. Да и папенька Генрих тут как тут — нашел беглеца. «Провожаемые озадаченными взглядами, мы медленно вышли из церкви: барон впереди, а я следом с покорностью теленка, которого ведут на убой».
В данной ситуации, глубокомысленно роняю я, лучше уж покончить с собой (твой грех повредит только тебе), чем нести зло другим людям. Но мальчик выбрал жизнь, что ж… Почитаем готику.
Роль отца в процесс перерождения мальца: «Человеческая кровь спасала его от смерти, но уже не помогала полностью восстанавливаться — даже получая достаточно питания, организм не успевал восполнять собственные регулярные и обильные потери. Причину того, что барон — эгоист до глубины своего естества — действовал себе во вред, упрямо не меняя мой «рацион» до конца перерождения, я узнал немного позже. А пока был бесконечно благодарен ему за подставленные запястья и шею».
Родная кровь, что называется.
Но вот процесс завершился, орленок может вылетать из гнезда: «— Из-за болезни ты пропустил собственное пятнадцатилетие. Держи свой запоздалый подарок, сын! И приятного аппетита — можешь не ограничивать себя.
Взглянув на барона и его насмешливую ухмылку, я оторопел. Мне «даровали» живого человека, мне «даровали» чужую жизнь… Это оказалось за пределами моего принятия».
Папенька похвалил: «Знаешь, первый раз вижу, чтобы новоперерожденный вампир был так аккуратен».
Жертва, девушка-подросток Агнис, выживет, но все забудет, как водится. (И проживет еще тринадцать лет — наложницей и пищей старого барона. Потом умрет от малокровия и чахотки.)
И покатится мирная жизнь вампиров — из десятилетие в десятилетие.
Сынок, поучившись в Болонском университете («Теперь, укрывшись за темными стеклами очков, широкими полями шляпы и плотным плащом, я, хотя и выглядел эксцентричным, но мог более-менее сносно переносить дневной свет, совершать длительные путешествия и вести почти нормальный образ жизни»), вернулся домой (отец отписал на него все громадное французское хозяйство, а сам уехал в Австрию)…
«Мари знала о моей сущности и, должно быть, о сущности моего отца. Женская солидарность сыграла с мадам Бернар злую шутку — она не только не уберегла молодую горничную от неосторожного поведения, но поставила жизнь бедняжки под угрозу. Я не мог позволить разрастаться ее догадкам до размеров каких-либо намерений, не смел допустить, чтобы семейная тайна вышла за порог этого дома, и не имел права растягивать эту опасную ситуацию во времени. Нужно было все уладить быстро и решительно. Иначе наше с отцом существование, и без того нелегкое, превратится в истинное сумасшествие. И жертв будет намного больше, чем одна маленькая хрупкая девушка…»
Ой, как много самооправданий! «Пей до дна, пей до дна!» (Шутка черного юмора.)
Анри, однако, благородный вампир: припугнул служанку и пообещал, если она будет молчать о тайне семьи баронов, ее не тронут. Она могла уйти с громадным годовым окладом — или продолжать здесь работать, зная всю правду.
О, эта жадность! «Она не ушла, как я втайне страшился — во всем Париже нигде не платили такого высокого жалования слугам, как в доме барона фон Маера».
Не жадность — любовь! К вампиру.
Ну вот, дело идет к браку.
«— Но как мы будем венчаться, если вы?..
— Боитесь, что я не смогу должным образом исповедаться перед священником? Да, не смогу. Зато я буду всегда честен с вами и положу на алтарь брака свою преданность и любовь».
А строгий папенька? А папеньку на венчание не пригласили.
Но вот закавыка… «…Нет, теория мне была знакома, да и вечера, проведенные в темных подворотнях, много чего рассказали, но… Памятуя, к чему привела Агнис страсть барона, я ужасно боялся поддаться соблазну сам». (Короче, книги «Камасутра» в замке барона не было; интернета тем более. Двадцатипятилетний невинный вампир страдает.)
Но недолго: «— Клянусь, что когда настанет пора предстать перед Всевышним, я возьму на себя все грехи. И свои вольные, и твои невольные. Потому люби меня, Мари, на этом свете — на том мы не увидимся.
Теперь я точно знал, что скорее умру сам, чем причиню ей вред, хоть клыками, хоть действиями, хоть даже своими мыслями. А еще я узнал, что такое безграничное счастье».
Папенька узнал про женитьбу — и заморозил счета. Но сынок уже был умным: заранее создал свой фонд и продолжал дела без помех. А парижский особняк папаши продал и уехал с женой в Реймс.
Теперь у них четверо детей. Идеальная семья.
Но опять закавыка: «— Я старею, а ты все так же молод и красив. Знаешь, вы вчера с Лукасом сидели за одним столом и перебирали бумаги, а я поймала себя на мысли, что с виду вы скорее братья… А когда мы с тобой идем по улице, наверное, многие думают, что мы…
— Мне все равно, что думают другие. Я люблю тебя, слышишь? И ничто в целом мире не сможет нас разлучить».
Через два месяца она погибла: лошадь от испуга понесла. Вампир Анри превратился в старика — внутренне.
Вот он приехал в Руан — к умирающей матери-бабушке:
«— У тебя дыхание смерти, сынок. Я давно ее жду, как спасение от боли.
Все похолодело у меня внутри.
— Не нужно так говорить.
— Больше не осталось сил, Анри. Помоги мне.
— Я не могу.
− Можешь. Ты уже переступил грань, а за твоими плечами стоят тени, и клубится тьма. Еще одна кончина ничего не изменит». Действительно.
Финал − эвтаназия: «Ее кровь была горькой и терпкой, такой же, как и мои слезы. Когда я перестал слышать удары уставшего сердца Эммы Болеви, отнял от губ ее запястье и, скрывая следы своих клыков, вернул на место сползшую манжету сорочки…»
Аккуратный вампир.
Но опять проблемка: «Только разговор о предстоящих похоронах и приезде родственников привел меня в чувство — если слабое зрение подводило тетю Ирен, то уж Натан и Жюль наверняка озадачатся тем фактом, что их сорокасемилетний младший “братец” выглядит от силы на двадцать пять».
Но справился.
Время лечит: «Мари продолжала жить в наших сыновьях и дочерях, и я старался быть более человечным уже ради них. Но из-за своей неувядающей молодости не мог долго называться их отцом. Повзрослевшим детям я все так же оставался другом и советчиком, но… Вскоре стало возможным только издали наблюдать за их жизнями, радуясь созданию семей, рождению у дочерей собственных детей. Их домочадцы не были посвящены в суть моей природы, потому пришлось перевоплотиться в какого-то непонятного дядюшку, который жил где-то далеко, но, если выпадали у кого жизненные трудности, обязательно приходил на помощь».
Благородный вампир отец семейства! Он пережил своих детей: «За неполные два года я потерял их всех. Последним был Жан… После похорон, на которых меня никто не узнал, я воротился домой, отпустил слугу, заперся в своей спальне и долго рассматривал семейные фотокарточки, не проронив при этом ни слезинки».
Из-за траура он ничего не ел — не пил несколько суток! Отец пришел на помощь: «…выбил двери вначале моего дома, а потом и спальни на седьмые сутки этого добровольного затворничества. Поскольку я не реагировал на принесенную охлажденную кровь, он отпаивал меня своей собственной, от которой я и полумертвый не мог отказаться. Вот так, под стук его сердца в своих висках и далекие залпы артиллерийских орудий я распрощался с остатками человечности и собственной воли, став тем, кем давно хотел видеть меня барон — послушным верным псом».
Генрих привез сына в Берлин. Первая мировая. «В конце концов, выпросив у отца позволения собственнолично наладить бесперебойную работу его новоприобретенных в Германской Восточной Африке оловянных рудников, я отплыл с континента».
А теперь новый кульбит судьбы: вампир-летчик. «Выжимая из 70 лошадиных сил самолета все максимальные 60 миль в час, я быстро пересек границу между германской и британской колониями. Под крылом, сколько видел глаз, простиралась выжженная саванна. Потеряв пропеллер, аэроплан стал стоймя, перевернулся и начал стремительное падение. Нас с лейтенантом отчасти спасла деревянная гондола, треснувшая, но не рассыпавшаяся на части. У меня, кроме множественных ушибов, судя по ноющей боли при вдохе, треснуло несколько ребер, а вот у немца дела обстояли похуже — более хрупкий человеческий скелет не выдержал удара отдачи. У лейтенанта оказались сломаны обе ноги и травмирован позвоночник. К тому же он хорошенько приложился обо что-то твердое головой, потому то и дело терял сознание».
Вампир, он и в Африке вампир: «…я склонился над окровавленным человеком, планируя выпить его до дна. Силы мне были необходимы, чтобы преодолеть пешком огромное расстояние к своему лагерю, разбитому неподалеку от подножия Килиманджаро. Бросить же его на растерзание жажде и хищникам было более жестоко, чем предоставить быстрое и тихое забвение от потери крови».
Опять оправдывается… Но кушает.
Нет, не кушает: смотрит на выпавшую из кармана лейтенанта фотографию жены и четверых детей.
Коллега, в некотором роде — идеальный семьянин. «Пришлось, чертыхнувшись, ломать каркас крыла, рвать его обшивку и тросы, сооружая нечто, напоминающее носилки-волокуши. Водрузив и зафиксировав на них стонущего лейтенанта, я направил взгляд, а потом и стопы в сторону величественного вулкана, проклиная по ходу свою глупость, свирепое африканское солнце и все колониальные войска вместе взятые».
Похож на человека. (Комплимент, если кто не понял.)
Но «нужно отдать должное кенийским хищникам, особенно львице, сопровождавшей нас до утра следующего дня — каким-то седьмым чувством они узнавали мою природу и не подходили близко». А, вот, смертельно-опасная змея не узнала и укусила: «Я рассуждал так: если яд черной мамбы убивает человека в течение получаса, то вампира он лишит видимых признаков жизни где-то через час. Я начал звать призрак своей жены, который мне привиделся в горячке помутившегося сознания.
Мари не ответила мне. Не склонилась над моим распростертым телом, не облегчила страдания агонии легким прикосновением ладони. Она лишь стояла рядом, глядя в невозможную синеву высоких небес, а потом оставила одного, растаяв в белоснежном отблеске вершины Килиманджаро, следом поглотившим и мой последний судорожный вздох.
Хотя… действительно ли последний?»
Далее идет немного вычурный Эпилог — панегирик высоте. (А может, и проклятие ей.)
Какая разница…
***
Стильно, симпатично, читабельно. Вероятно, от меня высший балл.
Если не будет других рассказов, более человечных.

«Один день с вампиром», Халь Евгения и Илья
«Нет человека, который устоит перед Зовом вампира. Он становится частью тебя, в нем сладость и свобода, небеса и ад. Но как устоять вампиру, которого зовет человек?»
Бедный вампир!
«Кабинет напоминал скорее бунгало эксцентричного миллионера, помешанного на готике, нежели офис владельца частного донорского центра крови».
Ну вот, молодая посетительница не верит, что он вампир! «Алекс тяжело вздохнул, вышел из-за стола, неспешно прошелся по кабинету. И вдруг ударился об пол, обернувшись летучей мышью».
Слава богам, никаких Гекат и Фебов — обычный московский вампир-миллионер. Хочет, чтобы симпатичная первокурсница ВГИКа Маша, за которой он давно тайно наблюдает, сняла документальный фильм о них, вампирах.
«Вы меня... выпьете? — шепотом спросила Маша.
— Мы давно уже не трогаем людей, — Алекс слизнул зернышко граната с ладони, — пьем крыс, коров — на скотобойнях работают сплошь наши люди».
Так фильм про скотобойню? И про частные донорские центры: плати и пей на здоровье.
Супер-камеру подарил; первокурсница готова снимать Алекса-вампира. И его коллег: «Тот еще вопросик: кто из нас вампир, — сказал Виктор, глядя в камеру. — Клиентки прут косяком, все хотят вечной молодости, их много, я — один.
— Вампирская кровь обладает омолаживающим эффектом, — объяснил Алекс. — Пару капель на стакан вина — и двадцати лет как не бывало. Кожа разглаживается, морщины исчезают, сил прибавляется, хоть всю ночь пляши».
Текст-перевертыш, уже приятно.
«И вдруг рядом мелькнула молния.
Никто ничего не успел понять.
— Задержи дыхание! — послышалось над самым ухом.
Маша послушно задержала. И в ту же секунду Алекс подхватил ее вместе с танцовщицей, взмыл под потолок и полетел к выходу из подземного перехода».
Читатель уже догадывается, что нищая безумная танцовщица Оля из перехода — мать Маши, а Алекс — отец.
Индийское кено…
«— Вы же обещали! — выкрикнула Маша.
— Прости меня, девочка! Это не то, что ты думаешь. Твоя кровь — это единственное на свете противоядие.
— От чего?
— От заклятья безумия».
И дальше как по нотам: воспоминание восемнадцатилетней давности — суд вампиров над влюбленными, вампиром Алексом и человеком Олей.
«Она... она похожа на меня, словно сестра! Кто она? И кто вы?
Алекс подхватил Ольгу одной рукой и медленно взлетел.
— Вы не можете оставить мои вопросы без ответов! — отчаянно выкрикнула Маша.
— Я оставляю тебе фильм. Документальный фильм о твоих родителях!»
Сумасшедшая бомжиха в грязной одежде с чужого плеча — ее родная мать, вампир-миллионер, много лет никак любимой женщине не помогавший, — отец. Да, наблюдал годами — ждал, когда кровь дочери созреет. Созрела, забрал анализ, будет счастливо жить теперь с любимой балериной где-то на том свете. Бросил дочь на вампира Виктора; что ж, может кровь полувампирки тоже сгодится в его бизнесе?
Занавес. Фильма «Один день с вампиром» закончена. Попкорн доеден — на выход.
Человек — не средство! Человек — цель. Кант, кажется, сказал.

«Рестайлинг», Росс Гаер, Arahna Vice
Охотник на вампиров средней руки. Встретил клиента подзащитного на склоне горы, но не узнал. Уже минус. Сходство клиента с его родственницей Гервиг тоже не осознал — второй минус. «Чертыхнувшись еще раз про себя, с тоской подумал, что день таки не задался с самого утра, когда еще у отеля машина не хотела заводиться». Не день такой — квалификация. Но рассказ об охотнике-лузере может быть интересным! Ложное имя, ложные очки — точно, средненького уровня товарищ. Мастер так не работает, Ватсон.
«— Я только надеюсь, что услышанное вы воспримете всерьез, — подтолкнув очки повыше, предупредил он. — И надеюсь на вашу откровенность».
Мы все внимание. Валяйте, Ватсон!
…Боже, как банально: клиент Гервига тоже середнячок. Он так и сказал, представьте: «— Заинтриговали, мистер Хартманн. Я весь внимание».
Насколько далеко у автора простирается фантазия? Пока дотянулась до Дрездена, Уфологического союза.
«Хотелось бы осмотреть его шею... Но как это сделать?» А это, как профи, вы должны знать, автор. Читатель же пока отматывает ленту рассказа назад, ища историю клиента. Ага, вот: «…на бизнесмена набросилось неустановленное дикое животное, и тот едва не погиб от потери крови. Спасла лишь счастливая случайность».
Охотник пошел ва-банк: «— Вы заявили полиции, что на вас напало дикое животное, — осторожно улыбнулся в ответ Гервиг. — На Сейшелах из крупных диких животных только гигантские черепахи».
Остроумно-с. Но не идет владелец курорта на контакт с мнимым уфологом: что-то скрывает. Следующий козырь из рукава: «— Уже несколько лет я занимаюсь изучением чупакабры. Слышали о таком неопознанном аномальном биологическом явлении? Кровососущее существо неизвестного происхождения. Вполне земное».
Мнимый чупакабровед. Тоже средненький: «— Случаи нападения на человека редки, но и они имеются.
Конкретно про нападение на человека он, в действительности, ничего не знал, ни разу даже не слышал, но парню знать об этом было не обязательно».
Бизнесмен Эберг бормотал что-то невразумительное. Гервиг «отложил бесполезный блокнот и взял бокал с поостывшим слегка глинтвейном. Неспешно отпил, отгоняя мысль, что на сегодняшний день ничего приятней этого напитка ему не светит».
И тут читатель ка-ак встрепенется! Да это ж вампир, елки зеленые! Шею клиента мечтал посмотреть, заветный напиток ему подавай.
Мы все внимание.
Гервиг-охотник, или кто он там, опять двинулся вперед: «Может быть... то, что вы видели, не умещается в вашем сознании, и вы пытаетесь заменить воспоминания расхожими образами?»
Никакого результата. «Придержав рукой со стаканом блокнот, сделал короткую пометочку об отсутствии страха у потенциальной жертвы, как показатель ментального воздействия вампира».
Клещами вытаскивает из клиента почти не нужную информацию: «— Я не дразнил. Но это мог сделать и кто-то другой, а я только попался на пути уже разъяренного зверя».
Время идет, а сведений по-прежнему нуль. «Если Эберг не успел истечь кровью до того, как его нашли, скорее всего, нападавшее «животное» не обладало какой-то особой способностью разжижать кровь. И еще одна пометочка — пустынность пляжа. Выслеживали именно его? Или, все же, случайность? И как в этом разобраться, если пострадавший не рвется сотрудничать?»
Разочарован тем, что услышал: «пьяный мужчина забрел на пляж, и на него напало дикое животное. И этот мужчина очень старательно придерживается своей версии».
Опять пометочка? Или так, в уме?
«Можно было и поверить, что, действительно, нападение одичавшей собаки имело место... Только интуиция подсказывала, что все не так просто».
Да, не так. Автор, гони, давай, пургу! А то заскучаем.
Автор услышал: «Щелкнул замок, дверь медленно стала открываться, заставив обернуться. Ненормально медленно и тихо… Эберг тоже молча наблюдал за ее движением. Пауза…
По спине побежал холодок...». Вот, нормально: «И из-за двери высунулась рыжая голова с косичками, улыбающаяся от уха до уха». Дочка клиента?
Но расслабляться рано: «Девчонка исчезла так внезапно и бесшумно, что это насторожило. Успокаивало только одно: еще светло, слишком рано для подъема...» Подъема вампиров, кого, кого! Укушенный вампиром — сам вампир. А дочь укушенного вампиром?
«— Благодарю за уделенное время, — неудачливый уфолог убрал футляр с очками и застегнулся. — Я обязательно подойду к девяти».
Форменное безобразие: «…если на жертву напали больше недели назад, почему не заметно влияние вампира? Или он еще в поиске?» «Вампир в поиске» — зачет.
«Сейшелы, конечно, не так уж и близко к Швеции… Но неужели все это время где-то там фрахтовался корабль с могильной землей, должной поддерживать вампира на чужбине?» Трудна жизнь вампира, черт побери!
«Самолет?», — продолжает размышлять наш лузер. «Ник Шилов, такой же охотник поневоле, как и он, говорил про случай, когда они нашли вампира в номере захолустного отеля, чуть не до окон наполненного землей». «Охотник поневоле» — это как? Читатель отматывает ленту в самое начало рассказа. Вот: «были такие случаи, от расследования которых он отказаться не мог. Этот, погнавший его в Швецию, был как раз из их числа». И еще, что в семье невесты кое-чего насмотрелся — и это переменило его судьбу.
Читаем дальше. Девять часов, встреча: «…войдя в гостиную, Гервиг внезапно обнаружил за стеклом межкомнатной двери лицо все той же рыжей девчонки. Только... что-то теперь было не так... Она казалась абсолютно неподвижной, словно залитой в лед. Холодея, попытался осознать увиденное... И едва погасла паника — понял, что это всего лишь фотография в натуральную величину, прикрепленная с той стороны».
Ингрид, не дочь, а младшая сестрица-проказница. Пока хозяин вышел за сервировочным столиком, сыщик наш Гервиг прошмыгнул в пустую комнату девочки, посмотрел приборчиком геопатоген — норма. Потолок, правда, специфический: «обтянутый сеткой из веревок с узлами, и по ним явно можно было карабкаться». Ниндзя, чо!
А пирог замечательный. «Вскинув взгляд, чтобы поблагодарить хозяина дома, успел заметить край лейкопластыря мелькнувшего из-под воротника». Во, во, автор: нагнетай детальки!
Гервиг выяснил, жуя пирог, что на сейшельском приеме Ингрид, как малолетка, не была. «Значит, рыжую можно исключить из списка претендентов на роль напавшего. Но, тем не менее, опасность, что она также может стать жертвой, все еще имелась».
Сыщик уточняет у Эберга: « — напали на вас точно с суши?
— Да… со спины… подбил под колени… — хмурясь, погрузился в воспоминания тот, не особо соображая, что озвучивает вслух. Это же бред… Я просто, должно быть, много выпил… Не может человек так рвать зубами…
— Обычный человек не может, — охотно подтвердил Гервиг. — Но обычные люди кровь не пьют».
Теперь «подкараулить нападавшего. Не факт, что визит произойдет в эту ночь, но рано или поздно это случится». О, дело пошло, Ватсон! Но когда сыщик попросил разрешение осмотреть рану, подозреваемый, т.е., простите, жертва вдруг ринулся на кухню — срочно позвонить. Охотник, само собой, за ним. Читатель, разумеется, тоже. И что же мы слышим за дверью? «— Синьор Кинтеро, простите за беспокойство, — зазвучал слегка взволнованный голос. — Это Эберг. Вы уже нашли его? — пауза».
Отлично, отлично!
«— Все в порядке? Я просто… не могу не предупредить вас… Хорошо. Простите. Да, деньги переведу завтра…».
Лейкопластырь на месте укуса, у Эберга; удалим его и… «Зрелище оказалось не совсем привычным. Складывалось ощущение стихийного нападения, неуправляемого — прокус не был единичным. Как будто выпить кровь — этого мало, нужно обязательно причинить боль!»
Само нападение было единичным. «Шанс у жертвы выжить после укуса очень низок, потому что вампир остановиться на полпути не способен, как алкоголик, знающий о початой бутылке». Что ли других жертв на Сейшелах нет? Тащиться за «початым» в Швецию?
Трудна жизнь вампира… Интересна жизнь охотника: «У этого вампира не пара верхних рядом расположенных острых зубов, как у носферату, и не такие, как у обычных. Это что-то новое… и здесь впору рассуждать об эволюции».
Испытуемый, наконец, раскололся: « А когда начал… пить, то такая слабость накатила… Я сопротивлялся, сколько мог… Недолго».
Еще пара вопросов потерпевшему — и резюме Гервига: «интересное несоответствие... Говорил он с вами адекватно, можно сказать, а питался... как новообращенный или слетевший с катушек». Вопросы про температуру пальцев вампира: Ватсон за работой. Читатель слегка отвлекся (трудовые будни охотников), и зря: «Внезапно парень уперся в него тяжелым взглядом — будто скованный нахлынувшим ужасом:
— Я ему шарф послал…
— Ну... это понятно... — вовсе не удивился Гервиг.
— Что?!
— Ваше желание искать с ним встреч, — охотно пояснил он. — У жертвы возникает некоторая зависимость от вампира».
Спец-курьер, умелец, вампира разыскал — и отдал посылку; ментальная связь с жертвой установлена.
Придется ждать гостя, подытожил Гервиг. Привязанность к семье в данном случае перевесила. «Либо напавший был совсем неумелым новичком, и что-то пошло не так».
Ночь прошла спокойно. Поговорили за завтраком о курьере: «...и еще в живых остался. А сам курьер — человек... со странностями?». Других не держим-с. Любит напитки со вкусом железа; шрам на лбу — будто скальп с него хотели снять. Но потом шрам исчез.
«Я не спросил вас вчера о внешности нападавшего. Можете сейчас рассказать? — Ему было неловко, что вчера он это упустил. Как новичок! Видимо, эти игры в несознанку отвлекли. Или общая усталость».
Лузер он, а не новичок. Расспрашивает дальше, но что-то приметы разных видов вампиров не сходятся. Заказал новое спец. оружие; попросил пробить данные о странном курьере; под видом журналиста поспрашивал гостей курорта о «странности сего места»; странностей не обнаружилось.
Вечереет, а хозяин все не вернулся; Гервиг нервничает… О, вот и хозяин! «— Не стоит вам задерживаться после заката, — проворчал добровольный защитник от нечисти».
Попутно читатель узнает, по мелочи, о привычках вампиров: прямо энциклопедия вампиризма.
Беседа в кабинете за ужином — и за компом: «Пули серебряные. И лучше стрелять в сердце или в голову. Сам пистолет не зарегистрирован нигде, в случае чего можете смело отпираться, что он не ваш». Да, в вампиров мало кто верит сейчас: «Они стараются поддерживать иллюзию того, что их существование — лишь сказки. Народные суеверия, передаваемые из уст в уста».
Продолжают разговор про экипировку. «Колья, чеснок и крупнокалиберное оружие он предложить не рискнул в силу очевидного отсутствия навыков использования всего вышеперечисленного». А чеснок-то как надо: на шею повесить, в глаз бросить?
Гервигу пришлось отвечать на вопрос, как он познакомился с вампирами.
Невеста из Румынии — вставная история, предсказуемая: «В ту ночь Николета умерла… Ее похороны приобрели оттенок фантастичности, потому что по согласованию со священником решено было эксгумировать тело двоюродной бабушки и проткнуть ее сердце колом, а рот набить чесноком. Я мог бы сколько угодно глумиться над этим обычаем, но оказалось, что это же они намеревались сделать с моей невестой. Ничего бредовей я и представить себе не мог!»Нормальная балканская практика, Ватсон, крепитесь! Уж нам ли, на Балканах, не знать…
Увы, Ватсон отговорил медиков и даже родню: защитный ритуал не соблюли. И тогда… « ночью Николета оказалась в моей постели… Это было… Не знаю какими словами передать… Радость… Сначала была радость и полная уверенность, что все страшное мне приснилось». Хе-хе… «Осознание того, что она неестественно холодна… бледна… пришло бы наверняка слишком поздно, если бы не ее родственники, устроившие засаду… Убить ночью они ее не смогли, но при помощи святой воды и огня заставили сбежать… На следующий день мы провели эксгумацию и… повторили обряд».
С чесноком?
«…Вампира нужно убивать сразу, едва представится малейшая возможность! Ни чужое мнение, ни собственные заблуждения больше не смогут ему помешать после такого урока!»
Панночка улыбнулась, не открывая глаз.
Я посмотрела в окно, на Балканы в вечерней дымке.
Читаем дальше, Ватсон! До полночи еще далеко.
…Ночной дозор — и «свет из-под двери кабинета Эберга. Сердце неистово колотилось, пока он осторожно подходил ближе.
Аккуратно толкнув дверь, благо, она не скрипела, Гервиг крикнул, еще не разглядев, но целясь в сторону скачущего пятна света:
— Стоять!
Белый луч полоснул по глазам — и, кувырнувшись, упал в ноги. Маленькая фигурка в ужасе замерла, растопырив перед собой ладошки.
— Черт! — выругался он, щурясь, но узнав-таки рыжую сестру Эберга. — И что тебе не спится-то?! — попытался торопливо спрятать ружье».
Оказалось, ее друг Рауль потерял сноуборд. Рауль — вампир, втерся в доверие?! Гервиг уломал-таки девочонку пригласить этого Рауля из своей комнаты для разговора. «По спине пробежал холодок. Гервиг приготовился… Тишина. Крадущиеся шаги… И чуть слабее были бы нервы — застрелил бы девчонку!
Распахнув дверь, Ингрид встала на пороге:
— Вот, ты хотел его видеть — смотри! — и резко протянула ему куклу типа “барби”, вернее, ее “мужчину”.
— Твою мать! — выругался он в сердцах, не ожидав такого даже в самых смелых фантазиях».
Да, куклы вуду — это немножко другая опера.
Расслабляться рано, граждане! «Вспомнив, что второпях кабинет Эберга забыли закрыть, Гервиг вернулся туда и, включив свет, с интересом оглядел помещение. Почему-то осталась уверенность, что девчонка здесь что-то искала, а игрушки были лишь поводом. Но ничего особенного на глаза не попадалось, разве что…» Дневник хозяина дома. Вот: «…Судя по всему, я — приманка. Неприятно. Однако если есть шанс не допустить ошибки — я ее не допущу. Готов лично убить эту тварь».
Слегка расслабились. Пока ничего нового: Гервиг вернулся в дом Эберга после сыщицких дел, а хозяина нет — ищет со спасателями на трассе потерявшегося человека. Вот Эберг вернулся, и сестрица принесла ему пакет… с шарфом: подарок от неизвестного. Гервиг, конечно, захотел уточнить:
«— А как он ушел? — спросил вдогонку.
— Мимо тебя, — не оглядываясь, бросила она. — Ты его проворонил!
— Не мог он мимо меня! — огрызнулся Гервиг, от этого еще больше злясь. — Никто из дома не выходил!
— Полагаете, он прячется здесь?». Очень может быть. Скорей бы, что ли, нашелся, читатель уже перегорает…»
Гервиг предложил брату осмотреть порезы, укусы, царапины на теле девочки — любые повреждения кожи. Признаков инфекции братец не нашел, нашел… драгоценности.
Наш профи опять в ночном дозоре. Шаги наверху, на чердаке. Кто?! Хозяин, тоже в дозоре. Теперь обследуют дом вместе: «— Все окна закрыты... Не понимаю, как он выбрался, — озадачился охотник. — Когда Ингрид меня впустила, мне показалось будто на диване что-то... темное... Но войдя, я обнаружил, что ничего там нет».
А когда же встреча с вампиром? Всё холостые выстрелы, детали, ложные ходы…
Днем Гервиг искал убежище вампира — напрасно. Ночью опять был в дозоре, не забывая проверять, у себя ли рыжая. Спит…
Читатель зевает.
«Почти привыкнув блуждать по этому просторному дому, рассчитанному на многочисленную семью, он, спустя около часа, внезапно ощутил новый приступ беспокойства: как будто за ним кто-то пристально наблюдает… Когда это стало невозможно выносить, Гервиг поспешно обернулся, светя перед собой …
Темнота, казавшаяся на удивление плотной, шевельнулась, словно отшагнув от яркого света.
Никого…». А ощущение взгляда в спину не проходит. «Он двинулся было дальше, но, поддавшись импульсу, спешно развернулся, чтобы застать противника врасплох… Никого! Только лишь тонкая штора колыхнулась, словно кем-то задетая. Гервиг шагнул к окну и отдернул штору…»
А-а-а-аааа!
Никого…
«Утром Ингрид пришла завтракать со всеми, немного вялая, но улыбающаяся от уха до уха. Вернее, очень старалась именно этого не делать.
Гервиг посмотрел на нее внимательно. Показалось? Взглянул снова. Нет, все более чем очевидно, похолодев, вынужден был признать он. Как бы ее брат ни ужасался сексуальному интересу к своей особе, а вот к младшей представительнице семьи этот вампирский интерес был налицо!
Спросил, как будто между делом:
— А что у молодой леди на шее?
Ингрид пожала плечом:
— Ничего... — и продолжила сосредоточенно пилить пиццу на маленькие треугольники».
Так, а на кой вампиру сестра вместо брата? На Сейшелах таких нет, что ли?
Ответ на наш вопрос: «Есть у них тенденция выедать целые семьи». Так что амулет на шею и чеснок возле кровати.
Гервиг отправился изучать дом «на предмет лучшего размещения ловушки». Давно надо было сообразить!
И… «— У вас возле дома припаркована машина! — почти выкрикнул он.
Тяжело привалившись к косяку, Эберг перевел дух:
— Это его!.. — сжал крест в кулаке.
— Лихо! — присвистнул Гервиг и метнулся назад со своим неизменным ружьем».
Авто, конечно, след простыл.
«— Откуда он взялся? Я ведь обходил дом по периметру и даже шума подъезжающей машины не слышал!
— Я не знаю! Я сидел, читал. Он возник за спиной, будто… просто материализовался из темноты! Ни шагов… никакого шума! И стал спрашивать про шарф… и про вас… он решил, что вы мой… близкий друг, — с долей неловкости проговорил тот. — Спрашивал, нравятся ли мне блондины… и почему я предпочел вас, а не его… Крест! Я успел вытащить крест! А потом у него зазвонил телефон, и он вышел из кухни. А! Сказал, что… заглянет завтра!»
Давай, родной, заходи на огонек. «Нужно только будет изолировать вашу сестру, чтобы она случайно не вмешалась. И... вам придется быть наживкой. Я установлю ловушку, которая его обездвижит, а потом... — помешкал, стоит ли озвучивать подробности, — отрублю голову и вырежу сердце».
…Ну вот, вампир пойман. Теперь вопросы: «— Сколько вас в гнезде?» (Гнездо и лежка — это могила, где должен смирно лежать, но не лежит вампир.)
Гервиг напрасно прикладывал к вампиру символы разных вер — похоже, пойманный был атеистом. Затем плеснул святой водой: «Вампир дернулся всем телом назад — зажужжали лебедки, регулируя натяжение тросов, и тут же вперед, самостоятельно загоняя стрелы еще глубже в плоть. Зашипел, скаля длинные острые клыки… Гервиг замер, потрясенный, ибо здесь речь не шла даже о классическом носферату с длинными, острыми, как иглы, верхними клыками. У пойманного были клыки хищника, встречно располагались сверху и снизу, удобно заходя друг за друга в момент бездействия. Да и длина… нижние остриями задевали край верхней губы, что при малейшем движении губ создавало иллюзию полуулыбки».
Дальше подробное описание пыток — неприятно читать и не нужно.
Какой же это рассказ? Это повесть. С какой целью писалась? А неизвестно.
Пытки перемежаются, нет, сливаются с философской дискуссией.
«Строение челюстей и непривычный теплообмен, а так же странные исчезновения или смена формы, с одной стороны, вписываются в теорию развития, как способы улучшения ведения охоты и способности сойти за человека, но…»
Но читателю-то это зачем? Убиваешь — убивай, не философствуй. Неужели мотив писателя — примитивное садо-мазо? Или смакование жестокости есть следствие невежества автора? Герой-охотник в самом начале называет себя Судия; при поимке вампира он опять представляется читателю не меньше, как Судия.
Но это неправда. Он Палач, мясник. Задает риторические вопросы жертве (типа: как ты мог убивать людей?) и в это время не забывает дергать за тросы, чтобы пыточное орудие все больше впивалось в тело. Жертва не чувствует боли? Но поведение вампира показывало, что он страдает, умирая.
Философский диалог длится на фоне пыток (подробного их описания); один оппонент связан, другой свободен и причиняет боль, возможно, не без удовольствия, первому. Очевидное неравенство: не философский диспут, а насилие. Если б слепая месть двигала героем-охотником — еще б простили. А тут хладный расчет и тонкий момент… Зал суда автор перепутал с пыточной камерой: бывает и в жизни, и в литературе.
…Вот, убил, вроде: азотно-кислое серебро наконечников стрел сработало. Но появился курьер. И Ингрид. «С какой-то неожиданной злостью она связывала мне руки скотчем, не желая слышать моих призывов. Вдвоем с «курьером», пока я лежал связанный и умолял их не совершать страшную ошибку, они освобождали вампира. Когда все тросы были сняты, тот все еще был жив и даже шевелился, пытаясь отползти, не доверяя даже собственному слуге».
А мораль какова? А вот: «На мгновение, только лишь на одно мгновение, в тот миг, когда девочка кинулась к истекающему кровью вампиру и, обхватив ладонями его лицо, кричала со слезами: “Вы животные!”, — мне вдруг подумалось, что это, действительно, мог быть человек, по странной прихоти ведущий себя настолько неадекватно…»
Ладно, примирило. Гуманизм прорвался там, где автор не ожидал. (Конечно, «животные» — см. выше о Палаче.) Автор небезнадежен.
Затянуто, порой нудновато и неуклюже по стилю, но, типа, жизненно.
Готика вечна.
Детективы тоже.

«Чёрно-красный флот», Ирина Некрасова
Начало про космопорт; к космической фантастике я глуха, ибо мало этого читала. Но вот замелькала «в толпе белоснежная форма инквизиторов»; стало повеселее.
«Да-да, вампофобия. Но в вашем резюме указано также, что вы вакцинированы, верно?» Верно, героиня Аврора летит в Приграничье, преподавателем младшей группы детского сада. Ух, наверное, детки там замечательные клыкастики. (Неприличное хихиканье рецензента.)
А тем временем Аврора в космопорту «рефлекторно поежилась. Где-то неподалеку был вампир. Я подавила желание оглянуться в поисках инквизиторов. Они наверняка были совсем рядом и уже засекли вампира». Ура, приключения начинаются. «Мне было нужно просто переждать оставшееся до полета время… А потом еще протянуть пять лет на приграничном Орбьюсе, откуда до вампирских миров рукой подать».
Вампирские миры, о! Сказка.
«О таких, как я, вакцинированных, ходили разные слухи, и время от времени это было мне на руку. Часть из этих слухов даже была правдой: вампофобы в приступе панической атаки действительно становились значительно сильнее и действительно не контролировали себя». Зачет: нечего одним вампирам пугать честнЫх читателей, пора и вампофобам развернуться.
Взлет космического катера, старой посудины, не сильно приятен. «Зато здесь не было вампиров. Точно. Этот факт с лихвой окупал все остальное».
Читатель сразу догадывается, что, как раз, и…
И вот, и вот: наша мисс только было разговорилась с девушкой Миа, «как вдруг в кают-компании, бесшумно возникли два инквизитора первого класса в полной форме, с золотыми нашивками на рукавах белых кителей».
Дело серьезно?
Правильно сообразила героиня: «Если мое ощущение вампиров дало сбой, это означало, что они могут быть как угодно близко ко мне. И это может быть кто угодно».
Автор — вампирская Агата Кристи, ура!
Полет читателя протекает нормально; читатель надеется, что скоро-скоро и вампир появится. А вот мисс Шелдон совсем наоборот: надеется, бедняжка, что вампира на борту нет, а инквизиторы Че Дао и Ингеборга Даупкайте летят, к примеру, на повышение квалификации.
Увы! Враг здесь: «Наш подопечный носит блокировку и в течение всего полета не будет выходить из каюты». Как же!
Героиня, понятное дело, запаниковала. Ее пытаются успокоить: «Блокатор нового типа подавляет все его способности. Снять его невозможно».
Интрига закручивается:
«Поэтому я его не чувствую? — тихо уточнила я.
— Да, мисс Шелтон, такой эффект блокатора также предполагался разработчиками, — кивнула Даупкайте. — Удачно для вас, не так ли?
Если бы не крошечная заминка перед столь твердым ответом и не слишком пристальный взгляд Че Дао, я бы могла ей поверить. Ошейники были разработаны через несколько лет после нашей победы в Большой Межрасовой, и ежегодно улучшались, но до сих пор ни один из них не мешал моей чувствительности».
Дело темное!
Кто из них, инквизиторов, вампир?
«Я готова была поставить свое жалованье преподавателя младшей группы, что никто не желал оказаться запертым на тесном катере с вампофобом в острой фазе».
А в кают-компании появились, меж тем, еще два персонажа: капитан и навигатор. Завязался несколько нервный разговор о знаменитой книге мисс Шелтон «Черно-красный флот», основанной на исторических фактах: «…не могу себе представить, чтобы Лорды вампиров, с их-то способностями к контролю человеческого сознания, могли прошляпить такую операцию!» Это мнение первой посетительницы кают-компании, славной девушки Миа Портер. Более чем политкорректной; прямо сочувствующей вампирам.
Ей, однако, напомнили про человеческие фермы: «Выводились люди, вырабатывающие серотонин при традиционном укусе. Полная противоположность вампофобам. Эти линии пускались в серию». Миа поморщилась, услышав грубые сравнения от навигатора. И мисс Шелтон подумала: «…внутренние миры слишком быстро забыли, кем для нас были вампиры. Хозяевами. Владельцами. Угнетателями. Пару лет назад я бы с жаром рекомендовала такой, как мисс Портер, массу литературы и видеоматериалов, которые могли бы изменить ее мнение, но теперь я понимала, что социальные процессы не остановить, что образ вампиров будет все больше романтизироваться, что бы я не делала». Рассказ приобретает социальную окраску, отметил читатель — и чуть заскучал. Даешь вампира в кают-компанию!
Мисс писательница, однако, не стала его дожидаться и удалилась в свою каюту, решив, что «инквизиторы, столь близко имеющие дело с кровососами, пугают меня куда меньше, чем отзывчивая и милая мисс Портер».
Не, она не вампир!
А вот и утро следующего дня: «Когда я доела последнюю ложку неплохо приготовленной пищевым автоматом овсянки, в кают-компанию вошла инквизитор Даупкайте. Мне показалось, что выглядит она немного обеспокоенной, но ее резкий голос развеял это впечатление».
Но читатель запомнил — и взбодрился: приключение назревает.
«Инквизитор Дао все еще плохо себя чувствует? — спросил капитан, и мне показалось, что на лицо Ингеборги снова вернулось то выражение, с которым она вошла в кают-компанию.
Насколько я знала, инквизиторы отличались завидным здоровьем, и вчера Че Дао не проявлял никаких признаков плохого самочувствия».
Отлично-с? Смотря, кому: наша мисс растеряна: «Было ужасно глупо предполагать, что два первоклассовых инквизитора не справятся с одним вампиром. Нет-нет-нет! Этот пассажир наверняка оставался в своей каюте, надежно заблокированный ошейником и присмотром двух… нет, уже одной специалистки».
Она и есть вампир? (Шутка.)
А мисс Шелтон уже не до шуток: паническая атака. Капитан проводит ее, в нарушение правил, в рубку, чтобы показать на пульте, как надежно заблокирована каюта вампира. …Вот он, космос! «Мы приближались к Пограничью, последнему рукаву Галактики, вот уже три поколения принадлежащей людям».
Паническая атака ушла. «— До ближайшего из Темных миров расстояние вдвое больше, чем от пункта нашего отправления до Орбьюса. И это всего лишь старая звездная система из пары планет. Слабый аванпост, не более.
Я согласно кивнула. Конечно, я знала все это, но мне было важно услышать это из уст капитана. Услышать подтверждение необоснованности моих страхов именно здесь, где оно весомо подтверждалось бесконечностью пространства».
А вампир-то рядом, на катере… Уж не капитан ли? (Опять шутка.)
Вон красный огонек на пульте: там он, злодей, заблокирован.
Аврора Шелтон вскоре отправилась к себе: «Только уже находясь на середине пути, я вспомнила, что та надежно заблокированная каюта находится здесь же, чуть дальше по круговому неширокому коридору, неподалеку от машинного отделения и спуска в грузовой отсек. Я отлично помнила горящий ровным красным светом огонек, и это воспоминание придало мне сил все же добраться до моего маленького убежища на этом катере».
Когда мисс Шелтон, взяв планшет в своей каюте, отправилась назад, в кают-компанию, она встретила... Любой догадается, с первого раза. Но не специалистка по вампирам Шелтон: «Этот яркий дневной свет очень шел пока не знакомому мне попутчику, которого я заметила в коридоре, как только отвернулась от закрывшейся двери каюты. На его дружелюбную улыбку невозможно было не ответить, и я, конечно, улыбнулась ему в ответ. Прежде, чем он подошел ко мне совсем близко, я обратила внимание, как солнечный свет красиво оттеняет его бледную кожу и делает яркими темные глаза.
— Видимо, я имею счастье лицезреть мисс Шелтон? — спросил незнакомец глубоким бархатным голосом, и я, охваченная внезапным смущением, только неловко кивнула в ответ».
А руки у него были ледяные, а… А когда он «старомодно поклонился, я заметила металлический блеск ошейника под расстегнутым воротником черной рубашки. Я понимала, что что-то с этой встречей было неладно».
Кхе…
Разошлись с мистером Штерном в коридоре, как в космосе корабли. Явно ненадолго.
В кают-компанию заглянул кэп. «Стоило только взглянуть на Свенса, чтобы понять — у нас большие проблемы».
Ясно: девушку Миа и инквизитора он давно вырубил и теперь гуляет по буфету катеру. А инквизиторша что-то увлеченно читает себе в планшете, в кают-компании.
Вот, оторвалась, наконец: «Только не говорите, что мистер Рэм ушел в запой, — презрительно фыркнула Ингеборга. — А вы без него не можете скорректировать курс.
— Курс на этом типе катера невозможно скорректировать в одиночку, без опытного навигатора.
— Но… куда же он мог деться на таком небольшом катере? — спросила я, сжимая планшет».
Отлично-отлично! То есть, ужасно-ужасно!
Третий негритенок пошел купаться в море… Ингеборга пошла искать навигатора.
Но вот хороший поворот: уже Жюль Верн, «Пятнадцатилетний капитан», а не Агата Кристи: «То, что происходило со мной, не было похоже на привычную паническую атаку. Я смотрела на разбитого неудачей старого капитана, который был так добр со мной, и думала, что в ответ на его доброту должна сделать все возможное, чтобы защитить его от пока непонятной угрозы. Я чувствовала в себе непривычную силу и решимость, хотя пока и не знала, куда могла бы их приложить». Туда. Поработать приманкой, а потом… потом паническим атакователем необычайной силы.
Читатель теперь размышляет, как бы их встретить, еще раз. Ловца и зверя. Зверя и ловца. А тем временем нашелся навигатор — сильно пьяный. Похоже, вампир пьяным побрезговал?
Хорошая Агата Кристи, однако. Респект.
Мисс Шелтон ищет теперь Ингеборгу: «Мне казалось, что я должна что-то ей рассказать об одном из пассажиров, и рассчитывала, что она поможет мне вспомнить, что именно и о ком». Амнезия.
Ингеборга внутри своей каюты, но не отзывается! «Капитан, я почему-то не могу дозвониться до каюты инквизиторов. Мне кажется, она заблокирована. Будьте добры, проверьте ваши огонечки». Якобы незначительный сбой в системе. Но мы-то знаем…
Пластинка рядом с дверью: «Капитан приложил к ней ладонь, и она отошла в сторону, открывая старомодный дисплей с кнопочной клавиатурой».
И в это время! «Увлеченная действиями Свенса, я не заметила, как за его спиной появился навигатор. Я вскрикнула, испуганная его злобным выражением лица, капитан начал поворачиваться, но не успел. Рэм набросился на него всем телом, ударив о стену».
Вот это номер! Его сделали вампиром или он был таким изначально? А как же наш бледнолицый друг в ошейнике?!
Драка была коротко: агрессивного навигатора вдвоем одолели и связали. «Может быть, все-таки случилось то, чем пугали доктора — белая горячка.
Я услышала в голосе капитана сомнение, которое испытывала и сама».
Это черно-красная горячка — по названию романа мисс Шелтон (и рассказа). Горячка нарастает, ускоряется: «Ингеборга словно ждала прямо перед входом, так быстро она вылетела в коридор, сопровождаемая удушливым странным запахом. Я отшатнулась от двери, но успела увидеть тело Че Дао, безвольно раскинувшееся на полу между койками. Мне показалось, я увидела кровавый ореол, растекающийся вокруг тела, прежде чем ужас затопил мое сознание».
Да, триллер.
Нет, вы неправильно подумали: пока Ингеборга ведет себя как инквизитор, а не вампир — готова к подвигам.
Аврора Шелтон тоже.
Вперед, барышни!
«Если увидите вампира, не приближайтесь к нему, немедленно свяжитесь со мной, — инквизитор выразительно постучала себя по плечу, и я заметила закрепленный на ее форме коммуникатор. — Я сумею его обезвредить».
Спорим, что обезвредит его мисс Шелтон? «Мне кажется… мне кажется, я видела его… утром… Мне кажется, он ушел в сторону грузового отсека…
Ингеборга бросила на меня странный взгляд, но промолчала. Приняв мою подсказку, она отправилась к грузовому отсеку».
Пистолет «был меньшего калибра, чем у Ингеборги, но не ничуть не менее смертелен для человека. И опасен для вампира, если бы мне удалось с первого выстрела попасть ему в сердце. Я знала, что это не убьет кровососа, но замедлит его, позволив моим товарищам отсечь ему голову».
Пошли на дело.
Задача Авроры — держаться прямо за плечом капитана и внимательно смотреть по сторонам, проверяя и запирая каюты. Долго так ходят. И вдруг… «Для меня стало полной неожиданностью, что в кладовке для хозяйственного инвентаря кто-то есть. Я отшатнулась и ударилась спиной о стену коридора, когда услышала женский голос из полумрака:
— Капитан, закройте дверь. Невежливо входить без стука!»
Это девушка Миа.
Пройти в кают-компанию она отказалась: «…меня попросили оставаться здесь. Кое-кто, кого я готова слушаться больше, чем вас.
— Вампир, — выдохнула я.
Миа метнула на меня победный взгляд и ответила с вызовом:
— Да! Я говорила тебе, что быть с ним — это счастье, и я была права! Тебе никогда не понять, что за удовольствие выполнять любые его поручения!»
Дальше все было просто: «Я вскинула пистолет, как учил инструктор, мысленно провела прямую линию от прицела до высокого чистого лба мисс Портер и выстрелила. Стреляла я и в самом деле метко». Мозгами и кровью забрызгала всю кладовку.
«Простите, капитан, — пробормотала я, избегая взгляда Свенса.
Больше, чем первого моего убийства, я боялась его осуждения».
(И на том спасибо. Хуже б было, если б «без страха и упрека».)
«Я не была уверена, что теперь захочу и смогу остаться на должности преподавателя в детском саду». Это смотря, какой детский сад.
Выстрел. Ингеборга стреляет в кают-компании в него, бледнолицего. «В следующую секунду произошло сразу несколько действий, и все они четко отпечатались в моей памяти. Инквизитор недрогнувшей рукой выстрелила в вампира, когда я еще только начинала поднимать пистолет, чтобы присоединиться к ней. Штерн сорвал с шеи ошейник, словно это была простая атласная лента, вспрыгнул на стол и моментально оказался рядом с Ингеборгой».
А читатель что-то загрустил: наворот на навороте, а пора бы и объяснить, почему все так ужасно тут получилось. Силенок одной девушки Миа не хватило б заварить такую кашу…
«Я нажала на спусковой крючок, уже понимая, что промахиваюсь — враг двигался слишком быстро, а капитан… Капитан отчего-то так и стоял, словно не мог или не желал двигаться. Мельком я удивилась, где же моя паника? Почему я до сих пор не боюсь Штерна, хотя вот он, вампир, прямо передо мной. И он дал мне повод для страха: резким движением обеих рук он с хрустом переломил шею инквизитора».
Как-то это того… чересчур.
«Штерн не приближался. Мне показалось, что он наслаждается наконец-то нахлынувшим на меня ужасом.
— Капитан, — попросил он мягко, — приведите вашего навигатора и проложите новый курс. Мы отправляемся домой. Меня заждались в моих Темных мирах».
Ну, действительно!
Полетели.
«Мы на орбите, дорогая мисс Шелтон. Пойдемте, я покажу вам вашу новую родину».
Да, да, «Пятнадцатилетний капитан», Дик Сэнд.
«Сквозь уже ставшее привычным плотное одеяло апатии проступило легкое удивление и страх — это была одна из центральных систем Темных миров. Я уже чувствовала, что на поверхности в нашу сторону поднимают взгляды сотни тысяч, может быть, миллионы вампиров. Они чего-то ждали. У меня перехватило дыхание, и я плотно сцепила пальцы.
— Зачем мы здесь? — спросила я, уже догадываясь.
— Вы знаете, мисс Шелтон. Вы же писали обо мне в вашем «Черно-красном флоте», Аврора.
Я в ужасе уставилась на Калеба Штерна, сопоставляя его облик с темными архивными записями. Лорд Делэйни, сильнейший из вампирских Лордов. Захваченный в плен, как и все они, и казенный, если верить инквизиторским отчетам».
Читатель, все-таки не получает от автора настоящего объяснения — только ужастик: «Они решили изучить меня, — ухмыльнулся вампир. — Да, вы правы, дорогая мисс Шелтон, им стоило бы убить всех нас сразу, но человеческое любопытство вас сгубило. Я вернулся домой, и ненадолго останусь здесь, пока мы не поднимем новый черно-красный флот. Я учту нашу прошлую ошибку, и на этот раз в Галактике не останется свободных людей. А вы, мисс Шелтон, будете стоять за моим плечом и напишете новый бестселлер о нашей победе».
Щаз!
Давай, разозлись хорошенько, ну!
«Я перевела взгляд с лица лорда Делэйни на изображение планеты и увидела, как на площади лежащих под облаками городов высыпают толпы восторженных вампиров и их рабов. Они оглушительно приветствуют своего вернувшегося правителя. И меня, летописца нового порядка».
Тьфу на вас!
Написано хорошо, но… не слишком ли пессимистично?
Добровольное рабство ради славы у вампиров? Дилемма: рабство или смерть? Но я выросла, все же, на Жюле Верне…
Почему такого опасного преступника везли на старой посудине, с малой охраной, сомнительным персоналом и случайными людьми в роли пассажиров? Почему капитан не мог (даже не пытался!) взорвать корабль вместе с Главным вампиром, чтобы спасти человечество? Трус и предатель. А это был бы эффектный и правильный конец.
Пошла читать другой рассказ.

«За науку и её процветание», Алексей Стрижинский
Вампиры его попили, но не обратили. А бессмертия хочется.
Изобрел синтетическую кровь, заслужил одобрение родственника-вампира.
Ну, и все, собственно.
Проблема вампиризма, как бы решена.
А литературное произведение так себе, синтетическое.

«Полет нетопыря в ночи», Юлия Матушанская
Чаадаева преследовали как католика, а не как политического инакомыслящего — новое слово в науке? Постмодернизм автора? Хотелось бы сразу определенности.
День святого Георгия четвертого, а вовсе не шестого, мая, считает автор. Подождем пока делать вывод о его некомпетентности: дождемся третьей ошибки.
«…жившие в самой миссии, то есть в готической церкви XIII века, с ее мышами, котом и сиротами…». Это разве кот? Это недоразумение. Но это еще не ошибка: всякие коты бывают.
А там не только кот дурной, но и священник, главный герой рассказа: открыл сейф с деньгами и уникальной, бесценной рукописью XII века (Бернарда Клервосского, чтоб вы знали), в это время грохнуло и запахло дымом, священник, не сообразив закрыть сейф, ринулся проверять, что там в его храме случилось и… И когда вернулся к незапертому сейфу, обнаружил, что тот пуст.
Вот как эту фразу понимать? «Крестьян всегда радовал этот наряд святого человека, но отец Леонардо гордо носил эти признаки своей принадлежности к католической церкви».
Кот мышей не ловит, автор союзы неграмотно употребляет.
Едем дальше по этой стране из небылицы.
Герой проводит дознание:
«— А манускрипт где? — хрипло спросил священник.
— Не знаю, — ответила женщина, — А что это?
— Свиток, в тряпку красивую, бархатную синюю завернут».
За «тряпку» отдельное спасибо! Да и сомневаюсь, что рукопись XII века была манускриптом, а не кодексом.
Священник потащился в замок графа, за пропавшим Бернардом Клервосским и унесшим его столяром-румыном. Его нагнал граф в лимузине. (Фамилию графа опускаю, ибо населению читателям другие румынские графья не известны.) А так как священник у нас бывший русский князь, то далее следует милый диалог:
«— Дима! — закричал граф на русском с легким британским акцентом, — ты помнишь меня? Простите, князь. Никак не могу привыкнуть к тому, как быстро растут чужие дети. У меня у самого дочь, видите ли. Чистое наказанье. А Вы, князь, меня, правда не помните? Жаль. Вы же нисколько не изменились, все те же мягкие русые волосы, тот же смелый взгляд. И нос матушкин, кстати, как она?
— В Париже, — прохрипел от неожиданности Дмитрий».
В замке попали прямо на кровавую церемонию: «Он взял поднесенный ему одним из адептов этого неизвестного Дмитрию культа, древний искривленный нож с рукояткой из золота. Не успел Дмитрий опомниться, как нож был занесен над Алиной». (Алина — пятнадцатилетняя крестьянская девушка, прихожанка нашего пастыря.)
Пастырь благородно предложил себя вместо бедняжки Алины; граф был не против.
«Внезапно, разбивая цветные витражи стекол, в зал ворвалась стая летучих мышей. Дмитрия еще даже приковать не успели, как мелкие хищники, больно цепляясь за кожу рук и ног священника, вынесли его из замка и понесли в лес. Как выяснилось позже, это была боевая армия нетопырей дочери графа, Мариулы». (Последнюю запятую я, как водится, поставила за автора, иначе появлялась вторая графская фамилия — Мариула; а мы помним, что, кроме Дракулы, публика и автор никого из румынских графов не знают.)
«Черноглазая Мариула предложила Дмитрию грог. Глаза ее горели желанием». Автор вырос на бульварной литературе?
«Вокруг шеи Дмитрия был обвязан белый шарф из мягкой пушистой шерсти. Шарф был мокрый. “Только бы не кровь!” — подумал Дмитрий, вспомнив легенды о вампирах». Чем вспоминать легенды, размотай белый шарф и посмотри, какого он цвета. Красное на белом заметно. Кто тут глупый: герой или автор?
«Голова кружилась. Мужчина почувствовал, что теряет сознание.
— . Это я тебя. Ну, укусила. На вот, выпей, — Мариула протянула ему бокал, — Моя…
Кровь была терпкой и немного сладкой на вкус. Дмитрий выпил. Голова закружилась еще больше. Он постарался встать. Его слегка качало». Зачем он выпил, а? Вроде не трус, судя по предыдущему поступку. Вампиром захотел стать?
«— Нет, правда, мне надо в церковь съездить, хотя бы последние распоряжения отдать перед новой не-жизнью». Быстро он перестроился.
«Вороной ждал у дверей. Вначале испугавшись чужака, он приободренный ласковыми словами и сахарочком из рук Мариулы, успокоился». Вот, от «сахарочка» меня замутило.
«Дмитрий с детства с крестьянскими детьми дома в России в ночное ходил. Конь был его вторым я. Они друг друга чувствовали. Вампир и вампирский конь». Я поначалу полагала, что вторым его я был Бернард Клервосский и Ко.
«Весенний лес был наполнен красками и запахами, среди которых особенно выделялся железный запах крови». Это что, пейзаж после битвы (с)?
А впереди обрыв.
Обрыв текста: (Продолжение следует)
Вот и вопрос у меня: а это тоже надо жюрить, незавершенное? Или можно не…?

«Патроклос», Андрей Назаров
«Об них помнил» и прочее в том же духе. Герой Патроклос — москвич, но образованные люди в Москве так не говорят.
«Магазин книг» тоже хорош.
Герой врет учителям — ибо лентяй, не хочет прикладывать хоть какие-то усилия? Амулетик на шею повесил — и все тебе сразу: спортивное тело без упражнений, отличный сон без снотворных и прогулок…
У матери большие деньги неизвестно откуда берутся. От отца — колдуна-шпиона, придумал старшеклассник.
Текст для троечников и про троечника (?).
«Зачем ему нужна библиотека и вообще печатные книги, если у него дома стоит компьютер и есть интернет? Там можно и книги почитать почти любые, да и найти всё, что нужно, вплоть до диссертаций», — вдруг осенило оболтуса в книжном магазине. Это там, в книжном, он встретил Его — и... «Вдруг он понял, что хочет ему всё рассказать. Было в мужчине что-то притягательное, не говоря уж о том, что тот был несомненно красив и явно всем нравился Правда, бледноват немного, но это придавало мужчине вид подлинного аристократа».
Читатель загадывает: станет этот лентяй-старшеклассник «шестеркой» у вампира или нет.
А вот что случилось в полночь: «На кухне Патроклоса ждал сюрприз, поскольку он с удивлением обнаружил сидящего за столом своего сегодняшнего черноволосого красавца, с которым он обсуждал Фермопильское сражение.
— Познакомься, Патроклос, это твой отец. Как я и говорила, он вернулся».
Вампир, что уж там: «…я тебя искал. А нашел тебя по запаху, я очень хорошо чувствую запах родственной крови Я пришел за тобой, ты мне нужен». Кто б сомневался. Вампир без раба или ученика — неполноценный вампир. Запугивает: «…сейчас ты не можешь быть один, без меня. Вернее, тебе грозит опасность, и один ты не справишься».
И далее каминг-аут — признание в вампирстве: «...но если говорить совсем правильно, я емпусас.
— А это еще что за зверь?
— Я слуга великой богини Гекаты».
А что чувствует сын слуги? «Патроклосу стало даже немного страшновато за себя — очень уж неправильно понимать весь бред происходящего и в то же время ощущать готовность поверить в этот самый бред».
Все простенько: «Так как богов нет, оборотни охотятся за их слугами, за вампирами в частности. Дампиры — дети вампиров. Естественно, что и за тобой они будут охотиться». А раньше что ж не охотились: не учуяли по запаху?
Обработка мозгов пошла: «Самые сильные спартанские воины были дампирами. А царь Леонид взял собой в Фермопилы сильнейших». (Те читатели, что были в Фермопильском ущелье, знают причины победы спартанцев: характеристики местности плюс храбрость. Греки до сих пор ими гордятся. Людьми, а не дампирами.)
«Постой, — Патроклоса осенило. — Ты же сказал, что Геката заключила договор с богами о том, что нельзя дампирам давать полную силу. А как же я?
— Так ведь боги-то пропали. Какой теперь договор».
Вот так. Богов нет, одни оборотни-ликаны и вампиры. Вполне веселое кино.
А дампиры? «…А вошедших в полную силу вообще нет. Ты будешь первым за последние две тысячи лет», — сказал папенька-вампир.
Гарри Поттер отдыхает: троечник — раз! — и станет Номером один. (Мечта лентяя.)
«— А ты пьешь кровь?
— Конечно! Эмпусасы по воле Гекаты, сберегая человеческий род, уничтожают богохульников, преступников и больных».
Сберегающая технология. Болен — на ужин к вампиру, санитару вселенной!
Но вампир жалуется: не справляемся со всеми-то — мало нас.
Сейчас будет на одного больше: «Через секунду на месте отца возникло явно демоническое существо, внешне отдаленно напоминающее человека, но с чуть вытянутой мордой, изо рта которой торчали длинные клыки, красными глазами с вертикальными зрачками и впечатляющими изогнутыми когтями на пальцах.
— Не бойся, сын, это мой истинный облик, он нужен для инициации, — раздался чуть хрипловатый голос».
Процедурка (не вполне добровольная для дампира) прошла нормально. «Раны на тебе будут заживать очень быстро, даже если получишь очень серьезную рану, тебе достаточно выпить кровь, и она вскоре затянется.
— Как кровь? Чью!
— Человеческую. Можно и свиную».
Сынуля пошел пробовать новую силу на толстом словаре Мюллера: разорвал книгу сразу, возрадовался.
Но радовался преждевременно: «Патроклос вернулся на кухню и замер на месте. И было от чего замереть. Курчавый златокудрый стройный, практически голый, лишь в одной набедренной повязке, мускулистый молодой мужчина, от которого исходил неяркий свет, держал за горло его отца одной рукой, приподняв от пола, и душил.
“Кто это такой? И разве можно задушить вампира?”»
Это Апполон, или Феб.
Патроклос легко пережил смерть отца. Пообщался с явившейся на кухню Гекатой, которая манерами напоминала (читателю, не герою) переодетую десятиклассницу. Короче, школьная самодеятельность.
«— Всем, смертным, кто могут быть моими слугами, позволено находиться рядом со мной, не умирая от ужаса». Ага, в «шестерки» к Гекате он сгодится!
Увы! «— Мне запрещено иметь в слугах дампиров, вошедших в полную силу. При его появлении я должна убить такого, ну или его отца — эмпусаса. Мне совсем не нравиться это делать». Так, посему Апполон папашу убил, а Геката… Геката сейчас должна прикончить дампира-сынка? Так ведь с точки зрения логики. Но автор пренебрегает своими же правилами игры: он жалостлив. Геката размышляет вслух: «Неужели он думал, что Договор больше не действует, и он решил вести свою игру? Стать чем-то вроде бога? В этом мире?! Или он нашел путь куда-то еще? Феб! Зачем ты убил его, тем более, не расспросив? Уж мне бы он ответил, что задумал…»
Да уж.
Прозрение десятиклассницы богини: «Я чувствую, мир очень изменился, здесь ты мне тоже не нужен, да и я ему не нужна. Поэтому делай всё, что хочешь Пару месяцев тебе точно ничего не грозит, так как после присутствия меня и Феба от тебя сейчас сильно отдает божественной силой, ликаны будут бояться».
Маловато как-то.
Автор спохватывается: «Геката внезапно остановилась.
— Хорошо! Всё-таки ты единственный инициированный дампир за две тысячи лет. Я разрешаю тебе один раз призвать меня. Если поймешь, что уже готов последовать за мной в другой мир, окропи своей кровью камень, что находится у тебя на груди, и прочти формулу вызова. Но если я пойму, что ты не готов и позвал меня попусту, ты умрешь. Формулу вызова увидишь на этой табличке».
Табличка в руках, читаются древние знаки легко — дампир же!
Финал рассказа: «Здесь, на Земле, оказывается, тоже хватает чудес: оборотни, вампиры… Кто еще? Так что у него есть выбор. Но в любом случае нужно развивать свои способности, да он их еще до конца и не осознал. Поэтому впереди много неизвестного, опасного и таинственного. Но это всё потом. А сейчас — бегом в школу!»
А человеком, значит, быть не чудесно?
Троечникам быть человеками скууушно…
А между прочим, считают некоторые ученые, любой человек может у себя развить такие экстрасенсорные и прочие способности, что… Но это требует собственных усилий. Готовы ли к этому люди-троечники?

«Чашка чая», enigma_net
И опять та же беда авторов: излишнее топтание в начале рассказа. «Согласились бы вы кормить вампира на платной основе?» — вот с этой фразы и хорошо б начать.
Герой согласился — опрос же, не более того.
«Жадность победила, и он поставил подпись». Под очень серьезным документом.
А вот и первая клиентка. Ничего вампирша, симпатичная.
«В полученной методичке не было инструкций, как донору вести себя с вампиром». Третья роскошная фраза, с которой неплохо начать рассказ. (А предысторию проговорить скороговоркой.)
Но автор хочет, чтобы все было классически подробно. Словно пишет повесть, а не рассказ.
Боже, там еще и четвертая чудная как-бы-начальная фраза: «Сердце колотилось где-то в гортани, словно он ежеминутно ожидал нападения со спины, но женщина нападать не спешила».
Автор тоже никуда не спешит — смакует: «Здравый смысл подсказал, что при современном уровне развития стоматологии нарастить вампирьи клыки — вопрос денег и желания. Она очень органично смотрелась с ними, словно так и должно было быть».
Сюжет разворачивается: «Он никак не мог понять, чего так стесняется и почему так нервничает. Он почти боялся ее, но что, в сущности, эта невысокая женщина хрупкого телосложения может ему сделать? А деньги уже поступили на счет».
Но он боится — и адреналин в его крови горчит; дама такого пития не любит.
Читателю предлагается любовная сцена? Но герой еще побаивается. Опытная клиентка умело веселит его. Читателю не сильно смешно, но это не важно: главное, герой расслабился и… «он даже не заметил, как женщина, прижавшись к нему, мягко прикусила шею».
Сработало?
Ведь дальше читателю становится интересно следить за героями: молодой человек влюблен, а его клиентка просто приходит за ужином, согласно контракту.
Он «чувствовал поднимающуюся изнутри злость. На нее, что тянет время, пытаясь быть вежливой, на себя, что ждет и боится, на жизнь за то, что подкинула ему такой сюрприз».
Да уж.
«Слушай, почему бы тебе не сделать то, зачем ты пришла? — бросил он с вызовом.
Улыбка на ее губах поникла. Глаза прищурились, словно она оценивала степень искренности. Он почувствовал себя неудачником. Осмотрев его внимательно с головы до ног, что-то для себя решила. Лицо с заострившимися чертами перестало быть доброжелательным и стало резким. Четче обозначились губы, скулы, прищур глаз стал недобрым. Она хмыкнула и сказала сухо:
— Раздевайся.
Он опешил.
— Зачем?
Она, четко выговаривая слова, пояснила:
— Чтобы не испачкать одежду».
Отличный кусок, интересный. Это ведь не про вампиров, а про людей. Мужчину и женщину. Психология отношений.
Читатель правильно догадывается, что клиентка тоже влюбилась! «Обычно я не повторяюсь, — негромко сообщила она, опять не спешила. — Но ты мне понравился.
Он чувствовал движения ее губ, когда она говорила, почти физически ощутил сожаление, прозвучавшее в ее словах».
А потом, но не сразу, они оба нарушают правила: называют свои имена.
И читателю хочется верить в лучшее: в любовь.
Вот они обнимаются.
Вот она отстраняется. Не… не ужинает.
«Ты очень милый, — сказала негромко с каким-то даже умилением. — Но нет.
Внутри вскипела обида, вызвав желание выместить досаду на ней.
— Почему?»
Потому что любимых не едят. Правила человеческого общежития. Попирающие вкусы любителей садо-мазо. Но читатели, любители садо-мазо, наслаждаются другими книгами. Пусть их… Мы следим за романом наших героев.
Роман продолжается. Ну вот, вот, сейчас все станет на свои места…
«Их прервал звонок в дверь.
— Кто это? — она заглянула ему в глаза.
— Пицца».
А читателю уже страшно: вдруг влюбленных выследило какое-нибудь Бюро соблюдения прав вампиров. Вдруг их схватят и разлучат!
Пицца, уф… Роман Ромы и Софы развивается, все отлично.
А потом вдруг что-то сломалось: «Прошли на кухню, она присела на край табуретки и, удивительно, но он не ощущал всегда исходящего от нее уюта, она смотрелась чужой, даже чуждой и как будто неживой». Извечный вопрос: «А что, если для нее ничего не значит все, что происходило между ними?» Стендаль называл это второй кристаллизацией чувств.
«Ему показалось, она вздохнула как-то тяжело, но вот Соф подняла на него глаза и улыбнулась. Внутри все возликовало, будто только этого он ждал все две недели с их последней встречи. Ее улыбки, от которой из уголков глаз разбегались мелкие морщинки».
И все-таки она, Соф, отстраняется. Непонятно, почему.
«— Правила не предусматривают личных взаимоотношений между вампиром и донором.
Она впервые назвала себя вампиром, а его донором. Это было как молотом под дых».
Тут бы автору и сделать паузу, но он продолжает, забалтывая тему: «Он захлебнулся негодованием и болезненной обидой. Почему она так?». Почему он (автор, а не герой) так?
«Я перешла черту, — продолжала она механически, рассматривая что-то над его левым плечом.
Горечь поселилась в душе от ее слов, поднялась и осела на губах противным привкусом».
Не, не Хемингуэй, другой какой-то. Многабукаф.
Читатель почти угадал ранее: путь не Бюро, но Этическая комиссия бдит.
И, что печально, комиссия это уже внутри сознания вампирши женщины: «Она приняла решение. Накатила глухая тоска обреченности, и почему-то болезненно остро он почувствовал, сколь однообразна и сера будет его жизнь дальше. Без Соф». Привет от г-на Бунина с его «Солнечным ударом»!
И про оплату услуги герой напомнил героине: «Пусть катится к черту со своей комиссией, безапелляционно заявила уязвленная гордость».
И покатились дни без нее.
«Хотел выбросить и чашку, но не смог, убрал в шкаф подальше с глаз. Табурет задвинул под стол в самый дальний угол. Убрал фотографии из серванта. Непостижимым образом снимки, на которых улыбалась в камеру его первая любовь, теперь напоминали ему о Соф. Все, даже белье, на котором они провели единственную ночь, отправилось на антресоли. Ему не хватило духу выбросить эти вещи навсегда».
А тут давний друг приперся; Роман ему и вывалил все. «Выдержав паузу, словно долго подбирал необидные слова, приятель сказал, что ему явно не пошли на пользу эти отношения, и вторично предложил обратиться к врачу».
Приятеля выгнал.
Нормальный роман, чо: «Ползком он добрался до кухни и улегся на пол головой под стол, обнимая ножку табурета, на котором она всегда сидела. Казалось, это было тысячелетие тому назад».
Так и водится у людей.
А потом ярость — что тоже понятно — и разбивание ее чашки.
И тут она, Соф, в дверях: «Я принесла тебе свежий чай, — она улыбнулась и легко вошла в квартиру.
Он смотрел на нее и не мог поверить…».
Автор, сделай паузу, автор, сделай паузу!
Не сделал, разжевывает предложение: «…что видит наяву. С ее появлением в затхлой прихожей запахло морским ветром, стало светлее. Он захлебнулся счастьем». И т.д. и т.п. — чтоб все всё поняли: и умные, и не очень. А можно было — если писать только для умных — сразу перейти к финалу: «Он порывисто обнял ее и со второй попытки смог прошептать в волосы:
— Я разбил твою чашку.
— Выпью из твоей, — весело сказала она, приникая губами к шее».
Не будем размазывать, объясняя, чем же хорошо про шею: читатель у нас умный.

«Связь», Алкар Дмитрий Константинович
«Сидят на верхней полке» плацкартного вагона. Неудобная поза для долгого разговора! «Вопрос повисал в скомканных мыслях, натягивая тягучие струны, такие же тонкие и звенящие…» — если мысли скомканы, а вопрос внутри, то он тоже скомкан, а не повисает и натягивает.
Герой «пытался размышлять, пережевывая собственное сознание» — а, вот, не надо! Сознание еще пригодится.
Героев встречали на вокале — не написано, кто, а это вскоре будет важно. Только «люди Андреев» или Иной, который «спустил всех собак»? Кстати, повод странный, несолидный, детсадовский: «Иной отказал им в помощи и, вероятно, спустил всех собак на поиски тех, кто нечаянно оскорбил его персону в попытках добиться от него приюта». Если люди неприятны — забудь, зачем за ними охотиться? Больное самолюбие, комплексы?
Предыстория: «Андрей, представлявший себя магом огня и им же представлявшийся при встрече, названивал парню». Переусложненная фраза, ну да ладно. Что же было на вокзале? «Хотя их и встречали люди Андреев, они думали, что обойдутся без них и избегнут встречи с сектантами. Но теперь придется идти к ним самим». А сразу никак это решить нельзя было? Сами себе усложнили жизнь.
Похоже, это их стиль. «Темнота постепенно сменяла серость, и они приближались к необходимости ехать в Подмосковье». Приближались, но не приблизились! Ибо лень (?). Или что другое? Читатель застанет их все еще в Москве, в подъезде, где они переночуют.
Про Андреев в Подмосковье почему-то забыто. Теперь они ищут, где бы снять квартиру без оплаты.
А вот для чего эта деталь? Дальше она автору не пригодилась, а внимание читателя рассеивается на ерунду: «Парень только сейчас заметил, что в свободной руке он продолжал сжимать засыхающий тонкий пластик. Положив его на пол, он вытер руку о штанину джинсов».
Но вот, в следующей главке, подоспел ответ на вопрос читателя, почему парочка не поехала в Подмосковье: «Вечером они едва ушли от погони людей в штатском. И надо знать, чьих рук это было дело: Иного или Секты».
Почему потребовалось переставить местами события?
И почему нужно было поменять имена одному из персонажей: то он Федя, то Александр, потом опять Федя? Неужели автор не перечитывал свою работу перед отправкой на конкурс? А может, это разные герои?
Неряшливый текст, мутноватый.
Ребусы продолжаются: героиня «устала от бесконечной погони от съемной комнаты, в которой не было ни одной рамы». Если убегают от погонь, то какая-такая съемная комната, от которой они успели устать?
Читателю, задним, как водится, числом, кидается кость про состоявшуюся — когда? где? — «честную схватку с двумя Андреями».
Проехали. Читатель сам может представить, какой была схватка, если ему это так нужно.
А вот и секс: «Руки жестко обхватывали кожу бедер, впиваясь пальцами в кости, почти не покрытые плотью. перехватывало дыхание слишком сильно при виде её прекрасного тела». Не свои же бесплотные бедра Коля обхватывал — Машины чудесные… эээ… бедренные кости.
Автор комментирует, что Маша и Коля девственники, и для магического обряда (он же коитус) это самое то. Вот, наконец, Коля «охнул от тупой, ноющей боли», про девушку Машу же ничего. (Маша, похоже, железная.)
Цитировать ее и его действия на заплеванном полу ванной, как-то совсем не хочется: неэстетно. «Закусив губу так, что кусочек оторванной кожи оказался во рту…» — да автор затейник! Зачем надо было загнать героев в чудовищно грязную ванную для полового акта садо-мазо? Вероятно, автор хотел порадовать читателей.
«Кольцо-ключ, создающее вампиров» — вот она, настоящая радость? Нет: герой — это «тот, кто не должен был быть вампиром». Эх, незадача! Так старались, работали в грязной ванне по инструкции волшебного кольца (бедных читателей мутило еще сильнее, чем героев), а оказалось… Оказалось, он должен был стать демоном, не вампиром. Ох, ты ж!
Но исправить ошибку поможет андрогин. И осуществить «пересбор своей сущности».
Прощай, любовь! Демоны завсегда против вампиров.
Ой, кажется, я начала «пересбор» чужого рассказа. А рассказ-то, наконец, кончился: герои расстались.
Польза: мало кому из брезгливых теперь захочется стать нечистью.

«Укуси меня», Каса
«Я урод, Юля, а не вампир». Сказал герой Паша героине, давно его преследовавшей.
Жаль, что не в самом начале рассказа: было бы загадочней, выразительней.
Мотив Юли понятен: «Тебе-то что? Ты каким был, таким останешься, а я стану вампиркой! Я буду красивой, понимаешь? Вампирки — они все такие… такие… от них дух захватывает! А я — никакая!»
Вроде поверили, что он не вампир. Но Юля доказала, что Пашу сделали вампиром в больнице, просто он этого не осознал.
И покатилось: «Вижу — кровь с губ вытирает. Ой, елки-палки, это ж я ее клыками зацепил…»
И как-то неинтересно стало читать дальше: не про нас, не про людей. Частная жизнь вампира.
Но… автор вдруг делает правильный кульбит: «Я к зеркалу — а там нормальная такая человеческая рожа, помятая, да, но не бледная, даже слегка загорелая! (Когда успела-то?)
И даже клыки вроде как стали поменьше!»
Ну, хоть кого-то вылечили.
Но рано радовались; призналась Юля-красавица: «Я стала вампиром!». И разрыдалась.
А бывший вампир Паша-то умный: «я склонился к ее губам и прошептал прямо в них:
— Укуси меня!
— А ты? — выдохнула она со страхом.
— А у меня иммунитет! — подмигнул я. — Проверим?»
И тут бы и закончить рассказ. Но автор опять дожимает: иммунитет сработал, и теперь Паша хочет Нобелевку.
При чем тут Нобелевка, не вполне понятно. Но, выдыхает читатель, одним вампиром в мире стало меньше.

«Глоток лунного света», Александра Гай
Нет разбивки и ошибок хватает. Пошловатость. Гламурность.
Несоответствия: героиня проспала до семи, но проснулась в шесть.
Сколько ж она ужинала, что наступил закат (солнце наполовину скрылось) и в кафе на набережной сидели последние клиенты — хотя позже написано, что курортный городок угомонился незадолго до рассвета? И тут же: что городок уже просыпается. ☺
Текст сбит в одну кучу, переходы слабо мотивированы и неинтересны читателю.
То героиня пишет, что хочет пройти с героем всю жизнь рука об руку, то, что герой никак не может ее уговорить жить вместе. Она, вампир, живет несколько столетий, а не избавилась от подросткового мышления: соревнование «кто круче» вместо спокойной женской хитрости — или принятия такой судьбы.

«Проклятая кровь», Диана Ранфт
Поиграл мальчик в лесу в прятки неудачно: лишили зрения.
Кто?! Вампиры проклятые.
«Забыв об играх с друзьями, Альфред все больше времени проводил в одиночестве. Спустя несколько лет он уже мог самостоятельно передвигаться по ближайшим улицам, не вызывая любопытных взглядов прохожих». Не несколько лет, а несколько недель. (Но теперь не принято знакомиться с материалом в процессе написания произведения. Невежество писателя — норма.)
«Повеяло холодом. Мрачные, скользкие щупальца страха сковали сознание мальчика. Опираясь на покосившиеся перила, Альфред поднялся на верхнюю ступеньку. Скрипнула дверь. “Ты пришел”, — девичий голос нарушил тишину. Незнакомка подошла ближе».
Дружба с вампиршей в образе девочки хорошим не может закончиться? Обитательница лесного дома выполнила просьбу выросшего Альфреда: сделала его опять зрячим. (Понятно, что вампирше это было не сложно: обращенный в вампира приобретает многие способности, не только утерянные человеком при жизни.)
«Прости, — прошептала девочка, глотая слезы, — и прощай».
Операция произведена (с); зрение восстановилось полностью, и теперь ничто не мешало общению Альфреда с возлюбленной Розмари.
«Он плакал от счастья. Жизнь, потерянная семь лет назад, вернулась к нему».
Вернулась и Розмари. Вкусной, сочной, юной…
***
Мальчик не долго по лесу ходил:
В руки вампирши малОй угодил.
Глазики больше не видят людей,
Есть ли что лучше вампирских когтей?

Вот пробежали послушно года,
Глазики жертве вернули тогда:
Плакал от счастья, смиренный малОй.
Выпил девицу, но… мало одной.

Он на охоте не долго ходил:
Прямо в железный капкан угодил.
Ведьмы не зря очертили там круг.
Плачет с досады наш маленький друг.

Каюсь, дописала в своем стишке конец. Каюсь, каюсь я, ведьма.
Нет, вы внимательно прочитайте: не «каюсь, я ведьма», но «каюсь я, ведьма» *Хохот за кадром, демонический*.

«Записки из дневника, или Будние дни вампира Константина», Аганина Ксения
«Нужно как можно быстрее слезть с фонарного столба и устранить с асфальта ту маленькую каплю крови, которая так ловко слетела с моих губ, пока я решал, куда спрятать очередной труп, — подумал вампир Константин. — Улика не грандиозная, маловероятно, что она будет замечена, но все же».
Но все же придется читать этот рассказ, несмотря на пародийное начало.
Надо ли объяснять, что вампир думал не так? Что он, в тексте, объясняет все это не для себя, а для незримого читателя. Сидя на столбе. В критической ситуации.
«Этот глупец даже не подозревал, что его разряженное в рваную пижаму тело станет завтраком для бродячих псов, а его кровь — моим ужином. Но ему может повезти. Возможно, собаки не захотят это есть, и его тело найдут подростки, любящие лазить по мусоркам в поисках старых липких журналов с обнаженными девками».
Согласилась жюрить — и вот читаю по вечерам такое и подобное. Конечно, рассказ не пародия, он просто плох. Жюри вздыхает: мало сильных работ в этом сезоне.
Тема сдувается, мельчает? Героизация Зла ведь тоже приедается. Панический страх перед Злом и компромисс со Злом. Амбивалентность. Подростковые комплексы, душевное неустройство и изгойство.
Вампирская тема сама по себе хороша — это повод для философских раздумий и вечных споров о природе человека, границах должного и запретного, возможностях развития, смысле жизни нашего вида Homo s.
А такая проблематика под силу зрелой душе.
Ну, а незрелые пишут про…
Щаз слезу со столба и пойду копаться в мусорке.
Ой, извините! Вошла в образ.
«Моя сила развивается с каждой удачной охотой: зубы становятся острее, глаза зеленее, зрение четче».
Вот, точно! Чем больше рассказов прочитано, тем яснее проблемная ситуация.
Вампир не друг Человека, запомните. Он может быть преданным, нежным товарищем и возлюбленным отдельных людей (и питаться не ими, а другими экземплярами), если, например, одинок в социуме себе подобных.
Санитар леса: убийство людей-убийц не перестает быть убийством.
Но это же азбука и арифметика, люди! Это не философия.
Давайте будем расти. На хорошей литературе.
«Честно говоря, считаю, что мне не хватает грации. Но некоторые ведутся».
О, если б некоторые! А то ведь довольно многие. Со вкусом проблема. С общей культурой en masse.
«Положив дневник во внутренний карман и нехотя, так как уже был сыт (но все же, надо идти по плану), боясь напугать третью за сегодняшнюю ночь жертву, вампир Константин попытался…»
Точно, про меня! Нехотя («надо, Федя, надо») иду читать третий за вечер конкурсный рассказ. Попытаюсь… Хотя боюсь напугать *демонический хохот за кадром*.
«…Константин оббежал вокруг дома, старясь не наступать на стеклянные бутылки и собачьи экскременты, в поисках дырки между прутьями забора».
Похоже, собачьи экскременты — это мой удел.
«— Саша, скажи спасибо дяде, он тебе жизнь спас же! Мне вас надо как-то отблагодарить, продолжала неугомонная мать, — и не думайте отказываться! Сходите с нами в кафе, я вас угощу кофе и булочкой, или чем захотите!»
Вот возраст автора рассказа и обозначился этой булочкой-за-жизнь. Умилилась: я ж детский психолог.
Афтарпешиисчо! И, главное, читай побольше хороших книг.
«Пока я ковырялся у себя в зубах, привлек внимание некоторых посетителей и тоже рассмешил их. Позорище, больше не приду в этот район, я вам что, клоун какой-то, ну с кем не бывает? Пальцами-то зачем тыкать? Обидно, знайте ли». Та ладно! Свои ведь.
Чудная пародия, которая не подозревает, что она пародия. И синхрония автора и читателя отличная. *Смех*.
Пока смеялась, в компе в нижнем правом углу высветилась сегодняшняя, наисвежайшая новость: «На заседании у главы Башкирии предложили не спасать недоношенных детей». Та-ак, их что, вампирам отдавать, на питание?! Мне стало более чем не смешно. Когда сочинение вампирских саг — это способ молодежи уйти из реала… Способ переработать дьявольские впечатления от жизни во что-то понятное, знаковое, символическое. Вольтер, между прочим, был недоношенным. И я.
…Врач это предложил, зав. кафедрой. Говорит, выхаживание недоносков — «вмешательство в Божественные дела». И везде, мол, маломощных, пятьсот граммовых того-сь; только у нас с ними возятся. Убийство — божественное дело… Родина, ты что… кто? Сначала перестанут спасать пятьсот граммовых, потом, килограммовых (как в советское время), а там, таковы уж нравы, дело будет поставлено на поток. И нас с малышом Вольтером — на помойку с собачьими экскрементами. К крысам.
Или на органы. Гуманно-с.
А четырехкилограммовые здоровячки, будущие фельдфебели — в Вольтеры. И подмены никто не… Потому что Александра Сергеевича (Грибоедова) уже не…

«Роковая встреча», enigma_net
Шарман!
Смешно. Хорошая пародия: нелепая, неумелая, трогательная, как сочинения младшеклассников.

«Побег», Элисия
«Мадлен и Вильгельм, два вампира-аристократа, путешествовали по всей Европе…»
Нет Европы, и аристократов тут не будет, и Мадлен вообще мужчина почему-то.
Они за кадром. А в кадре — российский городишка с неприкаянными юными вампирами, которые вяло выясняют, кто из них «более лучший» лидер. В конце рассказа таковым автор назначает девушку Алису — опять же, неизвестно, почему: никаких данных к этому нет.
Кроме мелких разборок в меняющихся вампирьих «гнездах», заканчивающихся отвинчиванием голов у самых юных особ, приключений-то и нет. Вроде побег после серии зверских убийств горожан, но никто настоящих преступников не ищет.
И это юнцам как-то даже обидно. И по-прежнему скучно и тошно.
Так что станет Алиса супер-пупер Волчицей среди вампиров — вот и будет веселая житуха. Скорей бы…
Похоже, автор точно передал состояние мозгов и жизнь юношества в российской провинции? Не хотелось бы так думать.

«Любой ценой», Риона Рей
Луизу сначала обратили в вампира (старушка жаждала молодости любой ценой), а потом решили убить — уж больно она противна и негуманна. Редиска.
Зато главный герой — рыцарь без страха и упрека: сдержал слово, данное корыстной спасительнице — обратил (см. выше), а потом и… (см. выше).
Ну, вот и всё, собственно.
У них своя мораль («…а кушать хочется всегда»), у нас — своя.
Если что, я вегетарианка.

«Вдвоём против целого мира», CamiRojas
Писать можно обо всем (да хоть о групповом онанизме и наркомании), важно, КАК писать. Избыток мата и унылого натурализма как подростковая бравада: во, как я могу и не боюсь.
Главные герои, кажется, охотники за вампирами, нет?
Персонаж, ожидая приезда «скорой» для раненого друга, находящегося без сознания (а попутно решая нравственный вопрос, не спасти ли того, чтоб уж наверняка, посвящением в вампиры) прокручивает прошлое — и одновременно моделирует возможное будущее друга и свое.
Прекрасный авторский прием!
Но то ли автор перемудрил (и прошлое тоже произвольно моделируется — не охотники они были, это лишь фантазии, а на деле страхи и ужас перед возможной встречей с детьми тьмы), то ли автор очень своеобразно понимает профессию воинов-охотников: пить наркотики (т.е. кровушку вампиров), не работать, занимаццо подростковым сексом в заплеванных дешевых мотелям, а при встрече с возможными вампирами (которые их даже и не заметили, прошли мимо) в панике запираться в отеле, дрожать и бояться, что А ВДРУГ ОНИ СЮДА ВОЙДУТ.
Уже который конкурсный текст об иррациональном страхе…
Кто-нибудь возразит, что это была первая встреча, «блин комом», а потом-то они ого-го (просто автор этого не показал).
Возможно.
Двое против целого мира, мира… людей. Читатели не сомневаются, что герой спасет возлюбленного (примет решение за него) и сам станет, за компанию, полноценным вампиром.
Ибо мир человеков его (их) не держит. Макро-социум не стоит их сожалений: все тупо, прогнило, фальшиво, надоело... Живут ради самых-самых близких, а не ради чего-то большого… Типа «внутренней эмиграции».
Вот это ощущение, подтвержденное социологическими опросами последних лет десяти, разлито в стране — и в ряде конкурсных рассказов. И посему нравится некоторым членам жюри.
Но не мне.
Что вовсе не отменяет того, что автор талантлив, произведение жизненно и т.п.
Но как-то не жалую я трусов всех мастей.
Извините.

«Наставница», Базь Любовь (Laora)
Вот придет хороший вампир и всех плохих людей скушает.
И мир будет чист, свеж и добр-б-рр.
«Ей показалось — или его клыки и впрямь удлинились? И ногти… когти, так будет вернее».
Один из нее кровь активно сосал, а другой насильно вливает человечью кровь в нее.
Раз вампир, два вампир. Из зала не выпустим — смотри дальше.
…Нет, не человечью: «Он напоил меня своей кровью. И теперь взывает к ней во мне. Из-за выпитой крови я не могу ослушаться его».
О, о!
«Но картинно красивый вампир со схожим даром, пришедший из другого мира и предлагающий ей уйти с ним, чтобы стать королевой, — это было уже слишком. Не чудо, а пародия на него». Я расстрою автора: вампир не чудо. Он нечисть. Разницу чувствуете?
«Это был поцелуй смерти». Какие красивости, а?
«...Лед и Холод, Она — как снежное вино, которое опьяняет после первого глотка, а после третьего — отправляет в Измерение Мертвых. Она — носительница юного Света, прекрасная, как мраморное изваяние — и столь же холодная и неприступная. Королева всего сущего, Владычица Миров, объединившаяся с Тьмой, она выступает на стороне Тьмы — ибо сердце ее давно покрылось льдом...» А чо — супер-пупер, ящетаю. Романтика романса. Хорошо, что в тринадцать-четырнадцать лет я такого не читала.
Или жаль: посмеялась бы.
А сейчас просто скучно.
«...Трон Королевы Вампиров пустует многие тысячелетия — но настанет час, и Она взойдет на него бок о бок с последним Королем, и начнет великую войну с Темным Троном, восседающий на котором Властелин сменится — в первый и последний раз...»
Раз вампир, два вампир.
Где мой черный пистолет? На Большом Каретном (с). Шутка. Вампиров нет; хуже человека никого не бывает. Не-не, это атеизьмъ! Есть же демоны. Фактически, литературные вампиры с них и списаны?
«…его пальцы со слишком длинными, как ей казалось, ногтями нерешительно зависли в воздухе, а потом он несмело дотронулся крылом до ее плеча.
Она испытала очередное потрясение, чуть смазанное отчетливым ощущением нереальности происходящего.
Крыло было теплым. Живым. Настоящим. Не подделка — но часть его существа».
...Коснись теплом крыла моей души...»
Ага, тем еще теплом…
Ощущение, что половина текстов — за вампиров, а половина — против. Дочитаю все конкурсные рассказы и подсчитаю.
«Поднеся палец к ее нижней губе, сектант — она отказывалась воспринимать его как вампира — стряхнул с когтя каплю собственной крови».
С упавшей капли крови мой сегодняшний чтецкий вечер и начался. Тот вампир сидел на столбе, помнится. Смешной вампир.
Этот гаже.
«Она не хотела умирать. Не сейчас. Не от инициации, которой он готовился ее подвергнуть».
Мама миа! Сколько ж тут инициаций… Я-то надеялась, уже всё.
«“Неужели я сломала ему позвоночник?” — подумала она отстраненно. Ее руки излучали непонятное тепло. Это было очень приятное ощущение; она не чувствовала себя ни убийцей, ни монстром, ни отверженной.
Она, наконец, стала собой — в полной мере, без ограничений».
У них, вампиров, ограничений нет: они только у людей.
«Позвоночник не позвоночник, а ребер шесть она ему точно сломала. Боль обездвижила его…» Кто-то думает, что это литература? Это чтиво. Но чтиво распрямляет крылышки, готовясь стать литературой:
«Я знал, что в будущем только она может убить меня. Но уже понимал, что ее убить не смогу». Юный подопечный странствующей вампирши оказался тем самым предсказанным Темным Властелином. Ну, автор, ну… Красивый ход, дожимай. Или лучше остановись — оставь финал таким! Милосерден тот, кого считали самым жестоким. Просчитались. Но автор остановиться не может, проскакивает, гонит волну дальше: «Я подарю ей трон Королевы Вампиров. А потом… так далеко я не загадывал».
Герой-то может не загадывать, а автор-демиург обязан.
Вялость сюжета, бла-бла-бла, финал размазан.
Да всё тут какое-то вторично-третичное, полу-пародийное, рыхлое. И с претензиями на «пиитичность».
На размах темного крыла.

«Маска. Источник силы», Иван Белогорохов
Тут я как-то расслабилась и получила удовольствие.
Хотя текст писался наспех, к дедлайну, не считывался ни разу, ашибак воз и скромная телега. И, вероятно, всё написанное вторично и третично.
Но я не знаток космо-сериалов и вампирских и не-вампирских саг, опрокинутых в будущее, посему мне понравилось.
Что понравилось? А сложность текста. Люблю, чтоб мозги работали.
И гуманистическая мораль: «надоели ваши бесконечные войны за Трон». И то, что вампиризм здесь никак не педалируется, никак. Он вообще условен; его фактически нет.
Короче: автор, пиши дальше! Только апшыпки исправляй сам.

«Последний вампир», Ирина Герасименко
О, опять упоминают Будапешт! Где Будапешт, там и Бухарест.
Румыния, поезд: «— Позвольте узнать, молодой человек, что же Вы с таким интересом читаете?
— Роман о Дракуле.
Мой ответ, казалось, порядком рассмешил старика. Наверное, он принял меня за одного из тех, кто специально приезжает в Румынию, чтобы посмотреть на места, где якобы проживали мифические создания. Я не желал ничего никому доказывать, поэтому никак не прореагировал.
— О Дракуле? Что эти жалкие писаки могут обо мне знать?»
Мой дед был знаком… нет, не с Дракулой, с румынским королем Михаем, во время Второй мировой.
«— Не коситесь так на дверь и не оставляйте меня. Раз уж нам выпало провести эти часы и разделить путешествие, уважьте старика. Нет ничего утомительней, чем вынужденное созерцание природы, особенно если доступны иные способы проведения досуга».
О, треш! Обожаю.
Тем временем старичок вколол себе бромид калия. И признался: «— вампиров в множественном своем числе нет и никогда не было. Я такой один».
Славно! А всё заслуга бромида калия: «…помимо относительно медленного старения, он притупляет чувство голода».
Далее идут россказни старика, а когда его молодой попутчик ненадолго покидает купе, то старик вместе с книгой исчезают. И попутчик его напрасно ищет. Но в Бухаресте в своем гостиничном номере он находит похищенную книжку о Дракуле, с автографом милого старичка.
Он последний на Земле вампир, он же и первый. Змей Уроборос схватил в пасть свой хвост.
Всё! Отжюрила!



В этом сезоне участники в номинации Малая проза щедро отдали дань банальности. Нет, не так — Банальности. Почти все рассказы вымученные, усредненные, глубоко вторичные, мало запоминающиеся. Почти все без искры. В лучшем случае — ровные. Сливаются в одно длинное заунывное произведение, написанное из-под палки. Нулевой уровень новизны идет рука об руку с примерно таким же уровнем владения матчастью. В итоге оценки в графах «Оригинальность» и «Владение материалом» напоминают дневник нерадивого школьника. Не лучше обстоят дела и с сюжетом.
Но больше всего поразила усталость произведений — они уже родились изможденными и апатичными. Герои бредут к финалу с постным выражением лица, мечтая только об одном — лечь на пороге и уснуть. Можно даже вечным сном. Сил у них не хватает ни на страсти, ни на страхи, ни на столкновения. Хорошие задумки топятся в ошибках, незнании матчасти, монотонности. Мы как будто вернулись на семь лет назад, к первому конкурсу. Хотя нет: тогда было много работ, чудовищных по языку, но с огоньком. Такой откат меня очень огорчил. Буду оптимистом, буду надеяться, что произойдет перезагрузка, и на следующей «Трансильвании» порадуют не несколько рассказов, а побольше.

«Feeder», Overdrive
Патетический стиль в этом рассказе не баг, а неотъемлемая составляющая авторской манеры. «Словно ветхозаветный пророк, трижды отрёкся я от страха своего», «в моей нахохленной душе», «цифровые часы над дверью лаборатории продолжали отмаргивать секундные перескоки времени, гроза уползла на юго-восток, оставив по себе робкую радугу, и больше ровным счётом ничего не происходило», «Из нас двоих я — дёрганый, горячий потомок Евы, был в этой точке пространства и времени менее уместен, чем отпрыск Адама и Лилит» — звонко, ломко, как юношеский максимализм. Образ героя через речевую характеристику задан успешно. Здесь и комплексы, и живой интерес к окружающему. Некоторые фразы ушли в молоко, например, наметки на отношения с родителями — задел на повесть?
К середины рассказа нарастает дезориентация. Непонятно, почему у мальчика зашкаливает самоуничижение, почему на этом фоне соседу по донорской койке приписывается высокое положение. Отчего герой с ходу идентифицирует его как вампира? Наш ли это привычный мир? Вроде бы — плеер, «Игра престолов», «Росатом». «Война — наш шведский стол, а семьдесят лет назад отгремел самый грандиозный пир…» Значит, наш мир, наше время? Или — с небольшой поправкой? Почему вампир запросто рассказывает о себе и маленьких секретах своего биологического вида? Что вообще происходит в недрах НИИ гематологии — донорство ради того, чтоб кто-то «смог выжить на операционном столе», или перед нами составляющая нового миропорядка?
После недоговорённостей и неопределенности вдруг в лоб: «Технологии дали нам едва ли не больше, чем вам. Они дали нам свободу. Свободу от вашей крови. Мы пьём энергию», «Генетика, я же говорил. Побочный эффект. Коровий ген. Наша кровь обновляется только тогда, когда мы её теряем. Иначе — застой и интоксикация». Во-первых, для такого текста удручающе прямолинейно. Объем рассказа отнюдь не превышен, чтобы экономить на абзацах. Во-вторых, появление цифровых технологий никак не «энергию душ» не влияет, она была и в каменном веке. Для новшества требуется прописать механизм «научились сливать в сеть». Но как много энергии слито в произведения живописи и литературы, в театральное искусство! Перестройке системы питания ничто не препятствовало еще в эпоху Гутенберга. В чем же принципиальная разница?
«а ворот рубашки расхристан настолько, что если это и вправду леди, то лифчиками она явно пренебрегает» — нарушена логика. Герой (и автор) имеет в виду, что будь существо дамой, к тому же с привычкой к нижнему белью, то лифчик бы уже оказался на виду. Но рисуется обратная причинно-следственная связь. Кроме того, расстегнутого ворота рубашки недостаточно для того, чтобы продемонстрировать грудную клетку существа.
«трубки, наполненные моей же собственной кровью» — герой сдает кровь или служит объектом опытов инопланетян?
«заевшей песней» — обычно: «заевшей пластинкой». И схожая небрежность: «переключил плейлист».
«на последнем проценте заряда» — чего? Вампир разрядил ему плеер, но из контекста кажется, речь именно о старомодном плеере, не о смартфоне.

«Подъезд», Евгения Егорова
Вместо склепа — убогая комнатушка, вместо трёхсотлетнего аристократа — неухоженный затворник. Описания неплохие. Пожалуй, я переживала за героя: хотелось, чтобы в его жизни что-то произошло, чтоб он, наконец, кого-то досыта поел.
«с несколькими десятками других человек» — других людей?
«но точно знали его как жильца неблагонадежного. Вампир пропускал все собрания квартиросъемщиков, не подметал лестницу на своем этаже, не подписывал никаких бумажек, не ходил с мужиками «за гаражи» и замеченным работающим не был» — для неблагонадежности недостаточно. Кроме того, этому резюме предшествуют рассуждения о том, что норма — не знать соседей в лицо. То есть большинство жильцов не светят своих лиц на собраниях квартиросъёмщиков. Подписание бумажек и подметание площадки — реалии прошлого века. О том, работает или нет странный жилец, окружающие судить не могут: удалёнкой никого не удивишь, распорядок дня у каждого свой, вряд ли за одним-единственным обитателем густонаселённой девятиэтажки круглосуточно следили. Наконец, болезненный вид может означать, что жилец имеет инвалидность и получает пенсию. Отказ от хождения за гаражи скорее плюс в карму, мужики туда явно не работать ходят или подписывать петиции. Описанный уровень внимания к соседу противоречит рассуждениям в начале рассказа и характерен для маленьких городков и малоэтажек. Или для элитного жилого комплекса. Но откуда такая бдительность у жильцов панельного дома, явно привычным к бутылкам, курению на лестничной площадке и наркоманам в подвалах?
«Дети — единственные, кто с любопытством поглядывали на темные окна, неумело законопаченные кусками плотного картона». Не знаю, пробовал ли автор изучать окна квартиры, расположенной на «последнем, девятом, этаже», и анализировать, чем они законопачены. На первом, особенно рядом с дверью в подъезд — да, такие окна привлекали бы внимания, но не слишком. К сожалению, такая картина встречается часто.
«Сразу же на входе, попадая в темную прихожую, можно было запнуться о торчавший кусок линолеума или налететь на груду пожелтевших газет, листовок и прочего мусора» — минуточку! До сих пор рассказ строился на том, что квартира Вампира — неприступная цитадель. Так откуда же известно, что творится в прихожей и далее? Круговерть в рассказе с фокализацией. Далее такая же ошибка в сцене с самоубийцей: «Его живот свело от ощущения падения».
Неплохую, в целом, историю замусоривают многочисленные нестыковки.
«Спина и шея существа искривились до такой степени, что лопатки касались друг друга» — допустим. Но отчего «его горб обозначился еще четче»? — сведённые лопатки — синоним хорошей осанки.
«Низко склоненная голова казалась кукольной из-за отросших, спутанных и тусклых волос» — пугающая куколка получается.
Озадачивают вставки курсивом. К чему нам музыкальные предпочтения крыс, не раскрыто. Японские затворники тоже к рассказу имеют малое касательство.
«Выходящий слепо шарил по стене в поисках выключателя и материл темноту» — выключатель обычно находится на первом этаже.
«рухнул на ступеньки между третьим и четвертым этажами» — но споткнувшаяся о него соседка живёт на первом. Подозрения и вопросы все больше вызывают остальные жильцы, а не вампир, они большую часть жизни, судя по тексту, проводят на лестнице.
«Мимо пронеслись торопливые шаги. Вампир с раздражением обернулся, но так и не заметил того, кто подслушивал» — вампир, который легко ловит чутких крыс, не заметил, что кто-то подслушивает, и не успел засечь того, кто пробежал мимо?!
«А здесь люди, между прочим, убирают!» — почему уборкой не занимаются коммунальные службы?
«— Еще как позвоню! — соседка ткнула кнопку, снимая блокировку» — а куда она собралась звонить? Состава преступления нет, оснований для вызова полиции нет.
«Три дня Вампир провел на чердаке в компании отключенного компьютера…Очень страдал от неизвестности, гула в лифтовой шахте и отсутствия интернета» — зачем ему компьютер на чердаке, если всё равно отключен? Зарабатывает хакерством он наверняка неплохо, может позволить себе и планшет, и ноутбук с вай-файем.
«немногие знали о снимавшемся замке и легко откручивавшейся проволоке, что обматывала дверь» — в свете болезненной бдительности жильцов — не верится.
Впрочем, отдам должное авторскому умению через бытовые детали и в развитии показать тлеющую дремлющую глубоко внутри героя тягу к жизни и проблески человечности.

«Сафари», Денис Давыдов
Чтобы вкусить мистики, приходится продираться через многочисленные бытовые невероятности. «Она нашла и привлекла спонсоров, которые буквально за неделю сделали в школе ремонт» — внутренние и наружные работы за неделю? И, судя по описанию здания, масштабные? «Сынок, это фантастика...» (с) «Тонированные бронированные окна, которые нельзя было открыть» — приквел про согласования с многочисленными инстанциями замены окон и пр. станет захватывающим фантастическим романом. Либо Римма Карловна пользуется даром внушения в режиме 24/7, либо вампиры захватили все комитеты по образованию, ОГПН, Роспотребнадзор... Единственный выход, который мне видится: переместите действие в далекое будущее.
Текст молит о тщательном редактировании.
Первый же абзац: «Её не коснулись изменения эпохи. Она не поменяла свой статус и не стала зваться лицеем или гимназией, с их претензиями на высшее общество. Внутренний и внешний облик нашего учебного заведения не менялся до прошлого года. Именно тогда произошла смена власти» — изменения, поменяла, менялся, смена... Ладно, к концу рассказа глаз замыливается, но в самом начале!..
«хотелось …провалиться сквозь землю. …Казалось, что она просвечивает тебя насквозь и при этом сканирует твой мозг узнавая о всех проступках которые ты совершил. В такие моменты хотелось чистосердечно признаться в старых грехах, которые совершал ещё в детском саду и рассказать ей о том, что той белокурой кукле, которую так любили девчонки из средней группы голову оторвал именно ты» — «сквозь землю»—«насквозь». В качестве гарнира — последовательное игнорирование правил обособления деепричастных оборотов и придаточных определительных предложений.
«по другому я не мог объяснить эту идентичность» — просьба к автору: посмотреть в словаре значение слова «идентичность»
«битьё стёкол в кабинетах с обратной стороны здания» — это называется «задний фасад»; почему именно там? Засечь хулиганов легко и во дворе. Окна-то есть.
«первый шаг на встречу взрослой жизни» — есть такая штука — наречия...
«Даже если в этом году я не поступлю в университет, то ...» —… то отправишься в армию
«За соблюдением порядка следили учителя и наш штатный охранник» — один охранник на всю школу с толпой выпускников?
«Директриса не стала нагружать нас утомительными напутственными речами или самодеятельностью учителей» — учителя обычно и не развлекают учеников плясками и частушками.
«Выпускники действительно отдыхали и расслаблялись, участвовали в конкурсах, танцевали» — то есть культмассовая составляющая всё-таки была?
«подобный прецедент» — будет не лишним посмотреть в словаре значение слова «прецедент».
«Я никогда не видел раненого человека, тем более с таким повреждением» — повреждения у человека называются травмой.
«Застенчивостью я не страдал … моей подружкой была боксёрская груша. Всё свободное время я предпочитал потеть в её компании в секции бокса. …Наверное из-за этого я и принял решение сбежать из города. Признаться ей не хватало смелости, а расстояние могло бы вылечить мою душевную боль» — признаться боксерской груше, очевидно?
Цитировать дальше не буду, наберется ещё не на одну страницу. Вердикт ясен и так: автору необходимо повторить школьный курс русского языка, ну или окончить школу, если он столь же юн, как его персонажи.
Диалоги неплохи. В них ошибок меньше. Герои симпатичные и верибельные. Одно «но». «Физрук работал в школе давно и был не только её гордостью, но и вообще выдающейся личностью в городе. Ему принадлежали все рекорды области по гиревому спорту и некоторые достижения в пауэрлифтинге. Этот бородатый весельчак с первых секунд общения умел расположить к себе» — много внимания уделяется эпизодическим персонажам. Здорово, что автор так хорошо знает всех в своём тексте, но перегружать действие биографиями каждого статиста не нужно.
Правдоподобность в хорроре — понятие относительное. И всё-таки приятнее, если герои не уподобляются персонажам фильмов, которые при скрипе половиц в коридоре отпирают дверь своей светлой безопасной комнаты и шлепают в темноту, громко вопрошая: «Тут кто-то есть? Вы пришли меня убить?» «Вы не можете себе представить, как сильно я ждал этот выпускной, только по одной причине» — ну очень большая натяжка. Для расправы над одноклассником совсем не обязательно идти на выпускной. Можно отпраздновать окончание школы, а назавтра устроить мордобой во дворе, где живёт обидчик.
Ещё сомнительнее основное допущение. Что ради одного вечера вампирское сообщество затрачивает такие усилия. Альтернативный вариант: вампиры днём спят, а не пашут на уроках; никто не тратит колоссальные деньги на реконструкцию школы; в час икс вампиры проникают в плохо защищённую школу, нейтрализуют учителей и кушают вдоволь.
Не уверена, заключалась ли главная мысль в том, что хорошо преподавать способны только вампиры, или в том, что все учителя по природе своей кровожадны. Сюжет почерпнут в киношных ужастиках. Это не так уж плохо. Если из рассказа сделать киносценарий, уйдут за кадр многие ляпы и натяжки. Правда, вылезет наружу явная вторичность.

«Холодное зеркало», Anevka
С каждой ветки в буквальном смысле слова свешиваются различные магические существа. Настоятельно требуется путеводитель по этому бестиарию. Много имён, плотная сетка взаимоотношений между персонажами, своя иерархия — и постичь с одного захода её непросто. Богатый, красочный фэнтезийный мир с множеством рас, со своим фольклором, но, как мне показалось, больше подходящий для крупной формы. В таком коротком рассказе он подавляет, главного героя за ним еле разглядишь. Ощущение, как будто вошёл в заднюю дверь переполненного автобуса и тебе нужно непременно добраться до водителя, но люди вокруг толкаются, жаждут перекинуться с тобой парой слов, у всех что-то важное, кто-то пихает тебя сумками, наступает на ноги… В итоге билетик ты у водителя купил как раз на той остановке, где тебе выходить.
И всё-таки идея с зеркалом мне очень понравилась! Возможно, будь это повесть, я бы успела понять и полюбить всё остальное. В формате рассказа текст нужно разгрузить.
«Ни твою, ни его. Ни я, ни мои потомки не станут выбирать между холодной рассудочностью идеального порядка, вечно катящегося по одной колее, и безрассудным безумием кровавого хаоса. Я всегда буду совмещать одно с другим: гармонию и диссонанс, правило и ошибку» — как многие в жизни выражаются таким слогом?

«Сейрабет», Анн Соленеро
Жили-были две сестры, одна страдала от чувства вины, другая от того, что её держат взаперти. Прекрасная стартовая точка для рассказа! Очень интересно можно обыграть. Поступок, за который старшая сестра себя корит, младшая вовсе как что-то ужасное не воспринимает. Она хочет наслаждаться полученным вампирским даром. Сколько материала для психоаналитических игр! Можно поговорить про границы ответственность и про то, где она перерастает в созависимость. Можно сравнивать несвободу физическую и душевную, обусловленную чувством вины. Какая хорошая «оговорка по Фрейду» с незапертой дверью!.. Всё это вроде в рассказе бы даже наметилось, но не проклюнулось. Строго говоря, это ещё и не рассказ. Зарисовка, набросок, техническая справка к роману.
«Каждую ночь Джослин запирает в комнате свою младшую сестру Сейрабет. Запирает, потому что так надо». И вот здесь бы навести туману, поиграть с читателем. Заданную было в первом абзаце интригу успешно убивает сначала ушат информации об Ордене, потом справка о населении Сан-Хорхе и вампирской демографии, а спешно подсунутая история обращения сестер топчется на её могиле. Всё, читатель рассказ может не дочитывать, все потенциальные интересности развеяны. Приятные задатки у автора явно есть, но придётся поучиться грамотно выстраивать сюжет и не выкладывать все карты на стол в пером абзаце.
Курсив — дело хорошее, но вообще графические средства выражения используются в крайнем случае. Обычно для того, чтоб выделить какую-то мысль, пользуются средствами вербальными. Не стоит злоупотреблять курсивом, не стоит.

«Мишка, Мишка, где твоя улыбка?» Нина Демина
Обаятельный рассказ, неожиданно зазвучавшая эмигрантская тема. Колоритный «Крым», живой бомж. Лаконично. Хороший ненавязчивый вход в вампирскую тему. Несколько простовато и... удивляет быстрая переориентация вампирши. Как же так, Мишкин дар оказался не так уж и нужен? Или она соберёт целый гарем для обеспечения разных потребностей? Я думала, соль рассказа — в способностях Мишки, на втором плане личная трагедия героя. Свитч в конце отменил все предыдущие ходы. Выстроенная конструкция разрушена. Так все это было обманкой? Расстроилась.
«— Кого?— Дело молодое: вампирку, конечно же» — одной фразой нам дают понять, что в авторском Брайтоне вампиры обитают вполне легально, более того, заполучить себе в подружки вампиршу престижно. Для рассказа этого пояснения мельком хватило, но мое личное, читательское любопытство хочет большего.
Над текстом следует поработать.
«Бесноватый ветер швырял мелкий мусор, замедляясь в углах, а потом вновь гнал его вверх по бетонным сваям эстакады» — в каких углах? Как у ветра получалось замедляться?
«кому повезло поздней осенью найти кузов брошенного автомобиля, контейнер или что-то наподобие тёплого жилья» — что считается «подобием теплого жилья»? Разве такое теплое подобие не будет уже — жильем?
«Я пришел сюда с целью найти человека. Покажется странным, ведь в Нью-Йорке много способов получить информацию, были бы деньги. Но самое последнее место, куда могло бы занести любопытствующего — Брайтонский мост» — нисколько не странно, информацию могут предоставить разные люди, обитающие в разных уголках города. В зависимости от того, что за сведения нужны, выбирают место поиска нужных людей. Противопоставление не совсем корректно: «пришел сюда» (место)—«способы», да и пояснение «были бы деньги» сводит вариативность на нет. Много способов — это: просьба, взлом баз данных, шантаж, официальный запрос, соблазнение нужных женщин… В общем, не только деньги.
«пока один из них, старик, одетый в грязную женскую дубленку сам не спросил» — потерянная запятая.
«вглубь рядов пожранного коррозией металла» — ряд металла очень сложно визуализируется. Ряд ржавых машин, карбюраторов, газонокосилок, катеров, детских качелей — легко. А вот абстрактного металла — не очень
«с акцентом по-русски сказал он» — если персонаж говорит по-русски, то нужно поменять последовательность слов: по-русски, хоть и с акцентом. Если он говорит на английском, то «с русским акцентом».
«подъездная дорога, как на ладони» — снова неясно, то ли заведение расположено на подъездной дороге, то ли вид из окна такой: вся дорога как на ладони, тогда запятая лишняя.
«Публика в баре была разношерстная, от случайных проезжих до редких служащих местных магазинчиков и мелких компаний» — позвольте! А разве служащие не могут быть случайными прохожими?
«Оно словно пополнело, будто налилось» — ненужный повтор, или нужно конкретизировать, чем же налилось Мишкино лицо.
«Вот, что я увидел» — ай, опять запятая прибежала.

«Революционный держите шаг», Нина Демина
Зарисовка. Живая, обаятельная. Но на целый рассказ не тянет. Реинкарнация вечных образов — вампир и дева — любопытная получилась. Студент-революционер — оригинальнее привычного графа, владеющего недвижимостью восемнадцатого века. И девочка сельская, готовая перебраться в город, интереснее хорошо воспитанных томных барышень. При желании можно разглядеть намёк на то, что город и фабрика овампирят село и крестьянство по самое не могу, оставив за собой умирающую деревню. Это уже мои домыслы, но было бы интересно.
По итогам: частный случай любви с первого взгляда и с хэппи-эндом. Хэппи есть, энд получился размытым. Ушли герои в счастливое светлое будущее. Может быть, стали потом советскими функционерами. И была у них хрустальная чешская люстра и трёхкомнатная квартира в центре Москвы. Есть грешки против исторической и бытовой достоверности. Есть милые детали.
«Не было в селе красавиц равных Анастасии Горчицыной, но и женихов не было тоже» — хорошо, улыбнуло.

«Дикие», Николай Зайцев и Дмитрий Шмокин
Многообещающее начало, нестандартный выбор материала. Да и структура интересна: роль главного злодея кочует от каюра к его пассажиру, и всё это тонет в смятенном сознании, так что до конца остаются варианты — горячечный бред, беспамятство умертвия, сон? Немного скомканно, однако хоррор получился вполне себе фактурный.
Нарты и снег — это хорошо, но не стоит уповать на то, что собаки всё вывезут. Большой вопрос — мифология. Я понадеялась, что чукотская или близкая к тому, оказалось — нет, авторская с заимстованиями, и остаются в ней пробелы. И ошибки всех мастей, сошедшая с ума пунктуация...
«Я чуть не задохнулся от смрада. Я слышал, что собаки во время бега, особенно те что только, что покормлены нещадно смердят, но это был не запах переваренной собачьим желудком рыбы, а самый настоящий зловонный смрад состоящий из удушающего...» — во-первых, на таком маленьком отрезке три потвора — ни в какие ворота; во-вторых, что за беснование знаков препинания?
«Он пел о том, что видел вокруг и было в его «мычание» что-то злое», «Я не хотел замолкать, потому что, было очень страшно, и разговор помогал его хоть немного, но перебороть» — очень плохо всё с пунктуацией
«И плохо будет тому, кто не зажгет свечи!» — я всё-таки буду надеяться, что это стилизация, попытка придать речи каюра простонародный оттенок. Не хочется думать, что автор не знает, как выглядит глагол «зажечь» в будущем времени в третьем лице
«Не слушаешь меня со всем!» — снова спишу на опечатку, происки компьютера, обстоятельства непреодолимой силы
«Двигает их злоба и постоянный голод» — имелось в виду: «ими движет», полагаю?
«Сожрали их дикие под частую» — здесь не на что валить вину. Будем честны: автор не знает, как пишется наречие «подчистую»
«Никак не понимая чья еда» — очень загадочное предложение. Во всех смыслах.
«А потом заревел в диком реве!» — и заплакал из горестного плача, а потом захохотал об раскатистый хохот...
«Медленно смакуя набитым ртом» — ох суровы нравы северной нечисти! Значение и употребление слова «смаковать» можно посмотреть в словаре.
«Я узнал его, это был земский врач Ерошкин. Он пропал почти году полтора тому назад. Его так и не нашли» — о бедолаге Ерошкине и его пропаже нам уже рассказали выше
«Тот истошно завизжав исчез в тумане. Череп с огнедышащей трубкой приблизился ко мне и выдыхая серный дым мне в лицо проскрежетал» — повторите, пожалуйста, курс русского языка, особенно раздел о деепричастных оборотах...
«повернув голову на триста шестьдесят градусов» — ...а также школьный курс геометрии.

«Зависимость», Дарья Рубцова
Гибкий и свободный рассказ, напоминающий биение пульса под пальцами. Один из немногих, сильно меня затронувших. Композиция — линии трёх персонажей прошиты тонкими нитями перекличек. Персонажи пасуют ведущую роль в повествовании друг другу, каждый игрок перехватывает повествование на той же ноте, до которой допел предыдущий. Эта эмоциональная эстафета реализована виртуозно. Героев роднит щемящая жажда жизни, страстность и открытость миру, граничащая с детской беззащитностью. «За что же? За что они со мной так?» графа перекликается с «Он обещал вытащить через месяц» Томми. Мне нравятся эти герои, мне хочется с ними подружиться. Хочется откопать беднягу графа, привести хорошего психоаналитика к Андрею, для непутевого Томми попросить условно досрочного.
Мистика вкрадывается в текст без фанфар, но по коже бегут мурашки: «Происходящее походит на дурной сон — друзья не отвечают ни на звонки, ни на сообщения; далекие родители затаились и молчат; администрация отеля откровенно игнорирует его, а обслуживающий персонал отводит глаза и молчит. Хотя в первые недели все они были на редкость активны: Натали набивалась в любовницы, бармен в первый же вечер подмешал наркоту в коктейль, а старик-охранник настойчиво предлагал купить у него пистолет» — и вот здесь начинается сюрреализм, мигают первые маячки, что не все так просто. Реальность деформирована, герой уловлен петлёй фантасмагории, знакомой по «Городу Зеро», «Персонажу» или «Замку».
Параллелизм судеб героев в какой-то момент побуждает распространить тезис о заданности внешних рамок и на себя. Да, как верно отмечает Андрей, все они заперты и забыты. Окружающий мир игнорирует их, они как под стеклянным колпаком. Но, может, и мы несвободны в своих действиях? Зависимость правильнее было бы поставить во множественное число; событие в одной части системы вызывает отклик в другой и порождает цепочку новых причин и следствий. Мир в рассказе предстает как сложная система взаимосвязей.
Самостоятельное существование порожденного фантазией, всегда будоражило писательское воображение. Как и «сопротивление» материала, отдача от него в реальность. Нового в этом вечном исследовании сакрального измерения творческих миров — звучащая все громче тема кровной связи, братства персонажей. В какой мере существует интертекстуальное родство? «Профсоюз персонажей»? «А что, если…» Идея богатая и захватывающая.
Следующий уровень гораздо интереснее. Он спрятан за вербальным, за сюжетной тканью. Тем не менее мы его отчётливо воспринимаем. Казалось бы, с чего им сопереживать — нечисти, уголовнику и непонятному русскому? Рационального объяснения нет. Сообщение автора на этом уровне рассказа заключается в трансляции читателю безусловной любви к персонажам. Мы перенимаем его отношение, и это гораздо более интересный акт коммуникации, чем передача и считывание месседжа об ответственности за созданный мир. Внутри рассказа, кстати, представлена модель такого заражения эмпатией: «Я не знаю, сколько там у вас всего книг, но эта последняя, я точно знаю. И получается, что граф навсегда застрял в склепе. Он же хочет есть, так не делается, честно. Мистер Дженкинс, это нехорошо...»
Рассказ может послужить отличным творческим витамином для тех, кто забросил неоконченный черновик в дальний ящик. После «Зависимости» нерадивый писатель точно усовестится и схватится за перо.

«Белое дерево», Дарья Рубцова
Инициация, проклятие, борьба за лидерство, перевоплощения — компонентов много, хватит на роман. После прочтения чувство: ровно написано, старательно, много уже такого читал, много такого ещё прочту… Нет, не плагиат и не подражание, но всё, от имён до стиля, напоминает то одно, то другое. Очень не понравился язык. Ни одного собственного яркого предложения. Сплошь готовые усредненные решения: «затянутое тучами небо», «ночь застала за пределами деревни», «губы сурово сжаты в тонкую линию», «И последнее, что он увидел, перед тем, как провалиться в темноту». Ау, автор, у Вас фэнтези, племя со своим мировоззрением и ритуалами! Здесь такое богатство для языковых экспериментов, для конструирования новых понятий и уникальной картины мира, а ограничилось всё одним «Охо ра»?
Идея тоже расплывчатая, растеклась по нескольким руслам. О чем рассказ? О взрослении, о важности гостеприимства, о семейных связях, о долге? Как в кладовых запасливой белочки, всего понемногу. Всё знакомое. Но главное — что ж он такой усталый?

«Упыри в городе», Любовь {Leo} Паршина
Поверье, что призраком или упырем становится человек, который сильно привязан к кому-то или к чему-то на земле, редко ложится в основу рассказов, и такой ход порадовал. Ещё больше захватила система, выстроенная вокруг становления. Уроки «этики загробной жизни» и инструктаж особенно хороши. Даже старушка знает, как оказать первую помощь в переходе, не её вина, что Лотти не послушалась.
«Не смог “перешагнуть” — как раз роман заканчивал» — очаровательно!
Описания вампиров нарочито антигламурны, обыденность вампирского присутствия в мире, очередь за пайками, превращающаяся в своеобразный клуб по интересам, — впечатляет.. Несколько дней не могла выбросить из головы вопрос: а куда они термосы потом девают? Лотти назад их не относила, у неё дома копились. Она нарушала правила или они одноразовые? А если каждые две недели на каждого упыря по два термоса... Ух, какой размах производства!
От финала ощущения тревожные... С одной стороны, девочка воспряла духом. Забрезжил перед ней какой-то свет. И «надо будет кому-то аккуратно рассказать о замочной скважине вместо кнопки…» С другой... «Ничего, где-то в темноте все еще бродит та банда отморозков из подворотни, они еще живые и довольно теплые…» Чаши весов всё ещё в движении, и будет ли считаться выход Лотти из депрессии счастливым финалом, пока неизвестно.

«Мемуары. Синопсис», Алексей Викторович Козачек
И не мемуары, и не синопсис — набросок синопсиса для чего-то большого и банального. Как автор сейчас разочарован моим отзывом, так я была разочарована рассказом.

«Ищу друга», Панкова Елена Владимировна
Мораль басни — «волк коню не товарищ» — стоящая. О любви говорят постоянно, а такой аспект вампирского существования, как межвидовая дружба, в лучшем случае удостаивается второстепенной сюжетной линии. Приятно, что её наконец выбрали основным предметом художественного осмысления. Только что же так робко? Почему-то кажется, что автор рассказа — сам человек немножко стеснительный. Мечты вампира о друге и волнения относительно того, как кандидат на попытки сближения отреагирует, отдают девичьей неуверенностью — «любит-не любит», «прогонит-поцелует»... А ведь герои не просто взрослые мужчины, а взрослые мужчины, которые ходят на тренировки по рукопашному бою (не рукопашной борьбе, уважаемый автор, — бою; или имелась в виду вольная борьба?). А двое ещё и вампиры со стажем. Охотятся, убивают, а потом смущаются, как институтки. Неа, не верю. Хочется больше жесткости от героев, картины тренировок — поярче. И больше акцентов, меньше банальностей.
Многое «воды» и спойлеров. Например:
«В какой-то момент я потерял Игоря из виду и остался один на тёмной улице. Меня это не обеспокоило. Следить я должен был не за Игорем, поэтому не заподозрил, что он исчез специально. А что касается темноты, я никогда её не боялся, даже когда был человеком. Луна и звёзды открывали путь моим мечтам, а всякого рода злые люди почему-то обходили меня стороной. Если кто и начинал ссору, она гасла не разгоревшись. Ни разу до того как я стал вампиром мне не пришлось подраться, убить кого-нибудь или покалечить. А сейчас и подавно мне бояться некого. Но оказалось, что я не прав. Даже вампиру есть чего опасаться, если атака продумана и подготовлена. Это не было ошибкой или случайностью. Они ждали именно меня. Я узнал их. Те два дуболома, которые при последней нашей встрече панически бежали от моей улыбки». И погиб у нас отличный эпизод. Не надо рассуждений. Оставьте только действия: герой пошёл за Игорем, потерял его из виду, не насторожился, напоролся на засаду, раскидал врагов. И за этим — картинка, как Игорь снимает происходящее на камеру. Вот тогда читатель вместе с героем испытает озарение: да это же ловушка! Таких мест в рассказе много.
И к названию прицеплюсь. Хорошее само по себе название. Но настраивает на подростковые терзания.

«Нимфа», Виктор Глебов
«Если и существует способ вынимать из людей органы без применения скальпеля, мне он не известен» — сказал патологоанатом. На этом недоучку-патологоанатома вон с работы, а рассказ впору откладывать. Если в первом же абзаце персонаж, который позиционируется как крутой специалист, так себя дискредитирует, что ж будет дальше? Не являюсь коллегой Пифанова, но я о таком способе слышала. И древние люди слышали. Они прекрасно извлекали внутренние органы с помощью масла и щелока.
«Медэксперт перевернул труп на живот, чтобы был виден разрез, идущий вдоль позвоночника. В некоторых местах кости были сломаны, и рёбра торчали в разные стороны. — Вот, посмотрите еще раз… Ткани разорваны, органы извлечены, однако при этом нет ни разрезов, ни обрывов» — да наш герой не только в профессиональных вопросах слаб, он ещё и путается в показаниях! Так есть разрез или нет? Вот, в первом предложении он виден — идёт себе вдоль позвоночника. А герой утверждает: ничего подобного. И это не след от вскрытия, вдоль позвоночника никто в моргах не режет. Чуть позже читаем: «На залитой кровью постели лежало её тело, раскрытое подобное гигантской устрице — вдоль спины шёл чудовищный разрез — такой же, как на трупе подростка, который Пифанов показывал в морге».
Но до этого нам предстоит разобраться с превращениями патологоанатома в медэксперта. Потому что это разные специалисты. В нашем случае действует судмедэксперт. Он работает на следственные органы и пытается определить причину смерти жертвы. Забегая вперед скажу, что на этом метаморфозы Пифанова не закончились: «— Не знаю, как преступник проник в квартиру, но вышел он через дверь, — объявил Пифанов, стаскивая одноразовые перчатки и садясь в кресло у окна. — Возможно, девушка сама впустила его. Во всяком случае, никаких следов взлома найти мы не смогли». То есть он по совместительству криминалист.
«отсутствует даже мозг, хотя понадобилось бы распилить череп со стороны затылка, чтоб достать его» — уволить, однозначно уволить! Тысячелетия существует способ удаления мозга через нос. Крючками, а что не довыковыряли — растворяли.
Но дальше Пифанов снова противоречит сам себе: оказывается, отверстие в черепе всё-таки есть! «Просто трещина, достаточно широкая, чтобы мозг прошел через неё». Одно радует: этот горе-специалист не работает с живыми пациентами.
У нас есть другой герой. Следователь Сергей. Возможно, он окажется профессиональнее? «Пара банальных убийств (то, что подросток выскоблен изнутри, само по себе еще не делало его смерть особенной, по мнению следователя)» — ну я прямо не знаю, что, по его мнению, особенная смерть...
Затем он приводит в квартиру свидетельницу, не удосуживается посмотреть ее документы, оформить показания, сообщить второму следователю. Вяло мечтает её соблазнить. Не проявляет особых эмоций, обнаружив её тело. А коллеги не отстраняют его от дела, хотя именно это и нужно сделать, поскольку Сергей — первый подозреваемый, в лучшем случае — свидетель.
«Да и органы подростка он должен был куда-то спрятать. А может, съел? В любом случае, они либо у него дома в холодильнике, либо в желудке. Интересно, за сколько переваривается пища?» — вариантов, куда деть органы жертвы, множество. На соседнюю помойку отнести, уличных котов накормить, в речку выбросить. Да и не давал убийца повода заподозрить себя в каннибализме.
«Если бы речь шла об обычном маньяке, то полиция смогла бы провести операцию без риска для девушки, убийца и близко к ней не подошёл бы» — как бы полиция ловила маньяка, если бы он и близко не подошёл к наживке? За всем этим парадом несосытовок неплохая идея чахнет и помирает.
И та же претензия, что и ко многим другим рассказам. Текст анемичный. И жертвы, и сыщики волочат по страницам ноги без огонька. А ведь это детектив!.. Да ещё и мистический!

«Красная луна», Таргис
Рассказ бесподобен в описательной своей части. Внимательный взгляд исследователя подмечает замечательные детали, для привычных вещей и явлений находятся меткие и свежие сравнения. Текст хочется смаковать и перечитывать, выписывать отдельные фразы в блокнот. «Возможно, та дурная аура, от которой у меня волоски сзади на шее вставали дыбом, для такого, как он, означала лишний штрих домашнего уюта», «Когда ломаная линия горизонта посветлела и четко выступил на блеклом фоне хищный силуэт замка, похожий со своими полуобрушенными башнями на когтистую лапу, шарившую по поднебесью», «молодой здоровый зверек, смелый и наивный, как и все молодые зверьки, воплощение настоящего, а книга — ветхое создание ушедших времен, совсем иных времен, темное и хищное, как легенды, которые она в себе заключала, словно древнее чудище, как будто бы только и ждала возможности поглотить ее юность и силу, подчинить своей воле… - замечательные взаимоотношения с книгой», «бледнеющие звезды плавали в его широко раскрытых глазах», «подкрасться — с шумным сопением и едва не свернув стул по пути», «нескладный, как старый зонтик», «освобождаясь от бренности человеческого существования, как от отмершего подшерстка», «седоватые волосы, густые, как шкурка крота», «Через некоторое время морской прибой в висках затих» — это только часть того, что я себе отметила.
На фоне общей певучести текста отдельные нерусскости в словоупотреблении, промашки с предлогами и угловато построенные фразы сочту издержками предконкурсной спешки:
«Я привалилась плечом к боковой стенке окна», «расстояние от моего окна до улицы глубоко под скалой, на которой стоял дом», «осторожно спустила на пол разделявшую нас бутылку», «в ближайший театр далеко добираться»
«будто лопнул некий оков» — «оков» это не форма единственного числа, это совершенно другой объект, хотя и этимологический близнец
«пролистав остаток тома»
«Должны же они были хоть иногда ходить»
«ходить куда придется»
«обратила к нему ледяной взгляд»
«Это серьезное научное издание, — заверила ее я. — И не лапай, на ней может быть плесень» — «на ней» — «на книге», «на обложке»? Пустяк, но всё же местоимение лучше заменить конкретным существительным.
Возникли и вопросики технического плана.
Так, описания вампира сближается с описанием оборотней. Выбор слов нетрадиционен для описания кровопийц: «заворчал», «когтистая лапа». Персонажи как будто меняются мифологическими ролями. Впрочем, это я списала на особенность видения главной героини, которая оперирует привычными ей выражениями.
«Поди вросла уже в свой подвал» — постойте, описание жилища героини не дает никакого повода самому замшелому вампиру так выражаться. У неё «студия на верхнем этаже». Или он имеет в виду место работы?
«От него исходил слабый запах мертвечины — холода, сырой земли и гнили, запах могилы» И чуть далее: «и легким запашком тлена, которым нет-нет да и тянуло с его стороны…» А я поняла, что запах был постоянным, а не «нет-нет да». Или это зависит от степени насыщения вампира?
«Мельхиор не рисковал приближаться к людям в дневное время» Далее: «Мне нужен кто-то не спящий днем, не боящийся солнца». Так герой из соображений маскировки не выходит днём или свет для него губителен?
«Болтаться по городу в поисках жертвы захотел, или как?» — пропущена частица «не»? И ведь, насколько я поняла, Мельхиор ограничивается кровью Альбы?
Первый разговор быстро начинает ходить по кругу и сводится к предсказуемым репликам («Тебя не смущает, что через сколько-то лет ты ее потеряешь?»). Кроме того, герои знакомы не первый день. Им наверняка известны взгляды друг друга на такие вещи, как обращение, смерть, общение с человеческими существами.
Работа героини в музее обрисована любовно и очень убедительно. «В моем музейном логове царила полутьма» — как чудесно одной фразой связываются образ музейного хранилища и природа героини! Интригует книжная охота, которую ведет героиня. С какой целью? На чей след пытается напасть? В легенду о редком существе органично вплетена сказка о красавице и чудовище. Интересен и симбиоз вампира и оборотня. Вопреки поднадоевшей традиции они не враждуют, у них взаимовыгодное сотрудничество. Романтическая (или не романтическая? — деликатность автора заставляет сомневаться) линия смело сделала шаг в сторону от шаблона.
При таких авансах я ожидала многоступенчатой интриги и более чёткой развязки. Чего-то большего, чем шантаж. Зачем героиня разыскивала книгу? Зачем краснолицый человечек раньше времени выдаёт себя? Развязка показалась скомканной. Сильный яд никак не проявляется — Джемма смеётся, ходит, отлично себя чувствует. Целый час. А вот вампиру сразу же поплохело. Намеков на противоядие не делалось, о разбитой склянке мы тоже узнаем постфактум. И как же так — важный в торге козырь не припрятан, его легко в суматохе уничтожить? Если Мельхиор девушку «выпил», то почему у неё «уверенный пульс»? Если не «выпил», а «попил», то в крови всё равно остался яд. Надежда на то, что интоксикация будет слабее? Так ведь и организм ослаблен, обескровлен. Мудрёный статус героини тоже подвис и, в общем-то, необязателен. Претенденту на обращение важны сила и долголетие, героиня ему сгодилась бы, даже будь она обычным вампиром или оборотнем. Много вопросов. Впрочем, в рассказе главное — настроение. И оно создано очень успешно.

«Высота», Алекс Варна
Великолепно написанная сага о вампире Анри, несостоявшемся священнике и состоявшемся вампире. Даже самые тривиальные моменты биографии поданы вкусно. Восхищает проработка матчасти, внимательнейший подход к деталям. При этом тщательно переданная историческая фактура не воспринимается как пересказ источников и не заслоняют ярких образов. Крушение самолёта и пересечение пустыни я увидела в самых сочных красках. Когда зашла речь о полётах, я в предвкушении потирала руки — свежо, необычно, сейчас раскроется смысл названия и начнется новый виток сюжета! И рухнула я с высоты мечтаний, как и герой. Может, это замысел такой? Чтобы читатель на своей шкуре почувствовал, каково это, внезапно шлёпнуться о землю? Боюсь, что нет. Давайте откровенно: во-первых, это не рассказ. И даже не повесть. Это полноценный роман. Который Вы, уважаемый автор, не дописали, — это во-вторых. Финал отсутствует, кое-как закругленный обрыв главы за таковой считаться не может. Здесь налицо пауза. Из всех работ Малой прозы эта понравилась мне едва ли не больше всех. Она очень продуманная, блистательно написанная, увлекательная. Но она не в той номинации и она не завершена.

«Один день с вампиром», Халь Евгения и Илья
Российские сериалы плохо влияют на авторов. Внебрачные дети, трагически оставленные возлюбленные, крутые бизнесмены в шикарных офисах. Зашкаливает уровень мелодрамы. И очень всё быстро происходит: вот девушка Маша приходит к олигарху (не каждый день к ним ходит, наверное), вот он предлагает ей работу, вот перекидывается в летучую мышь, так что Маша пугается, вот Маша увидела новую видеокамеру и забыла о том, что пугалась, вот она уже командует олигархом-мышью-вампиром... Достойное внимания есть, конечно: образ бывшей балерины, танцующей в подземном переходе, клиника эстетической медицины. Если бы рассказ ограничился этими зарисовкой, мои оценки были бы выше. Но напрочь неубедительное вампирские закулисье, трогательные воссоединения с семьей и начинившие текст под завязку вампирские штампы начала двухтысячных оставили рассказу мало шансов.

«Рестайлинг», Росс Гаер, Arahna Vice
Дерзкое смешение романтики горнолыжного курорта и ленивой неги Сейшельских островов — хорошая заявка на успех. Приятный ясный слог. Интересный зачин. Всё шло хорошо. Ключевые персонажи слаженно взаимодействовали. Колебания Эбинга, выкрутасы Ингрид — отношения в троице не стояли на месте. Конечно, вопрос: неужели всем вампирам, укусившим отпускников, приходится гоняться по свету за вчерашней трапезой? Так вот почему так быстро билеты на все рейсы распродаются! Вампиры преследуют недоеденное. Но почему бы и нет? У них в распоряжении вечность, если хочется, можно и побегать.
А затем карета превращается в тыкву. Пошли очень затянутые диалоги, хотя информация, которая в них даётся, никак в дальнейшем не влияет на сюжет. Текст становится раздёрганным, появляются повторы. Сердцевина рассказа растянута как гармонь — ох, просит душа автора роман! Рассказ — это произведение, в котором не нужны раскидистые сюжетные деревья. Допускаю, что таинственный курьер достоин внимания, но зачарованно за ним убегать от основной линии не стоит. То же самое с Ингрид и Раулем — небольшой оживляж идёт на пользу, но легко может скатиться в клоунаду. И, хуже того, сильно уводит в сторону. Кукла-вампир? Кукла Чаки? Эротические поползновения нечисти, затесавшийся среди подъёмников ламборгини, оперетточная кутерьма с шарфом, исчезнувший шрам, россыпи самоцветов... Зачем?
К вампироборцу тоже претензии. На протяжении рассказа Гервигу удаётся поддерживать иллюзию бурной деятельности. В конце осознаёшь: он ничего не смог выяснить и ничего не сумел предотвратить. Повесть о фатализме и охотничьих неудаах тоже найдёт путь к читательскому сердцу, только хочется от героя хотя бы борьбы за победу. Он то и дело говорит «я не понимаю». В разгар событий сбегает в Осло. У него нет с собой нужного оружия. Он не может засечь вампира в комнате. Чтобы уж наверняка запороть свою миссию, всячески оттягивает уничтожение вампира. Уже пойманного и обездвиженного. Не зная, как и потянуть время, задаёт риторические вопросы о раскаянии. На второй трети текста я стала подозревать, что охотник на самом деле в сговоре с Сейшельским упырем.
Многие поступки героя остались непонятны. Зачем Гервиг отправляется на склон, где вероятность найти человека минимальна? Ловить каждого лыжника и стаскивать с него маску? Сам ведь признаётся: «а я даже не представляю, как это возможно среди этих сугробов и постоянно скатывающихся вниз отдыхающих!» Неужели он не подумал об этом до прогулки на гору? Не проще сразу отправиться к администраторам? Эберг не последний человек на курорте.
Конец рассказа не задан его началом. А это совсем нехорошо. В последней трети, несмотря на динамичную развязку, царит сумбур. Кто убил? Кого убили? Требуется перечитать раза три (и я перечитала), а это не то, что идёт в плюс, если только вы не Дэвид Линч.
«кто среди «охотников»» — зачем закавычивать? В контексте рассказа понятно, что имеются в виду охотники на вампиров
«К счастью, пострадавший — Юнас Эберг — оказался шведом, и после происшествия стремительно вернулся на родину» — честное слово, первой мыслью было: ого, как автор недолюбливает шведов! Или имелось в виду: эти шведы — парни стойкие?
Пострадавший приехал неделю назад. Была крупная кровопотеря. Он вернулся «стремительно», в больнице провёл минимальное время, но уже рассекает по склонам без признаков анемии?
«Это давало определенную надежду, если, конечно, уже не было поздно» — так давало надежду или надежда слабая?
«Петляя по улицам незнакомого городка, он все-таки добрался до дома Эберга» — навигатор в помощь?
«Парень был примерно его возраста и мимолетно кого-то напоминал, но сообразить так сразу не удалось» — а почему у Гервига нет фотографии клиента? Почему не подготовился?
Запятые иногда ведут себя очень странно: «И все же, нежелание рассказывать о случившемся, очень настораживало».

«Последний вампир», Ирина Герасименко
Неспешное путешествие, книжка, пейзажи за окном пролетают — декорация отличная. И она в начале рассказа меня обаяла. Но автор во всём идёт по пути наименьшего сопротивления. Надо взять в поезд книгу и завязать разговор с вампиром — это будет книжка о Дракуле. Надо ввести в рассказ нечисть — так пусть это Влад Дракула и будет. Удивительна честность пожилого вампира, который вдруг пускается в откровения. Эффект случайного попутчика никто не отменял, но ясно, что единственная причина такой эксгибиционистской откровенности — желание автора. Вампир должен признаться, потому что рассказ должен быть написан! А раз так — вколем вместо лекарство сыворотку правды и заставим нечисть исповедоваться безо всякой причины, повода и соблюдения техники безопасности! Я заметила, что у некоторых вампиров именно такая реакция на уколы: вспомним персонажа из «Feeder». Понравилось вежливое отношение героя к старшему. Терпел, выслушивал. Вся вампирская часть — объяснения, как вампир жил, что ел, как контактирует с миром, — никаких открытий не несёт и в тени этой прекрасной вежливости меркнет.

«Чёрно-красный флот», Ирина Некрасова
Удивительно, что столь стандартную схему (замкнутое пространство, вампир на борту) удалось обыграть не в юмористическом и не в пародийном ключе, а сместив акцент на восприятие невольного участника событий, на внутреннюю борьбу с предчувствиями и страхами. Аврора Шелтон интересна тем, что она остается человеком, доверяющим внутреннему голосу вопреки достижениям прогресса, предлагающего вакцинацию и супернадежные ошейники. Вторая изюминка этого образа — героиня ближе к врагу, нежели остальные пассажиры, потому что пишет о нём. И основная удача, как мне кажется, именно появление темы невольной связи писателя с предметом изображения, даже если исследование этого предмета ведется с терапевтическими целями. Авторство одновременно спасает Аврору от смерти и обрекает на рабство. Не знаю, подразумевалось ли, что автор рано или поздно оказывается в плену у своих текстов (тема такой зависимости уже поднималась на этом конкурсе в рассказе с одноименным названием), но не заметить этой игры смыслов невозможно.
Личные демоны Авроры эффектно встречаются с объективными угрозами, а ирония финала красиво закольцовывает рассказ.

«За науку и её процветание», Алексей Стрижинский
Признаюсь, рассказ дался мне нелегко. Девушки-роботы, лишённые лиц, и рандомизатор параметров почти не испугали. Я люблю научную фантастику, словарь мне в помощь. К сожалению, технические термины оказались не главной проблемой.
Иногда просто невозможно продраться сквозь текст к смыслу: «Побег из-под родительского крыла привёл его на другой конец Евросоюза, бросив в дурной компании без денег и документов. Он почти не помнил, чем жил тогда, — лишь сильные и неестественно холодные руки, скрытое тенью лицо, обрамлённое серебристыми в лунном свете волосами, и город, который проносился где-то внизу и скоро исчез вдали. Наутро он проснулся в родительской постели». Наутро после чего? Побега на другой край Евросоюза, где он находился не час и не два, судя по «жил», а много дольше? Автору стоит больше внимания уделять причинно-следственным связям и логике — или изъясняться простыми предложениями. Почему, когда Генриха вытащили из трудной ситуации, он решил, что родители должны знать спасителя? И конечно, самый лучший способ найти неизвестного — ждать и рассматривать силуэты в ночи? И ведь нашёл! «— Ты был достаточно настойчив, чтобы привлечь наше внимание …» Бывший проблемный подросток, поддающийся чужому влиянию, совершает прорыв в науке — это немного натянуто, но пример вдохновляющий.
Перед нами один из значимых эпизодов истории, но не она сама. Сцена на приёме не обладает законченностью и глубиной, необходимо для того, чтобы её можно было назвать самостоятельным рассказом.

«Полёт нетопыря в ночи», Юлия Матушанская
Гротеск, абсурд, диалоги а ля Ионеску. Разудалая ирония дразнит. Всё бы ничего, но пока текст неухожен. Отсылы к прошлому перемежаются с настоящим с ужасающей частотой, что откровенно мешает пониманию, кто, где, откуда и куда всё это разбегается. Трижды перечитывала каждый абзац, чтобы не потерять нить повествования. Даже это не всегда помогало. Автор, кажется, задался целью каждое предложение использовать по максимуму — нагрузить его историческими подробностями, деталями быта, описаниями всего, что видит и слышит главный герой в настоящем, видел и слышал в прошлом и в будущем собирается увидеть и услышать. Это удивительным образом сочетается с провалами в повествовании. Хочется умолять: остановите эту карусель!
К завязке сюжета подобралась в изнеможении. Надежда на то, что с диалогами-то мне будет легче, не оправдалась. Полнейшая каша из фраз, каждый о своём.
Герой славный, но какой-то непоследовательный. Какое завидное холоднокровие проявил на кровавом ритуале, когда его цепями приковывали к алтарю! И вдруг: «Только бы не кровь!» — подумал Дмитрий, вспомнив легенды о вампирах. Вот сейчас он испугался? После того как сам пришёл в лапы упырей, где его десять раз могли съесть?
«Вороной ждал у дверей. Вначале испугавшись чужака, он приободренный ласковыми словами и сахарочком из рук Мариулы, успокоился. Дмитрий с детства с крестьянскими детьми дома в России в ночное ходил. Конь был его вторым я. Они друг друга чувствовали. Вампир и вампирский конь» — Как с детства-то? Его же только обратили? Ах, другой конь!.. ах, тогда ещё человек... *В этом месте вы слышите мой крик отчаяния*.
После того как началось самое интересное — героя обратили, нужно как-то разобраться, что теперь делать с саном и прихожанами, — текст неожиданно оборвался! «(Продолжение следует)».. Пожалуйста, автор, не пишите продолжения! Обустройте то, что уже есть, помогите мне разобраться в этом рассказе — а потом уже пойдём смотреть, как живёт отец Дмитрий в вампирском обличье.

«Патроклос», Андрей Назаров
Хорошее лирическое начало о голубях за окном. Умиротворило. Весна, воркование, черемуха цветёт...
А теперь поговорим о рассказе. Историю нам рассказывает Патроклос, очень складно, но иногда вдруг подключается авторский голос. Может, поэтому периодически проскальзывают в голове у главного героя несвойственные восемнадцатилетнему парню мысли. Мальчик приятный. Что бы ни случалось, спокоен как слон. Флегматик, наверное. Подход ко всему у него основательный. И мать любит, старается её не огорчать. А всяким пришлым родственникам на шею не торопиться бросаться.
Почему в выпускном классе преподают математику? Куда делись алгебра и геометрия?
Классный руководитель у Патроклоса — девушка с очень странным подходом к процессу обучения. Заботиться о том, чтобы все ученики сдали ЕГЭ, но задаёт доклад по теме, точно не связанной с будущим экзаменом. Она его троллит из-за греческого имени? И почему именно она даёт задание по истории, а не учитель истории?
«Чёрт, история уже послезавтра, нужно идти в школьную библиотеку или в какой-нибудь магазин книг и искать материал…» — он очень странный парень! Книжный магазин — нет такой опции в голове у современного школьника.
Вампир, эмпусас, слуга богини, ликаны, дампиры! Фэнтезийная часть развивается стремительно… Информации хватило бы на роман, пока всё смешалось в невообразимый ком. Новые силы, смерть отца, богиня... Спешит автор, герои тоже торопятся. История приобретает признаки водевиля.
А конец мне понравился — вернуться к понятному и обыденному приятно.

«Чашка чая», enigma_net
Замечательный рассказ. Несмотря на отсутствие кровавых сцен — да хотя бы одного аккуратного следа от вампирского укуса в кадре, — на мой взгляд, он самый вампирский из представленных на конкурсе и по стилю и по содержанию. На первый взгляд он о зарождающейся симпатии, влюблённости, но чем ближе мы знакомимся с Соф и Романом, тем отчетливее понимаем: всё не так просто. Вампирша пришла получить то, за что заплатила, и немножко играет с едой; в этом тоже кроется удовольствие. Он получает деньги, но с каждой встречей желает от нее большего — эмоций с доставкой на дом. Когда Роман разбивает чашку в ярости от того, что молодая женщина от него ускользнула, окончательно убеждаемся: это не о любви. Манипуляторы, использующие друг друга. Еда и отношения без риска. Жизненно и всегда актуально.
Текст, тем не менее, пропитан атмосферой флирта, чувственностью. Умелые акценты на мелких деталях, тактильных ощущениях и запахах — всё это постепенно затягивает, обволакивает, заставляет сопереживать, соощущать, видеть, присутствовать. «он сделал прерывистый вдох, уловив запах, и подумал, что если бы описывал его для рекламы, то сказал бы — она пахла свежестью цитруса с примесью ванильной нотки. Слегка горьковатый, манящий запах», «мелькнули блики в крупных серьгах»
Тема могла соблазнить на эффектные броски, но автор до конца верен себе и играет полутонами и оттенками. Вампир действует вкрадчиво, без резких движений. Где надо уговаривает, где надо кокетничает. Движение сюжета — от встречи к встрече — происходит почти незаметно для глаза. Внутренние изменения в персонажах и в расстановке сил осознаешь уже после того, как перешёл к следующему этапу отношений героев. Очень деликатно написано ещё и в другом плане. На конкурсе несколько произведений, в которых героем выступает человек с уязвимой психикой, склонный выстраивать взаимодействие с другими людьми по нездоровым моделям. Несколько намёков на это даны, но педалирования темы психических расстройств нет.

«Связь», Алкар Дмитрий Константинович
Нуарное переосмысление рассказа «Гарнитур с сапфирами»? Да простит меня автор, перед лицом величественного демонического ритуала я буду нудно спрашивать о логике. Ничего не имею против нуара, тёмного фэнтези и суровой правды доширака. Но хочу, чтобы любая жесть имела под собой обоснования, а не накручивалась ради жести.
Почему герои отправляются осуществлять ритуал в ванную? Они снимают комнату в квартире. У них есть матрас и одеяло. Плохие, рваные, но заниматься сексом на матрасе в сто раз удобнее, чем на полу. И спокойнее — никто не примется ломиться в дверь посреди процесса.
«И под собственными коленями, несомненно, полностью изодранных о голый бетон на этой части пола задрипанной ванной комнаты» — почему пол бетонный? Где кафель, линолеум, доски? Это квартира без чистовой отделки? И почему на полу бычки? Курят обычно на кухне, в туалете. Самые сознательные выходят на балкон и лестничную клетку. Даже если жильцы избрали местом для перекуров ванную, почему бычки вдруг на полу? Все же не бомжатник. Если так хочется антуража — поселите героев в сквот или к знакомым наркоманам.
«её давно немытая спина» — они! в ванной! где! есть! вода! И эта вода включается в следующей сцене! И она даже тёплая! Девушка брезговала в грязную ванну залезать? Вряд ли, она на полу сексом занимается. Боялась принимать душ рядом с подозрительными соседями? Вряд ли, она занимается сексом в местах общего пользования. Единственная причина, по которой спина героини давно не мыта, — желание автора добавить чернухи.
Причины, по которым у героев нет другого выхода, кроме как пойти на опасный ритуал, тоже не озвучены. Где-то там за горизонтом есть объяснение. В самом тексте — только намёки. Магическое перевоплощение, с риском для жизни, болезненное, крайняя мера — и ни слова о том, почему же это было необходимо!
Маша и её возлюбленный воспринимают ритуал как единственный путь к спасению. Но на форумах чётко сказано, что после будут уже не они, а другие сущности. Личности Маши не сохраниться. Так зачем идти на заведомое самоубийство? Проще из окошка сигануть. Снова мне кажется, что единственная причина, по которой герои идут на крайний шаг, — желание автора. Утаите от них побочные эффекты. Или пусть на форуме об опасности будет сказано, но в такой витиеватой формулировке, что понять можно только постфактум.
Какова роль других сущностей в происходящем? Может быть, они скрыто влияют на героев? Куда Маша и Коля бегут, от кого, кто все эти люди, что попадаются на их пути, — ни одного ответа. А жалко.
В конкурсном рассказе «Игрушки дьявола» описана зеркальная ситуация: разные тела, прежние души. И любовь оставалась. Здесь на место любви пришла непримиримая вражда. Качественно иное, не человеческое сознание. Интересно, правда. Так что надеюсь когда-нибудь увидеть это полноценным рассказом, а не клочком романа.
Язык — много, много, много редактировать:
«То ли результат получался хорошо, то ли наоборот ужасно»
«Еще один приступ смеха, резко прервавшийся со стороны девушки»
«Старая симка треснула в пальцах парня, опадая в грязные выбоины»
«Руки жестко обхватывали кожу бедер, впиваясь пальцами в кости, почти не покрытые плотью»
и т. д.

«Укуси меня», Каса
Юмористический рассказ с ноткой грусти и счастливым концом. Два одиночества обрели друг друга. С детьми в перспективе, правда, так и не ясно, получится ли что…
Переход от «я не вампир, а урод» к «ладно, я вампир» происходит как-то слишком внезапно — даже в таком легком, не претендующем на серьёзность рассказе.
Реплики Павла отличает тавтология; такая речевая характеристика показалась немного странной, но возможно, я придираюсь. «Я ничего такого не собирался, и помыслить не мог, потому что тупо завис. В ступоре». «Видимо, нам с вами надо поговорить безотлагательно. И немедленно».
Очень уместно и выигрышно прозвучала фраза «Укуси меня» в конце, почти сгладила впечатление от всех неловких и спорных моментах рассказа.

«Глоток лунного света», Александра Гай
Иногда текст лучше автора знает, чем же он хочет быть. А хочет он быть двумя историями, одна из которых — ода отдыху на морском побережье, а другая — о красавице-панночке, которая не стареет, вызывая зависть окружающих женщин и восхищение мужчин. Событий и образов страниц на сто. Поэтому мудрый текст распался на два не перемешивающихся слоя. И как бы автор ни пытался представить второй из них флешбэком, в который воткнулся другой флешбек, ничего из этого и не выходит. Так зачем же так его — текст — и себя насиловать? Пусть будет два рассказа. Или неторопливая повесть, в которой удастся (а вдруг?..) сделать плавный переход от греческих томных глав к воспоминаниям о прошлом героини. Если глоточками воспоминаний, а не единым глотком, по небольшой порции раз в главу.
В таком нафаршированном виде текст о море жаль. Он красивый и настроенческий. Историю вставную о возлюбленной ясновельможного шляхтича тоже жаль.
«Затем хлопнула дверь соседнего номера. У меня появился сосед» — что очевидно уже из первого предложения.

«Жажда», Диана Ранфт
На глазах у ребёнка баан ши убила родителей. Убила жестоко. Девочка выросла и посвятила жизнь охоте на тварей, подобных той, что сделала её сиротой. Между охотничьими буднями героини вплетаются воспоминания о встрече с фейри, отношения с напарником, история Кристины, история Николеты, всё это делится на главы... Постойте-ка, да перед нами роман!
«если жажда мести поглотит твою душу, Божественная сила уничтожит тебя раньше, чем это сделает бааван ши. Она ищет тебя. Не позволяй ненависти взять верх» — ход с даром и пророчеством Аннаэля придали провестованию определенную изюминку, но лучше перенести этот эпизод в первую часть текста и проследить, как Шайлер пытается балансировать между жаждой мести и стремлением сохранить свет в своей душе. Да и встречу с ним стоило оставить разовым событием, не отягощенным «до» и «после», потому что все допольнительные напластования утяжелили и так перегруженный текст.
Рассказ крайне нуждается в редактировании. Иногда смысл предложений трудно понять даже приблизительно. Там, где задумывались красочные описания, случается убийственный перебор красивостей: «Льдинисто-голубой мотылек спорхнул с колокольчика и закружился над телом девушки, что неподвижно лежало посреди пустоты. Длинные иссиня-черные волосы намокли»
Первая глава должна была шокировать кровавым кошмаром, но ошарашила стилем.
«Биение сердца разрывало ночную тишину» — что там за сердце? И как оно разрывало тишину? какова механика процесса?
«Страх скользкими щупальцами пробирался в самые потаенные уголки сознания, заполняя собой все ее существо» — иногда лучше не вдаваться в описания физических процессов в организме и непостижимых путешествий чувств и эмоций в различных органах, не предназначенных природой для подобных мистерий. Это дезориентирует совершенно своей невероятностью.
«Волосы цвета вороньего крыла» — второй раз встречаю на конкурсе выстрел мимо цели с этим выражением. Воронова крыла, всё же.
Множественные повторы на разный лад одних и тех же фактов не заставят текст звучать ярче и острее. О том, что прошло семнадцать лет и Шайлер хочет мести, понятно с первого раза, но мы слышим об этом в каждой главе.
Стоит поработать над достоверностью, в том числе боевых сцен.
«Шайлер метнула кол в приготовившихся к нападению слуа, но зацепила лишь шею одного из них. Голова мертвеца повисла на обрывках кожи и гниющих мышц, но это только разозлило его»
«Женщина усмехнулась и, впившись клыками в горло мужчины, голыми руками оторвала его голову от тела. Рот бааван ши омыла кровь охотника» — тут уж не только рот омоет…
«…разрезая тела усопших на части» — да тут не усопшие, тут убиенные...
«— Прости, я оплошалась» — оплошала.
На мой взгляд, высокопарный слог для боевика не очень подходит, пусть даже произведение повествует о благородной мести и борьбе со злом. Правда, вместо борьбы со злом вышла кровавая вакханалия.
И да, повторю ещё раз: пожалуйста, не носите романы в Малую прозу. Дописывайте — и добро пожаловать в Крупную.

«Проклятая кровь», Диана Ранфт
Прелестное начало. Поэтичный слог и подкупающие образы. Перед глазами так и встают дубы с резными листьями, игра света и тени в лесу, готические шпили. Атмосфера всемирно известного городка задаёт легкую сентиментальность, свойственную сказкам немецкого романтизма. Финал напоминает о старой истине: бойтесь исполнения своих желаний. А может, такая развязка таит в себе укор непостоянному Альфреду. Столько времени Хана была его темным ангелом, поддерживала, утешала. Однако смертные мальчики влюбляются в смертных девочек, которые растут и хорошеют. Правда, бессмертные мальчики смертных девочек воспринимают совсем по-другому, и в рассказе можно усмотреть и суровое напоминание о том, что при всей дружеской симпатии сердечный альянс возможен только между существами одного вида, и ироничную иллюстрацию принципа равновесия: что-то приобретая, что-то теряешь. Ещё мне понравился вампирский эгоизм Ханы, которая наведывалась к бабушке героя.
У сказок свои законы, но всё-таки не удалось мне закрыть глаза на логику.
«Порывы ветра разгоняли по полу пожухлую листву» — ветерок в тот день был, это мы видим. Но окна верхнего этажа заколочены, есть основания полагать, что и окна нижнего тоже, хотя бы частично. Дверь осталась на месте. Бури на улице нет. Откуда же порывы ветра внутри дома?
«Но ни в лесу, ни в стороне города Альфред не замечал пустыря, на котором мог бы стоять особняк» — однако в начале рассказа действие происходит в лесу и видно, что дом окружен деревьями: «За деревьями он различил очертания старого, оплетенного плющом особняка», «Розмари вместе с тремя его друзьями заглядывала за деревья и кусты, постепенно приближаясь к особняку», «Рассохшиеся от ветра и дождей доски отделяли его от залитого солнцем леса». Не очень понятно, почему он не может найти его снова. Можно бы списать на морок, заколдованность места, но во время игры в прятки вместе с Альфредом была Розмари и трое друзей. Вряд ли они играли слишком далеко в лесу, вряд ли место им было совсем незнакомо. Даже если Альфред в этом уголке леса очутился впервые, он мог спросить у друзей, где же они тогда играли, а не лазить с риском для жизни и здоровья по деревьям.
«Но сколько бы жители Майсена ни судачили о происках болотной ведьмы, убийцу так и не нашли» — если все знали, что это дело рук «болотной ведьмы», то убийцу по крайней мере идентифецировали. Почему не пошли к её дому с кольями — другой вопрос.
«В сердце мальчика поселился страх. В своих мыслях он снова и снова возвращался в заброшенный особняк, а на плече все так же явственно чувствовался леденящий душу холод. Но любопытство взяло верх над простодушными детскими страхами» — ничего себе «простодушные детские страхи»! В городе постоянно мрут люди, естественно, что маленький мальчик испуган, и простодушным его страх никак не назовешь. Очень даже обоснованный. Взрослые вон тоже боятся.
«Его собственное дыхание обжигало легкие» — характерная ошибка с вездесущими местоимениями. Не собственное, чужое дыхание никак не могло Альфреду обжечь лёгкие, надобности в местоимении нет никакой.
«о ведьме с болот, что живет в старой хижине в лесу» — хижина и особняк это «две большие разницы»...

«Записки из дневника, или Будние дни вампира Константина», Аганина Ксения
О некоторых рассказах я говорила, что это набросок или синопсис. Здесь действительно записки, но только не многоуважаемого Константина, а автора, вооружившегося блокнотом и время от времени чиркающего туда фразу-другую. Между собой эти заметки не увязаны, сюжет пока не вырисовывается.

«Роковая встреча», enigma_net
За многообразием представлений конкурсантов о нежити легко позабыть о существовании вамира классического, как из чёрно-белых фильмов. Такого, чтоб жил в заброшенном замке, посреди паутины и тлена, огрызался на дворецкого, гордился родословной и увлекался вампиршами из хорошей семьи, а не пробегающими мимо человеческими девушками без рода и племени. Здесь нам представлен именно такой аристократичный и знающий себе цену герой. Но наверное больше, чем его аристократический снобизм, запоминается уязвимость. Бедняга Габсбург постоянно сверяется с внутренним цензором, нашептывающим ему, что скажет тот или иной сородич, как посмотрит граф, что за шпильку подпустит соперник. Его ухаживания за красавицей Ядвигой выглядят напористыми и целеустремлёнными, но что творится у героя внутри!.. Взлёты надежды, паника, как холодный душ, — страх показаться смешным, быть отвергнутым. Такой солидный матёрый вампир — а в любви как неопытный мальчишка. Наверное, каждый, кто оказывался на торжественном мероприятии (неважно, вампирский бал, научная конференция, юбилей родственника, какое-то официальное событие), когда-нибудь испытывал укол неувереннности. И наш временами спесивый, высокомерный и резкий герой, попадая в общество, сближается с обычным человеком, незаметно проверяющим, всё ли в порядке с праздничным нарядом, не запачкан ли рукав салатом. Стремление сохранить лицо толкает его на почти детское вранье. История обрастает подробностями, против его воли находит внимательных слушателей... и оказывается тем ключиком, что открывает сердце надменной красавицы.
Остроумна сама идея. Действительно, хорошо если обращаешься в одного большого нетопыря. Но что делать, если приходится держать под контролем целую стаю летучих мышей? Впору идти на курсы метального пилотирования.
Очень понравились остальные гости. Полноценный паноптикум, как кадры из фильма Полански. И спасибо, что в финале героя не разоблачили.

«Побег», Элисия
Поводов для страданий у Алисы не счесть — у неё есть родители, обеспеченная жизнь, образование, работа, коллеги, друзья. Из чувства читательского долга надо бы её пожалеть, а не жалеется. Она отлично справляется с этим сама. Героиня несчастна, но — на пустом месте. К седьмому абзацу её потрясающая инертность и зацикленность на себе вызывает не сочувствие, а стойкое раздражение.
Вампирша Ангел тоже страдает. «Она была королевой школы. Она была студенткой года в своем колледже. А потом появился Раф и дал ей новую жизнь. Показал насколько слабы люди, и как всесильны вампиры. Ангел поняла, что все ее смертная жизнь была лишь подготовкой, чтобы она стала королевой мира. Сильной. Красивой. И бессмертной». Яркая жизнь тоже какая-то средненькая. Несколько маргинальных бессмертных подростков шатаются по улочкам провинциального городка и без конца ноют. «Они по факту все дети. Капризные дети, которых выдернули из детства в некрасивую мифическую жизнь» — вот с этим трудно не согласиться.
Тут мог бы выйти остроумный поворот: несколько посредственностей нашли друг друга. Наметилась было ещё интересная ниточка: «Она умерла. Стала вампиром. А проблема осталась прежней. Она все еще хочет сбежать. Хочет уйти. Но не может. Снова». Захотелось порадоваться: ага, героиня поняла, что не в окружении дело! Однако верх взял приевшийся эскапизм: ничего не представляющая собой Алиса так ничего и не сделала, просто вдруг волей автора оказалась «сильнее, чем вся остальная группа» и поняла, что «оковы спали с нее» и она «наконец ощутила себя свободной». «та, кем хочешь быть» — вероятно, героиня всегда втайне мечтала болтаться по подворотням, нигде не работать и пить кровь. Единственный вывод: некоторым людям, чтобы принять хоть какое-нибудь решение (съехать от мамы, поменять нелюбимую работу на любимую), нужен вампир.
Неаккуратность исполнения коснулась и композиции, и стилистики, и … всего.
История Алисы существует сама по себе, история Тимофея и его компании сама по себе. Внутри истории Тимофея затянутые воспоминания, пространные отступления, не работающие на сюжет описания внешности и имен. Где-то сбоку болтается ещё линия с трупами. Поверх этого гуляет авторский произвол: немотивированное нападение Ангела (ни малейшего повода называть Алису подружкой Тимофея нет), совершенно спонтанное обращение. Дальше сюжет поплыл вовсе. Некоторое время удавалось держаться на стандартных «Где я?», «Зачем?», «Что теперь делать», патетике про львов и овец, затем и эта ниточка оборвалась.
«Мама, увидев это, спросила, не стоит ли и там тоже протереть пыль. То, что произошло потом, сильно выбило Алису из колеи» — настраиваешься на яркий образчик домашнего насилия. Взамен этого — «а потом устроил скандал, что ему сказали это слишком агрессивным тоном». Стоило ли так нагнетать, чтобы отделаться общим «устроил скандал»? Конкретизируйте! Дайте картинку! Растоптал гирлянду, выкинул ёлку в окно, плюнул в салат. Сделайте так, чтоб в нашу память это тоже врезалось надолго.
«Многоквартирных домов здесь было раз-два и обчелся. А снимать целый дом одной девушке было не выгодно» — судя по тому, как построено предложение, речь о том, чтоб снимать весь многоквартирный дом. Весь. Целиком. Стоило бы конкретизировать: «а снимать целиком привычный одноэтажный домишко...», например.
«Полиция начала обыск» — это сколько же у провинциальной полиции резервов?
«В мыслях она все вспоминала тот случай»
«Мадлен и Вильгельм, два вампира-аристократа, путешествовали по всей Европе и решили осесть в русском поселке тайком»
«Девушка зло шаркала, отправляя листву в хаотичный полет» — трудно отправить листву в полёт, шаркая
«Шапка черных волос подчеркивала ее бледность, но не более» — что ещё должна была сделать шевелюра героини?
«Ее вороные волосы» — бывают волосы цвета воронова крыла, бывает вороная масть, вороненая сталь. Вороных волос не бывает.
«вспоминая, как эти трое чавкали, разрывая человека на куски» — они вампиры или зомби?
«обстроить твое увольнение»

«Любой ценой», Риона Рей
Забавная сценка из жизни нечисти и нечистоплотных нравственно людей. Пронырливость и настойчивость «мерзкой бабки» восхищает. Увидела шанс, ухватилась за него, до и после чётко ставила цели и добивалась результата. С точки зрения естественного вампирского отбора, она как раз очень правильный экземпляр: эгоистичная, бессердечная. Противопоставление же порядочного вампира и запросто сдающей приятельницу герцогине для меня работало до тех пор, пока не выясняется, что вампиры не могут нарушать клятву и лгать. Так всё это благородство — вынужденное? Мораль истории для себя вывела следующую: «У каждого вампира бывает в нежизни такой обращённый, за которого стыдно».
Написано чётко, не без погрешностей, кое-где совсем схематично, бегло, пересказом, но читается неплохо. ...А финала — настоящего — и здесь нет...

«Вдвоём против целого мира», CamiRojas
Сколько бы монстров на земле не развелось, остаются вещи, которые будут волновать человека сильнее опасности. Так уж он устроен. Он будет думать о любви, дружбе, близости, сексе, несмотря на все катаклизмы, посреди войн или в концлагере. И иногда дружба и любовь требуют гораздо более серьёзных решений и жертв, чем борьба с вампирами.
Наличие у рассказа четко поданной идеи в этом году редкость. Благодаря этому проглатываешь те недостатки, которые щедро к ней прилагаются. Например, растянутость, провисшее в середине гамаком действие, страшную кашу там же, клонированность персонажей, эмоциональные и смысловые повторы. Бены, Генри и проч. слились в одного многорукого персонажа, который заглядывается на официантку, самоудовлетворяется, ширяется, выражается и мучается от внутренней неопределённости. Опасное тяготение к роману лучше держать под контролем — или пересмотреть замысел, дать себе волю и переписать в роман. Длинноты и несостыковки заливаются соусом из нецензурной лексики и сцен, которые должны быть шокирующими, а получаются — сценами, которые очень хотят произвести такое впечатление.
Много помарок, много небрежностей.
И ещё один момент.
«Будьте осторожны, ладно? Я это серьёзно. (Будь осторожЕН)» — а теперь вспомним, что герои живут в Штатах и говорят на английском. Наверное, наша официантка говорит: «be careful». Так почему бы не подстраховаться и не уточнить: «Будьте осторожны, парни (Будь осторожен, парень)». Даже если мы дорисуем себе в воображении очень талантливого переводчика, наш внутренний дотошный критик автоматически будет прикидывать, впрямь ли слова «Сука, след, совесть, смерть, сумерки, сомнение, свеча, синий, сон» — «слова на одну букву».

«Наставница» Базь Любовь (Laora)
Много хорошего и плохого перемешаны в этом рассказе. Начинается слабенько. Потом завладел моим вниманием: мальчик, повествователь, он ещё человек? И он вместе с вампиршей убирает трупы? Вот так стокгольмский синдром! А затем картина резко меняется, и мы уже смотрим на героиню не глазами восторженного, влюблённого детской влюбленностью мальчика, а со стороны. Мир — тоже уже другой. Привычный, с кофе, кухней, неверием в сверхъестественное. Там могущественная наставница выглядит совсем иначе, живёт обычной жизнью, как бред воспринимает приглашение пойти за таинственным незнакомцем с клыками и стать Королевой вампиров. Очень впечатляющее переключение — попаданчество на обратной перемотке, в пересказе-воспоминании, да ещё из рамки непосредственного детского восприятия рассказчика. Но здесь же начались проблемы: при такой матрешечной структуре любая затянутость перекашивает композицию. Воспоминания наставницы покатились по обычной колее, их можно и нужно сократить, даже если не прибавит целостности, избавимся от пары-тройки клише. Посланник очень картонный, обращение очень картонное...
Потом происходит возвращение на исходные позиции. Снова спасённый мальчик слушает наставницу разинув рот. Мечтает, как подарит ей трон. Ну его, это пророчество, в котором он главный герой. Ведь любовь важнее.
Спасибо.
Очень трогательно.

«Маска, источник силы», Иван Белогорохов
С момента моего знакомства с Маской прошло уже... лет пять? И каждый раз я встречаю его в новом обличие. Нет, он сохраняет, конечно, свой устрашающий вид и все атрибуты рыцаря-вампира-киборга, но примеряет на себя новые и новые роли. Спаситель планеты, влюблённый, исследователь... С каждой ролью справляется на ура, ведь он супергерой, кто бы сомневался. Чем больше я его знаю, тем больше в нём замечаю не вампирского или киборгового, а человеческого. Не только в этом рассказе и не только благодаря этому сюжету. Он понемножку меняется? Буду справедлива: по сравнению с первыми работами о Дзарде Вейтаре последние рассказы гораздо более структуированы, читабельны и даже увлекательны. Они очень условны, но при этом образны. В них всё ещё кошмарный язык, безумный синтаксис, много логических пропусков и вообще странностей. Но всё-таки в них есть своё очарование. Ещё немного — и автор вместе с героем дорастут до уровня, когда можно будет наконец хвалить, а не пенять за покорёженные фразы. Обоим — успеха.
1. Кровь с молоком, или Приключения королевского гвардейца (выход в основную номинацию)
2. Кровь с молоком, или Неоплаченный долг
3. Последний. Дети вампира
4. Пленники кристалла
5. Самый злобный вид
6. История Софи
7. Чёрная луна
8. Забыть солнце

1. Солдатская любовь (выход в основную номинацию)
2. Подарок вампира (выход в основную номинацию)
3. Проза не-жизни. Становление (выход в основную номинацию)
4. Источник энергии
5. Охота
6. Тропой жрецов
7. Молодость моего мира
8. Съешь меня, или Как стать аппетитной для вампира
9. Соня и Константин: моя грустная история, как я стала вампиром
10. Игрушки дьявола
11. Поверьте вампиру на слово
12. Марго
13. Метель


«Кровь с молоком, или Неоплаченный долг» , Лариса Крутько
Продолжение приключений обаятельного вампира Рюдигера не уступает по насыщенности первой части. Герой возмужал, и мне было интересно не столько следить за интригой, сколько сравнивать его поступки и реакции с поступками и реакциями в первом романе. Эволюция обоих персонажей налицо, это повышает градус драматизма. Произведение остается развлекательным и не претендует на переворот в литературе, но мне понравилось в нём всё, оно сбалансировано, с чётко осознанной целью, задачами и композицией, с цельными образами героев. Надеюсь, автор продолжит создавать новые истории.

«История Софи», Наташа Эвс
У этого генетического боевика есть все шансы быть закрытым на первой странице, потому что автор старательно гоняется за собственными идеями, стараясь прихлопнуть их как муху разными несуразностями. Да, бывает, что вдохновение несёт, оглянуться некогда, но здесь прослеживается какая-то мазохистская тяга к порче потенциально интересных сцен и задумок.
Открываем роман. И не успеваем порадоваться — главная героиня балерина, необычно! — как налетаем на разные странности. «Балетная стойка» — это составная часть балетного станка. Того, у которого должна стоять героиня. «Махи ногами» и «подпрыгивания» за века развития танцевального искусства обрели названия — которые легко гуглятся. Отчего дальше автор расщедрился на «плие», а «батман» сменили невнятные «махи» из утренней гимнастики по всесоюзному радио? Вопрос о том, почему плие идёт после батманов, оставим в стороне, хотя в экзерсисе обычно обратная последовательность. Может, ученицы отрабатывают некую сложную комбинацию па. И тут обнаруживается... тренер. В хореографической школе и в танцевальном коллективе есть хореографы, балетмейстеры, преподаватели балета. Тренер появится, если это нечто, скрещенное с гимнастикой и фитнесом. Всего лишь второе предложение самого первого абзаца, а уже возникают вопросы. Что за странная студия, в которой стойка балетная, махи физкультурные, а команды раздает тренер? Каким видом танца занимается героиня?
«— София, ты слышишь? — Мэри одёрнула подругу за плечо» — помимо сочетаемости глагола «одернуть» и «плеча», меня смущает само движение. Девушки стоят у станка на расстоянии, которое позволяет избежать травм, если чей-нибудь «мах» ногой будет слишком силен. Хорошо, допустим, студия маленькая, девушки сознательные и стоят в пол-оборота к опоре. Но при описанной череде па, когда руки должны также находиться в строго определённой позиции, как успела Мэри «одернуть» подружку и сама не получить замечание?
Дальше неразбериха только нарастает. Тренер быстренько мутирует в хореографа и обратно, но выполняет функции администратора. Становится совсем непонятно: мы в академии балета, агентстве по проведению праздников, в студии, где репетирует шоу-балет, разъезжающий по вызовам? А разница принципиальная. Определиться бы — или девушку ещё учат, причем ей надо напоминать о таких элементарные вещах, как вытянутый носок, или за танец в её исполнении уже можно и деньги брать. «— Контракт?! — София раскрыла глаза» — если контракт оформляется официально (а судя по реплике Мэри, девушки получают свою долю прибыли), танцовщицы не крепостные, а их руководитель не сутенёр. Каким же образом контракт подписали без их участия? О каких неустойках и «заказах от вип-клиента» идёт речь? Может быть, это все-таки продвинутый бордель с узкой специализацией? — у кого-то фетиш медсёстры, у кого-то балерины… «Он хотел заказать тебя одну» — это фраза более уместна именно в публичном доме. Абзацем дальше сюрприз: оказывается, это вообще клуб! «Если мне не изменяет память, семь месяцев назад ты подписала с нашим клубом контракт на год». Простите, какой балетный зал? Какие тренеры и занятия? Какие выезды на частные вызовы? Что за амнезия у героини, которая хлопает глазами при слове «контракт», хотя, оказывается, официально устроилась на работу? Напомню: речь идёт о первой трети первой страницы произведения. Не такой большой отрезок, чтоб автор так безнадёжно путался в написанном, а читатель так мучился с отгадками.
Заложенная в произведение задумка неплоха. Интрига многоуровневая, финал способен обеспечить хороший драматизм. Но автор сам себе враг. По меньшей мере четыре выигрышные идеи (девушка из пробирки, подоплёка вампироборческой деятельности, мотивы вампиров, поиск противоядия) замордованы никудышным исполнением.
О первой проблеме я уже сказала. Это бардак в обоснованиях. После сцены в балетном классе нелогичность стремительно нарастает. Героиня зачем-то имитирует побег, хотя самое естественное — изобразить дурочку и спокойно доехать до особняка, в который ей позарез надо проникнуть. Сцена с попыткой бегства никак не укладывается в логику повествования и написана только потому, что автору очень, ну очень хотелось её написать. Не спорю, она динамичная, и я даже почувствовала запах папоротников. Но если так хочется включить попытку бегства в текст, то дайте хоть какое-нибудь правдоподобное обоснование, а не «Так было надо!»
Герои произвольно шарахаются от вампирских дверей к охотничьим лабораториям, куда-то бегут, совершают множество дурацких действий, за пять минут разговора с вампиром начинают сомневаться в своих действиях, за пять минут разговора с руководителем переубеждаются. «Все стали оглядываться и крутить головами по сторонам, потому что шум стал приближаться» — фраза, которая исчерпывающе описывает тактику охотников. Все операции сводятся к тому, что они куда-то вламываются и пытаются кого-нибудь как-нибудь поймать. С местом действия автор не определился: наряду с Гарри и Мэри действуют София и Саша. Я всё-таки склоняюсь к тому, что действие происходит в нашей стране, слишком уж могуч их авось. Охотники якобы тщательно изучают шестерку главных вампиров, но понятия не имеют, кто там главный. София не в состоянии распознать вампира у себя под носом. Вампиры тоже хороши. Послушно ждут, когда к ним домой заявится очередная партия охотников. Привечают, оставляют переночевать, потом отпускают с наказом «Давайте жить дружно».
Переходы между сценами выполнены грубо, повествование на них спотыкается. Герои трудно вписываются в сюжетные повороты, неловко задевая плечами все углы, действуют топорно и демонстрируют примитивные реакции. «— Это … ужасно, — Софи растерянно смотрела в пол. — Такой обман … Я не верю» — примерно так.
Я не зря пыталась понять, где происходит действие и когда. Потому что по всем приметам — современность и не альтернативная реальность. Ближе к кульминации читаем: «Несколько сотен лет назад, — начал свой рассказ Карфаген, — жил один фанатичный человек по имени Пауль Монтери. Этот учёный имел горе от ума. В своих эксперементах он уходил очень далеко, переходя, порой, пределы разумного. И этот полусумасшедший изобретатель, увлекающийся поиском истины в различных науках— биологии, анатомии, физике, химии— проводил опыты над скрещиванием биологических видов. Случайно добившись мутации хромосом, он вывел странный вид живого существа». «Опыты производились на клеточном уровне, затем на крысах и мелких животных», «Весь лабораторный материал хранится у меня. … я часто брал на анализ его ткани и жидкости». То есть лет двести-триста назад некто занимался генной инженерией, владел оборудованием для опытов с хромосомами и хранения биоматериалов?.. Однако. (Заодно: слово «эксперимент» пишется через «и» в третьем слоге. Монтери — всё-таки изобретатель или ученый-исследователь? Или он как Да Винчи, на все руки?)
Я уже отмечала, что многие работы этого года роднит общая проблема: монотонность. Даже при наличии многообещающего материала повествовательное полотно уподобляется шоссе в степи — без горок, серпантинов или хотя бы запоминающихся баннеров на обочине. Неспособность организовать материал, выстроить ритмически эпизоды, расставить акценты губит текст гораздо больше, чем ляпы или альтернативная пунктуация. В «Истории…» при всей драматичности описываемых событий — погони, схватки, страдания — нет ни одного яркого пятна. И пока пока нет работы над ритмической организацией текста, всё останется так же уныло. Чередуйте динамичные эпизоды с лирическими, придавайте каждой сцене свою тональность, представьте себя кинооператором и меняйте ракурс.
Что касается языка, то он или автору не родной или в школе изучался очень плохо. Предложения без роскошеств, но и при таком минимализме автор умудряется начинить их всевозможными ошибками. Впечатление, что перед нами плохой перевод с английского:
«Знаешь, у меня до сих пор ощущение правды Вальтазара. Я провела с ним длительное время в беседах»
«Её улыбка слетела с губ»
«Вдруг впереди появились двое. … Но вперёд я хочу видеть именно твой танец»
Ошибки в словоупотреблении, трудности с выбором предлогов:
«прицелившись в арбалеты»
«Жёсткий, всегда полный решимости он был примером для всех охотников в команде. Вся локация держалась на нём, вся история, вся долгая дорога к общей цели»
«которая позволяет ей стремиться к цели её предназначения»
«Хочешь спросить об этом у обратного источника?»
«Это распространялось до единого существующего подобного»
«Почему бы ему не послужить во благо науки изобретения?»
«его слова тепло согрели её очерствевшую за последние годы душу» — они могли сделать это холодно?
И снова о логике, на сей раз в описаниях действий.
«Девушка двигалась по всему залу, часто останавливаясь перед надменным лицом Маркуса» — где потерялись остальные части тела вампира? Рассеяны «по всему залу»?
«Через секунду рука Софии зацепилась, рванув её тело назад. Девушка увидела перед собой Германа, его пальцы сжали её запястье» — за что рука зацепилась, отчего она ведет такую самостоятельную жизнь и так сурова, почему она сзади у бегущего человека? «ее тело» — тело принадлежит руке? Я уж было придумала оправдание: героиня за ветку рукавом зацепилась, ан нет: девушку схватили. Как ни странно, схватил Софи вампир, стоящий перед ней, хотя рука страдала и попадала в полон за её спиной… Это же простое действие, не требующее познаний в балете или боевых искусствах, что мешало его чётко представить или проиграть на себе, если представить не получалось?
Перемещения персонажей вообще трудно объяснить даже вампирской вездесущестью. В первой главе Герман появляется как чертик из табакерки. Только за ним закроется дверь — он снова тут как тут!
«София, достала из сумки факел и, щёлкнув зажигалкой, подожгла его» — зачем девушке факел, который вдобавок надо приводить в действие зажигалкой? План заключался в том, чтоб подпалить могущественного вампира? У опытной охотницы нет более действенного оружия? А вампиры благодушно следят за танцем с «палочками», не в состоянии распознать в реквизите колья?
Читай я роман не в рамках конкурса, мало шансов, что продвинулась бы дальше третьей страницы. И было бы обидно, потому что задумка-то отличная. Подоплёка деятельности антивампирской группы и вампирские цели нестандартны, отцовско-сыновьи отношения альфы с другим членом клана необычны, то, что могущественный вампирище — бывший эпилептик, оригинально. Девушка-приманка из пробирки, наконец! С такими картами на руках — есть всё, чтобы сделать увлекательный оригинальный роман. Надеюсь, что автор сосредоточиться и поработает над ним серьёзно.

«Последний. Дети вампира», Абиссин
Обычно беда конкурсных произведений — скомканный финал. На этом конкурсе появилась новая тенденция — слабые, скучные или нечитабельные первые главы. «История Софи», «Пленники кристалла», «Шахматы дьявола» и герой данного отзыва дружно отрабатывают этот прием.
Первые главы романа нужно просто перетерпеть. Потом станет легче.
Начинаясь как фэнтезийный вариант «Труффальдино из Бергамо» с буффонадой и анимешными кошачьими ушками, роман успевает сменить несколько масок. То юмористическое фэнтези, то приключенческий роман с обязательными ведьмами и магическими дарами, то драма. Эти перепады уровней не идут произведению на пользу. Дурашливые эскапады Роя, пирожковая свадьба, разборки по-быстрому с вампирами на постоялом дворе настраивают на что-то несерьёзное и непритязательное. Задачки, которые решают герои, кажутся обычной работенкой на заказ, чередой слабо связанных между собой эпизодов.
Однако чем дальше, тем интереснее действие. В середине книги мы узнаем, что кажущийся привычным фэнтезийный мир — вовсе не какие-то альтернативные земли. Это мир после апокалипсиса, мир после нас, в нём не осталось людей. Само слово «человек» воспринимается так же, как мы воспринимаем слово «атланты». Многие вообще считают человечество мифом. Землю заселяют совсем другие существа, пришедшие им на смену. Происхождение новых рас несёт на себе отпечаток трагедий, нескольких войн и экспериментов. Люди расплачиваются за свои ошибки. Масштабно, мурашки по коже!
В романе много от грустной сказки. История о прекрасной принцессе, запертой в башне, неожиданно перекликается с легендами о Жанне д'Арк. Да и все герои в той или иной мере заложники предопределения или обстоятельств. Есть место немножко нравоучительной притче. Видения с дверьми очень впечатлили, как и Жутколап, жуть которому придают не лапы, а инверсированная речь. «Среди множества гостей Рой заметил Данель и Мауса, которые оживленно переговаривались и выглядели вполне счастливыми. И в ту же минуту понял, что только эти двое были здесь чем–то настоящим. В его жизни никогда не случится подобного торжества».
Великолепна линия Оракула. На первый план выходит драма отвержения, именно она является пружиной политической интриги, а фигура Второго в финале оказывается далеко не однозначной. Смысл названия раскрывается в конце, причём автор хитроумно обыгрывает отсутствие существительного после прилагательного — вовзвращая его в последней же (ну хорошо, предпоследней) фразе.
Роман получился запоминающимся. Чего от него хочется — так это большей цельности. Текст требуется сделать более собранным, избавить от лишних элементов. Время от времени герои начинают отбирать у автора бразды правления, а проходные эпизоды разбухают как тесто. Некоторые линии — Ладислав и маскарад с переодеванием — остались сами по себе, а не влились в общий оркестр. Кое-где не помешает укротить прямолинейность, например в главе о Библиотеке Вороньего утеса. Ну и ещё отказаться от юмористических интермедий, больше подходящих фанфику, чем роману с заявкой на такие серьёзные темы. Куцый хвостик финала говорит о том, что автор оставляет отступные пути для продолжения.

«Пленники кристалла», Люсиль Кармет
Здесь не только первые главы, но и остальные части текста загромождены всем чем можно. Поиск артефактов, руны, магическая платформа, борьба богов, теурги, подземные туннели… Всё это сильно осложнило мой путь через текст. А чередование флешбэков в выдуманных государствах и действия в ещё более выдуманном мире кристалла окончательно запутало. Между тем — сколько же в романе прекрасного!
Яркие выразительные сцены с Питером, Отто, интереснейшая линия вампира-наркомана Дэвиана, умудрившегося незаконно обратить свою подружку.
«Эж, слушай, давай скажем, что это ты все организовала, а? Ведь это из-за тебя я все сделал. Ради тебя я тебя же обратил, — голос стал молящим и просящим. И если бы девушка видела лицо парня, то она бы обратила внимание, как то изменилось. Это было выражение ребенка, который набедокурил, а теперь боится наказания».
«В оптический прицел он видел третьесортную гостиницу. Двухэтажное здание с длинными коридорами и маленькими дверцами, ведущими в крошечные комнатки».
Ментальные схватки Бена с приёмным отцом, удивительно правдоподобные, в том числе психологически. Их сложные отношения. Обмен Бена на Дэвиана.
Описания мира — не натужные, расслабленные, создающие ощущение, что прогуливаешься вместе с героем:
«Вьющиеся вечнозеленые тало, покрывающие почву, окутывали основания белои — длинноствольных исполинов с широкой шапкой листвы на самой верхушке. Белоснежная крона дуэти склонялась к своим подружкам, образуя свадебную арку. Эти деревья, цветущие по весне розовыми цветами, имеющими внутри пестик в виде иглы, называли свадебным.
Первый раз, когда Бен оказался в этом лесу, он набрел на целую поляну сабадиллы — растения, из семян которого делают вератрин — яд для вампиров. Считается, что эта трава не пахнет. Но рецепторы вампира улавливали ее горько-жгучий аромат. Хотя тогда Лоуренс с трудом покинул то место, он был рад. Во всех остальных местах сабадиллу старались уничтожить его соплеменники. А здесь, буквально в нескольких минут езды от центра города, такая находка!»
Способность к мягкому чёрному юмору:
«— Наверное, я в этот раз вынуждена буду пропустить семестр, — Эжени переместилась, сев теперь спиной к решетке. Пытаться высмотреть то, что находится по ту сторону прохода, не имело смысла, а так хоть снимется напряжение с позвоночника.
— Я, кажется, тоже! — усмехнулся Бен и вновь закрыл глаза, стараясь справиться с приступом боли».
Захватывающие картины пандемии:
«Длинные коридоры, запечатанные палаты, в которые войти можно лишь в закрытых костюмах. Процедура дезинфекции, которую проводят чаще, чем ты ходишь в туалет. И постоянные звонки от обеспокоенных родственников, которые, не имея возможности помочь любимым, хотят быть с ними, когда те умрут. К сожалению, тем, кто поймал вирус тромбоцепии, не суждено было увидеть родных. С момента заражения у них оставалось лишь пять дней, в течение которых разрушались кровеносные сосуды: кровь вытекала из тела, сначала скапливаясь под кожей, но затем прорывая и ее. Теурги с первых же недель развития вируса определили его магическую сущность. Однако нейтрализовать вирус не удавалось. Маги жизни проводили у кроватей больных часы, но в результате лишь дарили им дополнительный день. Магия пожиралась, а разрушения организма продолжались. Перед этой болезнью не могли устоять ни теурги, ни даже вампиры. И хотя смерть у иных наступала на десятый день после заражения, статистика от этого не выглядела более позитивной. Команда Карен Уолш и научная бригада Лоуренса вступили в эту борьбу, когда очаги заражения тромбоцепии стали появляться и в других государствах.
Не менее убедительный эпизод доклада на научной конференции. Простите мне длинную цитату, но я в восторге:
«— Нами разработаны три вида препарата, которые используются при тромбоцепии: ликверан Сапи, ликверан Пневмо и ликверан Носфе. К сожалению, у каждого препарата свои особенности воздействия. Поэтому назначать их всем подряд не стоит. И прежде всего, если у пациента подтвердилась тромбоцепия, вы должны провести тесты на алиупсидную резистентность. В случае отрицательного результата назначается ликверан Сапи внутривенно. Дозировка зависит от стадии развития болезни. Вам сейчас раздадут таблицы, где эти стадии обозначены.
— Обратите внимание на нулевую стадию, когда вирус уже обнаружен в крови, но болезнь еще не проявила себя. Хочу сказать, что ликверан — это не профилактическое средство. Поэтому стоит дать болезни войти в первую стадию и лишь тогда назначать препарат. В противном случае вирус мутирует и человек станет носителем и разносчиком новой заразы, с которой мы еще не знаем, как сражаться».
Вам уже представился захватывающий роман о вампире, борющемся со страшными вирусами и одновременно пытающемся сохранить баланс в непростых отношениях с родственниками? Вам уже хочется его прочесть? А теперь представьте, что все это погребено под обломками двух других громоздких романов, повествующих о поиске артефакта и заточении в магическом кристалле.
Да, в них есть сложная многоступенчатая мифология («Два брата, божественный Тамаэн и Кхорт, решили создать мир.… столкнулись, не в силах договориться о том, кто будет населять… Тамаэн создал себе подобных магов… энергией извне…Кхорт создал сангуисов, существ с внутренней энергией. И вмешался Отец Богов, воскресив мертвых. Но лишились они своей вечной жизни и магической силы. Так появились люди. Укушенные маги напоили вампиров кровью, передав им свою долгую жизнь»). И есть завораживающие мрачные описания платформы-ловушки. Но... Я не знаю, как донести до автора мысль, что в таком виде эти сплавленные воедино эпопеи нечитабельны. У меня огромное желание вырезать из текста только линию Бена-учёного и насладиться ею как отдельным романом — вполне полноценным, с хорошим психологизмом и более чем достаточной интригой. Вероятно, если другие составляющие монструозного на данный момент образования будут выделены в самостоятельные книги, я и к ним обращусь с интересом. Возможно. Но я хотела бы иметь возможность выбора, а не подвергаться насильственному ознакомлению со всем корпусом сочинений автора, втиснутым под одну обложку.
Стилистические моменты, которые меня оцарапали:
«мужчина почти что обреченно вздохнул», «извиняющим тоном продолжил мужчина», «некоторое время парень просто не мог вдохнуть» — в тексте такого уровня не ожидаешь встретить эти кокетливые попытки уйти от повторов. Подобные гендерные пометки в отношении уже известных персонажей выглядят странным атавизмом. Старые добрые местоимения всё ещё способны работать.
«Из волчьей пасти разнесся рев»
«Палец, до этого лежащий на спусковом крючке, сделал выстрел» — хорошо как, и оружие с собой носить не надо.
И, конечно же, числительные, написанные цифрами.

«Самый злобный вид», Андрей
Удача романа в том, с какой заразительной увлеченностью автор играет в свой мир. Недостатки — в том, что в такой мир играют в каждом писательском дворе. Все вопросы причин и предпосылок остались за кадром, наверное, о них вспомнят во второй или третьей книге. Нам предлагается пройти квест по обмену фишек на ходы, магических артефактов на продукты производства. Попаданческая «Монополия» была бы лучше в виде настолки, чем романа. Справедливости ради, — хороший пример фэнтези, где всё понятно с механизмом перемещения героев в другой мир. Молния, все дела... Без излишней накрутки, простенько и со вкусом. А вот довольно легкомысленное и быстрое принятие ситуации и своей новой сущности — тут уже малоубедительно.
В связи с тем, что роман откровенно только первая часть дилогии или трилогии, композиция поплыла — затянутое начало, где вниманием автора полностью завладел нудизм, обрыв посреди ровного течения событий. Интересно читать становится с момента появления барона. Выстраивание вассальных отношений получилось занимательным, потому что даже кое-где замахнулось на психологизм. Чего в остальных линиях и близко не водится, чувства в романе вообще начисто игнорируются.
Интересными показались проколы с постройкой церкви, спешные попытки как-то этот просчёт оправдать в глазах местных. В финале мне показалось, что автор расписался, и у второй книги есть надежда стать более оригинальной и продуманной.

«Чёрная луна», Мария Заярная
На фоне вопиющей наивности есть несомненные плюсы. Например, отсутствие хэппи-энда. Автор очень не в ладах с собственным текстом и то и дело путается — то героиня огорчена, что деспот-отец не пустил её замуж, то возмущается, что несостоявшийся жених посмел её замуж звать, отец дерзко отчитывает наглеца — а потом выясняется, что это всем известный бандит, который держит в страхе всю деревню. Держит-то держит, но кузнецу достаточно цыкнуть на него — и тот присмиревший, как котёнок, выполняет поручения. Подруга вызывается героиню защитить, хотя и знает от кого, а потом впадает в ужас, как будто не знала, с кем предстоит столкнуться. Лавочник вздыхает, что перед ярмаркой в лавке будет мало народу, а чуть ли не строчкой ниже говорится о том, как много оказалось покупателей. Ощущение, что автор не только никогда не перечитывает того, что написал выше, но и не держит это в памяти как совершенно ненужную информацию.
Много и по всем фронтам предстоит работать над языком.

«Забыть солнце», Анна Ларичкина
Текст о маленьких девочках, которые мечтают казаться взрослыми, наверняка принадлежит перу столь же юного автора. И с этим связана первая и самая серьёзная проблема этой работы. Произведения пишутся на жизненном опыте. У автора его нет. Никому не интересно читать о том, чего автор не знает, не умеет описать и не может придумать. А пока мы видим именно это. Мечты о первой любви, которую подросток представляет себе в терминах простенького сериала для тринадцатилетних.
Жизненный опыт со временем приходит, но для создания художественных произведений нужны также фантазия, способность создавать свои миры, понимание психологии, повышенная наблюдательность, дар слова. И здесь уже дело обстоит значительно хуже, потому что ни одного из требуемых для литературной деятельности слагаемых не наблюдается. Сюжета нет — есть мечты о мальчике и платьице. Мальчике, который возьмет за руку и поведет в прекрасное далеко. Просто за то, что героиня девочка. Этим и сюжет, и фабула, и конфликт, и идея исчерпываются. Разбавляющие мечты фантдопущения впитаны из фильмов для подростков типа «Сумерек». Эти элементы жадно проглочены и мало переварены (сцены с деревьями, Антарктида со старейшинами откровенно указывают на первоисточник), так что я бы не стала говорить даже о сознательном заимствовании.
Понимание мотивов, которыми люди руководствуются в своем поведении, осознание наличия у человека целой гаммы переживаний, сложности комплекса духовных и эмоциональных потребностей — также начисто отсутствуют. Не удивительно, что автор так мучается с диалогами. Диалог — это обмен информацией, мнениями, отражение взаимодействия между людьми, но главное — отражение мыслительной деятельности и переживаний. Персонажи текста неспособны общаться между собой, они исторгают из себя проходные фразы, которым учат на первых уроках иностранного языка. «Привет, меня зовут Наташа. Мне шестнадцать. Ты очень красивый. Спасибо. Я хочу пить. Как пройти к гостинице». Если вы не знаете, о чем говорят ваши персонажи, не стоит вымучивать километры приветствий. Не нужно увеличивать длину страницы бесконечными «Как твои дела? — Хорошо. А твои? — Тоже хорошо».
Каким бы фэнтезийным ни было фэнтези, какой бы сверхъестественной ни была мистика, от правдоподобия никуда не деться. Вот интересно, автор сам сознаёт пропасть между двумя соседними предложениями — в одном героини планируют выскочить замуж за любовь всей своей жизни, с которой познакомились два дня назад, а в другом просят мам разрешить им погулять часок после школы? Нет, вполне возможно, что шестнадцати-пятнадцати и даже одиннадцатилетние девочки думают только о браке, но тогда следует перенести действие в Среднюю Азию прошлого века. Тогда логично, что у них нет других планов, кроме как перейти в юрту мужа.
Впрочем, ладно; возможно, девочка выросла в семье, где нет возможности получить образование, уехать из провинции, найти какой-то интерес в жизни, кроме мальчиков и брака. Если её окружает нищета, безысходность и малолетние матери-одиночки, возможно, мальчик это потолок грёз. Но давайте посмотрим на ситуацию с точки зрения 162-летнего вампира, который «увлекается недвижимостью и машинами». Что он может найти в школьнице, неспособной связать двух слов? Плохие новости: взрослые (даже не 162-летние) умные интересные люди не хотят, чтоб их «девушкой, невестой, а потом женой» была несовершеннолетняя дурочка, которая рассказывает на свиданиях «про школу, что мы сегодня делали». Девочка с таким айкью не привлечет внимания даже студента первого курса.
Если автор нацелен перейти к созданию осмысленных текстов, то необходимо бросить смотреть сериалы, читать любовное фэнтези и ассоциировать литературу с перечислением иномарок и сакраментальным «он предложил мне стать его девушкой». Лет пять читать только классику. Повторно пройти школьный курс (чтобы не было таких феерических заявлений, как «Я родился в 1849 году в Петрограде, по-новому Петербург»). Закончить университет, попутешествовать, поработать, а потом уже на этой базе вернуться к мысли что-то написать.
Из частных замечаний, которые мало на что-то повлияют.
«и поднял руку в сторону прохода», «Я не подхожу под человеческую жизнь» — пожалуйста, разберитесь с употреблением предлогов, согласованием и остальными правилами русского языка.
Лучше остановиться на одном из уменьшительных от имени Виктория — или манерное «Вики» или мещанское «Викусь». Представитель золотой молодёжи не будет каждую минуту переключаться на режим «я гопник». И «привет, девчонки» тоже говорят только в кругу учеников техникума.
«У тебя на редкость феноменальная проницательность» — масло масляное, «феноменальной» без «на редкость» достаточно.
«Мы дошли до высокой заснеженной горы. Макс ударил по ней кулаком, снег осыпался, и перед нами возник железный ангар» — это что-то из эпоса прямо... Стукнул кулаком по горе, топнул по сырой земле — и она задрожала, крикнул на синее море — и оно расступилось...
«Никто не мог раскрыть нашу тайну за два дня» — естественно, когда приглашают на вампирскую вечеринку, подписываются «Вампир» и прилюдно пьют кровь, догадаться очень сложно
«Подойдя ко мне, она представилось Ириной. Я не понимал почему я, что, такая как Ирина нашла во мне. У неё было много денег, огромный очень красивый особняк. Девушка привела меня к себе, отмыла и нарядила в изысканные одежды. Я был для неё как игрушка, она таскала меня на все светские мероприятия и демонстрировала своим подругам» — в те времена не подошла бы, это неприлично. Не представилась бы. Её должны были бы представить. Не Ириной — назвала бы полное имя, титул. Не привела бы к себе — если только она не проститутка и не в доме для развлечений живёт. Не таскала бы на мероприятия — ей бы указали на дверь на первом же мало-мальски пристойном вечере.
И неплохо бы определиться кто героине Наташа — подруга или сестра. Если сестрой называют в переносном смысле, то как-то подчеркнуть

«Игрушки дьявола», Кайри Стоун
Колесо сансары и идею расплаты за грехи заслонило смущенное хихиканье автора по поводу однополости героев. Если хочется писать слеш — пишите, кто ж запрещает? Но зачем такие пассы для того, чтоб свести героев в постели? А именно гомоэротика оказалась в центре внимания. Любую эротику, в том числе однополую, писать ох как непросто. Начинающему автору лучше оставить её на потом, иначе получится либо слащаво, либо смешно. В данном случае получилось откровенно анимешно. И зачем так много сентиментальности? Несчастная любовь, сиротка, бездыханные тела в конце...
Очень нехорошо, что предыстория героев изложена в диалоге. Получился не диалог, а лекция. Повествование неумелое, язык примитивный, орфография и пунктуация на авось. Возможно, это первый литературный опыт, и судить строго не стоит.

«Соня и Константин: моя печальная история как я стала вампиром», Шмокин Дмитрий Анатольевич
Итак, есть намерение — написать рассказ про обращение. Прежде всего надо задуматься: что уникального будет в этой истории? В чём будет козырь? Почему мы должны пожалеть героев или ужаснуться?
В наличие героиня, о которой мы знаем только три факта у неё есть собака; у неё есть мама; она учится в институте. Как личность она так и не раскрылась. К ней прилагается «вамир обычный, трафаретный». Совершенно не нужно повышать ставки, делая своего вампира потомком Дракулы, самим Дракулой, отпрыском Люцифера, сыном древнего божества. Громкие имена не вытаскивают автоматически рассказ на более высокий уровень, они только обнажают его слабости. Завладеть вниманием читателя и продемонстрировать все сверхъестественные атрибуты способен и совершенно обычный, обращенный лет восемь-десять вампир со скромной родословной. Тем более так удастся избежать экскурсов в прошлое, которые в подавляющем большинстве рассказов заканчиваются разными казусами. Есть в тексте встречи под луной и смертельная болезнь. Вампир и девушка друг друга полюбили, и он её обратил. Пока что ни одного слагаемого, которое бы нам уже ни было известно из сотен подобных историй. Почему же мы должны прочесть эту? Когда появится ответ на этот вопрос, тогда у текста появится шанс на успешность.
Из хорошего — мрачно-готический настрой автору удается. Встречаются удачные образные описания и меткие фразы: «Несколько слишком худых кошек, похожих на неудачную работу таксидермиста»
Рассказчика всегда характеризует не очень, когда он начинает путаться в заявлениях уже в первых абзацах. «Мне так хотелось пнуть от досады своего любимого пса, который на ночь глядя собрался гулять» — читаем мы. Но далее: «Время уже за полночь» Это уже не «на ночь глядя», это уже ночь. (И очень это непорядочно — пинать своего пса.)
«Джека не было на улице, понятно он побежал в городской парк» — ночью героине приспичило вывести собаку; собак выгуливают по устоявшемуся расписанию, вечером — обычно сразу после работы или после ужина. Если героиня не садистка, игнорирующая потребности своего питомца, то так она и сделала. После этого стоит вымыть псу лапы и забыть о его прихотях до утра. Воспитанная собака должна в это время спать на своём лежаке. Но даже если у собаки вдруг расстройство желудка, то какая хозяйка не возьмёт сначала пса на поводок, а потом уже скажет ему: «Вытряхивайся»? Удивительно, что собака ещё не потерялась.
«я прямо так вывалилась на небольшую лужайку, окруженную плотной стеной колючих, переплетенных между собой веток и замерла. Посреди небольшого пустыря, о существовании которого я даже не догадывалась, хотя прожила рядом с этим парком почти девятнадцать лет» — так что у нас? Парк с лужайкой или пустырь? Это разные вещи. И вряд ли героиня никогда не приводила сюда пса побегать.
«Я тихонько взяла своего пса за ошейник и, стараясь не шуметь, потащила его обратно к кустам» — «Пристегни поводок!» — вопит читательская аудитория.
«Любовь с вампиром это нечто абсолютно невообразимое. Трудно поддающееся описанию человеческим языком». Именно это мы пока и наблюдаем — автору сложно найти выражения.
«Моя мама, придя ко мне, была в ужасе»
«хлопок обтрепанных крыльев тусклого мотылька»
«из-за плотно переплетённых стеблей кустарника» — у кустарника ветви
«Из стоялого зеркала воды торчали сотни недвижимых голов маленьких рыбок. Они, как и все встреченные нами обитали, парка не издавая не единого звука, всплеска, смотрели на нас маленькими черными глазками» — стоялое зеркало? Имелось в виду: «зеркало стоялой воды»? Какие звуки должны были издавать рыбки? И отчего их головы зафиксированы на поверхности воды? Глазки — скорее птичьи описаны.
«Но из-за своей проникающей в друг друга многослойности очень похожий на обветшалые гобелены» — гобелены однослойны. Но Бог с ними; что такое проникающая друг в друга многослойность?
«Я сказала это искренне, мой страх перед ним сменился необъяснимой жалостью к нему» — россыпь местоимений.
Лечится тщательной работой над каждой фразой, запойным чтением и штудированием учебников по русскому.

«Съешь меня, или Как стать аппетитной для вампира», Кайри Стоун
Рассказ похож на главную героиню. Идея, может, и аппетитна, а вот исполнение тщедушное. Текст следует откормить, приучить к здоровому образу жизни, избавить от истерик, нарядить и причесать. В отличие от Златозара я даже не знаю, чем порекомендовать заняться в первую очередь, потому что плачевно все.
Наверное, для начала следует избавить от мании величия главного героя, который в своем лице явил пантеон известных личностей разных веков.
Потом вытряхнуть из текста шаблоны и жеманности, собранные на просторах женской юмористической прозы. Затем превратить персонажей из условных гротескных фигур в живых людей с мыслями, чувствами, прошлым, планами, а не только условными рефлексами. Кто такая Лиза? Что она любит, чем увлекается, что ей интересно, кроме как разглядывать витрины магазинов и дуться на Валиева? Чем занимается на работе? Почему она перестала следить за собой, что её подкосило? Не разочаровывайте меня, говоря, что только потому, что ей было лень готовить. Такая героиня ничего, кроме недоумения не вызывает. Возникают подозрения, что она страдает от некого физического недуга и психически неуравновешена. Запускать себя — характерно для людей с психологическими проблемами. Но отчего тогда она удивляется, что парень не пришел на свидание? Нападение на вампира и требование её съесть тоже не лучшее свидетельство адекватности...
Что можно сказать о Диме и Полине, помимо того, что они типичные представители офисного планктона? Пока ответов на эти вопросы нет, нет и стимула следить за изменениями в рационе Лизы. Если только читатель не диетолог. И тот придёт в ужас, потому что разработанная вампиром диета плачевно скажется на девушке, которая находится на грани с анорексией. Пока что нам предлагается интересоваться судьбой девицы, которая не демонстрирует ни ума, ни глубины чувств, ни талантов, ни индивидуальности. Она ест, возбуждается, обижается, устаёт. Всё.
Как ни странно, вампир ещё менее интересен, хотя ему по званию положено быть загадочным. Но существо, которое увлекается столь невыразительной человеческой особью, и само оценивается как посредственное.
Если говорить о языке, то здесь работы невпроворот. Текст очень разболтанный, неряшливый, кривляющийся. Почему так скачет время повествования? То настоящее, то прошедшее, потом снова настоящее... Пунктуация, опечатки, речевые ошибки…
«В последнее время по новостям передавали, что по ночам в этом парке нападает неизвестный мужчина» — можно сказать: «по телевидению», «по радио», «в новостях». «По новостям» — пугающий кентаврик.
«Он усмехнулся, и слегка прищурив глаза ответил: — Я на разгрузочной диете…
Я чуть не поперхнулась от такой отповеди» — посмотрите, пожалуйста, значение слова «отповедь».
«Я зябко куталась в толстовку своего костюма» — толстовка это толстовка, костюм это костюм.
«ноги с трудом перебирала» — по косточкам?
«со списком нравоучений, последовательность действий и коробочками для обеда» — хотелось бы видеть предложение согласованным; коробочки «с» обедом? Вообще, полагаю, он ей выдал контейнеры?
«И вдруг, неожиданно, в мое ухо дыхнуло теплым воздухом, который напомнил о том, что это одна из моих эрогенных зон, которая отдалась приятной дрожью вплоть до места между ног» — боюсь представить, что героиня ощущает, когда сушит волосы феном… Место между ног называется промежностью.
«А когда вылезла, он мне устроил массажный салом»; «— Ты чем ночью занималась? — Нарушив тишину, спросил вампир. — Спаса» — опечатки, опечатки… Не хочется думать, что автор не знает, как пишется слово «салон».
Честно говоря, в основательной правке нуждается каждое предложение.
Вопросы по логике сюжета тоже имеются. Например, отчего вампир не зачаровывает своих жертв, а позволяет им себя хорошо запомнить и опознать. «Они недолго думая подошли к лавке, за кустом около которой пряталась я, и уселись бессовестно обжимаясь» — не говоря уже о колченогости фразы, задумаемся: поздним вечером в плохо освещённом парке, где регулярно совершаются нападения, влюбленная парочка решает искушать судьбу? Отважные.
Вообще, история сильно напоминает сон или болезненное видение, застигшее героиню после того, как она рухнула за куст и потеряла сознание. И в такой трактовке рассказ обрёл бы некое очарование за счёт иронии: Лиза снова и снова переживает обиду, нанесённую несостоявшимся ухажером, и фантазирует, как могли бы развиваться события. Тогда — почему бы и нет?

«Молодость моего мира», NetkaSmith
Детали-приметы эпохи интереснее сюжета, героев и... ну, в общем, всего. Происхождение, социальная среда, из которой хочет вырваться герой, получилась более выпуклой, чем какие-то там вампиры. Логика поведения этих вампиров вызывает недоумение и жалость. Устраивают цирк, демонстрируя свои способности к регенерации, на больших тусовках воруют кровь, выкладывают всё про клан, кодекс, Маскарад, слово не держут, после смерти главы клана хнычут растерянно...
«Я сидел в библиотеке и обдумывал один вопрос, и мой взгляд блуждал по стенам. И тут на глаза мне попалась одна надпись. Юность — пора раздумий» — судя по финалу, герой вспоминает о своем становлении годы спустя. И вот этот взгляд издалека следует подчеркнуть.
«Работа это была не пыльная, ведь станки были неубиваемые, посему налаживать их нужно было нечасто» — очень интересные представления о работе на заводе. Кроме того, никто не отменял воинскую повинность. Не в первом произведении уже попадается такое игнорирование призыва. Судя по контексту, Олег парень крепкий, метотвода у него не было. В вуз он не поступал, в техникум тоже (кстати, вопрос, почему, если тяга к музыке и лучшей жизни). Так как герой откосил от армии?
«Бесился порой страшно, но бросить эту тягомотную жизнь я не мог. Ещё бы в тунеядстве обвинили, отцу бы выговор с лишением премии. Уволили бы еще чего доброго...» — уволили отца или героя? Снова вопрос, почему Олег не пытается поступить в институт. Это легче, чем в вампиры.
«Отец мой на этом заводе работать начал ещё до войны, был электросварщиком первой категории, дослужился до начальника цеха» — далее упоминается: «Это у меня от деда, которого даже отсидка в тридцать седьмом не сломала». То есть деда вот так легко выпустили и не сослали никуда вместе с семьей? И его сын только-только после ареста деда («еще до войны») принимается на работу и успешно строит карьеру, несмотря на репрессированного родственника?
Каким образом такая разгульная малина существует на квартире приятеля? Ещё до перестройки? Куда смотрит милиция? Соседи?
«Ведь ставши вампиром, как Влад, я буду свободен от телесных нужд в деньгах и пище» — а как герой намеревается себя обеспечивать? Откуда мечты о довольстве и загранице? Ему никто ничего такого не обещал.
«Молись тварь, тебе не жить! — очнулся Влад» — сказал вампир, укорявший героя в неинтеллигентности...
«Если вы не выпьете его — наш клан распадется. И мы останемся без покровителя» —
И, конечно, нужна серьезная вычитка.
«и музыке джаз» — зачем уточнять, что «музыка»?
«в четырёхкомнатную его бабкину квартиру» — так его или бабкину?
«безцеремонно», «безприкословно» — бесцеремонно, беспрекословно
«мне лучезарно улыбнулся и глядя мне прямо в лобные доли мозга» — перебор с местоимениями
«взяв бутылку, метнулся на кухню, взял хрусталей» — повтор
«сказал что ему 27», «говорили мне 2 недели назад», «Через минуты 2» — в художественном тексте числительные не пишутся цифрами
«Меня больше пугает то, что с нарушением Маскарада я потеряю ту часть себя, которая умеет мечтать, ностальгировать. И стану зверем, как говорится, в полный рост. Тем зверем, которым я пришел к Владу когда-то» — утешает, что, став вампиром, герой нашел способ записаться в библиотеку. Но вообще-то самообразование и образование доступны и без крайних мер.

«Марго», Елена Ораит
«Мерцелл — город-государство одноименного параллельного мира. Считается, что это самый древний город одного из самых старых миров. Главный его принцип — правление народа, народом и для народа. В общем, вполне себе Земная Франция. Мир, в котором любое магическое существо, будь то гном или эльф, вампир или оборотень, может существовать или спокойно проживать. Также здесь, в этом мире, не существует языкового барьера. Все достаточно просто: попадая в этот мир, начинаешь говорить на нужном языке, на языке Мерцелла, как по взмаху волшебной палочки…»
И после напоминающего вводку к компьютерной игре экскурса в историю и государственное устройство Мерцелла совершенно неожиданно: «Марго попала в этот детский дом, будучи еще совсем ребенком». Кстати, к чему пояснения насчет «совсем ребенком»? В детский дом не попадают взрослые.
Автору трудно выражать мысли словами, но он верит, что читатель сумеет разгадать зашифрованное в тексте. Увы, это не всегда возможно, слишком много пробелов, слишком многое оставлено нам на собственное усмотрение.
«В общем, вполне себе Земная Франция» — наверное, имеется в виду республика?
«Маргарита часто сбегала из детдома и жила, как бездомная» — если она сбежала из дома, то очевидно, что жила как бездомная. Автор решил не заморачиваться с подробностями жизни на улице, хотел чтоб мы представили всё сами.
«Спустя пару дней Марго удалось сбежать из детского дома. Первым делом девочка отправилась по тому самому адресу, где когда-то проживала ее мать. Когда же Маргарита пришла к дому, то поняла, что это новостройка. Видимо, старый дом, в котором жила ее мама, давно снесли. Этого дома давно уже не было. Раньше это был двухэтажный деревянный дом, а сейчас возвышалась красивая новая постройка с множеством этажей. Мерцелл постепенно обновлялся и обрастал новостройками» — повтор на повторе и повтором погоняет. Детского дома, к дому, старый дом, этого дома, деревянный дом. Новостройка, постройка, новостройками.
Текст очень косноязычен, наивен, непоследователен, кишит повторами и неправдоподобностями.
«Прежде чем Марго успела хотя бы удивиться, болт из шлифованного дерева почти полностью вошел в плечо одного вампира». Марго не успела удивиться, зато как я удивилась! Откуда вдруг вампир в тексте взялся?
«Достала свой меч, который у нее остался со времен, когда она работала с охотниками» — что? Откуда это она так играючи извлекла меч? В карманах завалялся?)
Обилие сленга, кривоватых оборотов и сравнений, смысловых ловушек не облегчает восприятие написанного. «…из машины вылезли несколько мужчин», «И теперь Марго думала, как же от них смыться».
Пока действие развивалось в вымышленном мире, это можно было скрепя зубами терпеть, но попытка выбраться из него в Россию совсем подкосила. Как она попала в Россию из параллельного мира? Большой-пребольшой рояль — давно потерянный папа в первой же очереди в гостинице.
«О боже, ее отец вампир. Вот, значит, откуда у нее желание крови. Было видно, что девушка еще только начинает осознавать тот самый факт, что она рождена быть вампиром. Она и предположить не могла, что генетика отца отличается от генетики вампиров Земли» — зачем так удивляться, если уже два года питаешься кровью, ускоренно регенерируешь и любишь холодные подвалы? И что там про виды вампиров с разной генетикой?
Жила-жила, вампиров ловила и вдруг споткнулась на ровном месте и оказалось сама вампиршей.. Как так? Почему никто не проверил труп друга, напарника, члена команды –кто он всем им приходиться? — легко поверили новичку.
Эпилог совсем разочаровал. С вампирскостью она смирилась — ладно. А папа хорошо для соратника, но плох как родственник. Почему?

«Солдатская любовь», Александра Зырянова
Не ожидала, что так влюблюсь в этот рассказ. По названию ожидала чего-то навязчиво юморного или ядерно сентиментального. И вопреки ожиданиям — сбалансированный текст с хорошо дозированным юмором и неплохой стилизацией. И долей мистики, конечно же: пробуждение среди могил после вампирского сладкого морока — ух, как хорошо! Голосовала за выход рассказа в основную номинацию. Законченная история с ироничной улыбкой, а может, даже лёгкой насмешкой — над героями, над читателями.

«Метель», Blanka korniko
«По прогнозу синоптиков с утра должен был пойти снег, но он начался после обеда, а к вечеру замело, завьюжило, да так, что на дорогах все машины тормознули и встали в пробке» — неплохое начало, сразу задающее тон и вводящее с места в карьер в ситуацию. Снегопад, пробки, уже ясно, что у героев будут проблемы. Для того чтобы не портить этот бодрый старт нужно разобраться с правилами построения предложений. «С утра должен был пойти снег, но» намекает, что «но не пошёл» или «но полил ледяной дождь». Чтобы акцентировать внимание именно на времени начала снегопада, «снег» нужно передвинуть: «снег должен был пойти утром, но снегопад начался только после обеда, зато к вечеру уже вовсю замело, завьюжило».
«машины тормознули и встали» — тормознули это немножко не то, достаточно просто «встали в пробке». И, кстати, не только машины встали, маршрутки, автобусы тоже пострадают.
«Добраться с работы домой не представляло никакой возможности, впрочем, если только своим ходом» — «никакой» — это если ни на машине, ни пешком, ни на метро, ни на вертолёте, ни на роликах, ни верхом на лошади. Вот тогда действительно никакой. А «своим ходом» добираются с работу и на работу многие люди, и весьма успешно.
«но это в том случае, когда твоя машина осталась в гараже, а ты, прислушавшись к совету метеорологов, воспользовался общественным транспортом» — а если не прислушался, то можно оставить её на стоянке и таки воспользоваться общественным транспортом.
«Да еще понадеялся, что в снежную погоду минуют тебя дорожная пробка, и ты легко доедешь домой» — пробки в часы пик не новость, в мегаполисах и без метели они случаются, так что нужно быть очень наивным, чтоб надеяться на лёгкое возвращение домой.
«— Что ты предлагаешь? Бросить машину, идти пешком?
— Нет. У меня есть предложение получше. Здесь недалеко есть ночной клуб «Ретро», пересидеть дорожный коллапс в нём» — по факту она предлагает именно это: бросить машину и идти пешком. Они действительно её оставили (что можно было сделать и раньше, не теряя времени и с гарантией, на стоянке возле работы) и действительно пошли, явно не телепортировались в клуб и не на осликах доехали. А вот дальше начинается настоящая проблема рассказа, потому что любой, кто бывал в ночном клубе, знает, что работают они по ночам. Те, кто не бывал, могут сделать такой вывод из названия. Обычно эти заведения открываются в районе десяти-одиннадцати вечера. Героиь и остальных сотрудников отпустили на час раньше. Даже если они работают до восьми вечера, то рассказ сейчас закончится, потому что идти девушкам всё ещё некуда и упыри всё ещё сидят по домам. Так что либо нужно устраивать рабочий аврал и задерживать героинь допоздна, либо переносить место действия из клуба в бар.
Почему девушки выбрали такой сложный путь решения проблемы, тоже непонятно. Можно было добраться до ближайшей остановки, затем до метро... Героини работают в промзоне, совсем на окраине, откуда никак не выбраться? Но первый абзац рассказа намекает, что возможность доехать на работу общественным транспортом всё-таки была.
«Швейцар у дверей, поприветствовав девушек, оглядел их с ног до головы» — снова большие сомнения; если это не центр (где на каждом углу остановки автобусов и станции метро — простите, я снова к основной теме), то руководству заведения и персоналу не до жиру. Кто-то завернул по случаю в снегопад — и тому должны радоваться. Пока выглядит так, что первая попавшаяся забегаловка у дороги. Если это какой-то очень уж стильный клуб, то Ксюша должна была иначе о нём рассказать, с придыханием. Швейцары в гостиницах, на входе в клуб обычно стоят охранники.
«Красотки, одеты неплохо, в норковых шубах, ухоженные. Таких можно пропустить», — а каким чудом мы залезли в голову охранника? Почитайте, пожалуйста, о фокализации
«Первый дресс-код девушки прошли, второй был в раздевалке, где они сдавали шубы на хранение» — имеется в виду фейс-контроль? Дресс-код не проходят. Раздевалка — это если бы они пришли в аква-парк, фитнес-клуб, баню. Место, куда сдают верхнюю одежду, достаточно назвать гардеробом.
Худо-бедно до клуба добрались, оставили за кадром его статус и расписание работы, и подошли к самому потенциально выигрышному. Предположу, что автора немало вдохновил фильм «От заката до рассвета». И там по приезду в клуб начиналось самое интересное. В рассказе у клуба есть своя специализация, он нацелен на любителей ретро, вкупе с вампирским долголетием это должно звучать иронично. Тут должны быть яркие описания, должна завертеться интрига. А если не интрига, то экшен, как в фильме. Но ни того ни другого. Рассказ уже выдохся, повествование плетётся вяло, девушкам скучно, читателю скучно, автору скучно. Сразу просчитывается, что новый знакомец вампир, а когда посетители берут девушек в кольцо и начинают ужинать, то кажется, что автор торопиться закруглиться, потому что это тяжкая обязанность — о чём-то писать. Финал, который должен быть кинематографично кровавым и впечатляющим, комкает, ноутбук закрывает и с облегчением говорит: «Ну вот, закончил наконец».
В каждой истории должна содержаться некая мораль, урок, который читатель для себя выносит. Например: девушки, не гоняйтесь за богатыми женихами, они могут оказаться старыми упырями. И тогда надо с самого начала выстраивать рассказ соответственно: рассказать о том, что подружки мечтали заполучить кого-нибудь из богатых клиентов в мужья, раньше упомянуть об их соперничестве, идею поехать в клуб подкрепить мотивом встретить там подоходящего кандидата. Ксюша может тогда помяться, не желая выдавать Веронике место, где водятся завидные женихи, но перед перспективой мерзнуть в пробке выдать важную информацию: знаешь, здесь есть один клуб, в котором можно подцепить крутого бизнесмена. Уже в клубе можно оживить действие соревнованием между девушками, кто быстрее привлечет внимание Митрофана, показать, как каждая из них старается оттеснить подружку. И когда одна из них будет ликовать, что одержала верх, её показательно съесть. Простенько, но уже сюжетик. Или: девушки вынуждены вкалывать от заката до рассве... простите, не удержалась... с ранней зари до глубокой ночи, потому что шеф строгий, проект коттеджа надо срочно сдавать. Подружки из сил выбиваются, между собой обсуждают, что надо работу менять. Из-за дедлайна и метели застревают посреди почти ночного города в пробке и идут отогреться и поднять себе настроение. Мечтают, как завтра уволятся. Обещают себе, что хотя уже сто раз собирались это сделать, теперь-то уж точно так и поступят. И только им удаётся воспрять духом — их съедают. А читатель делает вывод: не затягивайте с переменами, не давайте загонять себя в угол, а то выпьют из вас всю кровь. А может быть, Ксюша в сговоре с владельцем клуба, раз заманивает туда Веронику... А может быть... Вариантов идеи и интересной фабулы десятки, автору надо лишь решить, о чем же он хочет рассказать. Пока же есть зарисовка о погоде и клубе с музыкой прошлых лет. Вокруг этой зарисовки надо выстроить сюжет. Девушек сделать полноценными персонажами. Даже если они пустенькие и глупенькие, читатель должен видеть, что они такими задумывались, а не получились просто потому, что автор спешил.
Язык очень слабенький, бедненький, много ошибок, не только стилистических, но даже орфографических («смерившись, они собрались попробовать себя в шейке»).

«Охота», Пимонов Сергей
«Ночь, ветер, людишки. Рассказчик находится на какой-то высокой точке, созерцает ночной город, суету или пустоту, размышляя о Важном. Любовь и ненависть, смерть и бессмертие, страх и власть и так далее» — это цитата из заметки «Инстинктивный вампирский роман», посвященной штампам вампирской прозы. Заметка написана давно, но все еще актуальна...
Идея рассказа понятна: на каждого с топором найдётся кто-то с кувалдой. Самонадеянность подводит и сильнейших. Не могу не оценить и шутку с именем героя. Но история кажется недоработанной. Главный герой упивается своей силой, властью, безнаказанностью. Из его внутреннего монолога можно сделать вывод, что поблизости нет никого, кто способен с ним справиться. Вампир не осторожничает, не ждёт подвоха; откуда же взялся новый хищник? Почему нам не раскрыли в конце тайну появления более удачливого охотника? Был ли это просто более сильный соплеменник или особь другого вида? Как вообще происходит разделение территорий в этом художественном мире? Один город — один вампир? Каждому вампиру по району? Есть ли борьба за территории, иерархия? Почему вампир не в состоянии опознать родственную особь?
«он следовал за топотом её ног, но не биения сердца» — «за биением»; следовать за топотом затруднительно; обычно вампир не только слышит сердцебиение жертвы, но и чувствует запах её крови, исходящее от человека тепло. Азарт преследования может лишить осторожности, но несколько раз подчеркивается, что герой по природе хищник в квадрате, а хищники водимы инстинктом. За годы (десятилетия, столетия) охоты эти инстинкты отточены. Их не так легко обмануть или выключить. Актеон же не только не отличает вампира от человека, но и мужчину от женщины.
Текст требуется отредактировать, убрать повторы, смысловые ловушки, несогласованности.
«Вот то, что ему в этом городе нравится больше всего — с наступлением темноты жизнь здесь не затихает, в любое время ночи не составит труда найти кого-то, не отошедшего ко сну и бродящего по ночным улицам в поисках чего-нибудь, что сможет утолить его жажду» — к концу предложения не ясно, кто и чью жажду утолять должен.
«сразу же направился в ту же сторону, в которой секундами ранее скрылась одинокая фигура»
«узнав, что где-то неподалёку дремлет вампир, который с закатом солнца выйдет на улицы, любой житель города сейчас же покинет это место; тогда и самому охотнику придётся подыскивать новые угодья» — герой еще более наивен, чем казалось в начале. Даже в самом лютом романе ужасов люди не бежали из города, побросав дома и работу, из-за одного упыря.
«Это чувство в чём-то роднило Актеона с собственными жертвами, многим из которых не хуже него было известно пьянящее состояние, рождаемое охотой. Хотя, конечно, в них эта страсть не укоренилась так же сильно, как в нём — в людях сохранились только остатки животных инстинктов, и они, в отличие от вампира, видят подобное занятие скорее развлечением и источником адреналина, чем образом жизни и единственным способом выживания, как это бывает среди волков или львов» — нехорошее сравнение, вступает в противоречие с метафорой выше: «Однако если любая антилопа при приближении к водоёму не теряет бдительности, то все эти люди едва ли задумываются о собственной безопасности — они даже не догадываются, какая судьба им уготована».
«Запросто убивший бы простого человека сокрушительный удар вернул его на землю, в прямом и переносном смысле». Абзацем раньше уже говорилось: «Сокрушительной силы удар, способный убить простого человека, вернул Актеона на землю — в прямом и переносном смысле».
«Последовавший за этим удар отбросил его в противоположную стену, вмяв в неё и выбив облако пыли, в котором вампир беспомощно рухнул на колени» — странно всё, но особенно озадачило, что из стены выколачивают пыль, как из ковра.

«Подарок вампира», Катрин Клермонт
Снова рассказ, в котором вампир выступает в роли домработницы и повара для одинокой девушки. Умеренная мягкая самоирония окрашивает рассказ в приятные тона. Есть в героине уютность и интеллигентность, помогающая на целые абзацы забывать о том, что типаж слегка социофобной грустной золушки слишком распространён в литературе последних лет.
В начале рассказа нам даётся намек на причины добровольной изоляции героини. Вместе с заключительными сценами это придаёт истории второе дно и позволяет — при желании — сконструировать рациональную рамку-объяснение для мистической встречи. Проясняется и то, почему девушка с медицинским образованием работает почтальоном, и то, почему она может видеть Климента.
Историю Климента очень хотелось вырезать, слишком стереотипная. Сцены семейной идиллии тоже — по той же причине. А вот придуманный вампиром хитроумный способ не идти на поводу у жажды понравился очень. Как и проявление его злой сущности в конце.
Почему-то в тексте регулярно путаются правила оформления прямой речи и мыслей персонажей. И ещё очень вежливые в этом году конкурсанты: не в первой работе встречаю местоимения с прописной буквы в диалогах: «Позвольте помочь Вам». То же самое с числительными: «мне только исполнилось 20», «Я пролежал мучимый болями и лихорадкой 2 дня» — я понимаю, что цифрами писать быстрее, но у нас же рассказ, а не ведомость, верно?
Много замечаний по словоупотреблению и т. д.:
«В соседнем имении проживала дочь купцов» — скольких же купцов она дочь?
«вскочил на дыбы» — на дыбы не вскакивают, а встают, взвиваются
И классика: «Зайдя в подъезд, ощущение тревоги вернулось с удвоенной силой».

«Тропой жрецов», Полякова Наталия, Гинцберг Елена
На мой взгляд, история несколько затянута. В наличии группа товарищей, друзей, вынужденных попутчиков. Они отправляются в путь, у одного из них тайное задание или личная цель — тут автор неоправданно долго держит интригу — остальные его сопровождают и охраняют. Запутанные, местами сложные отношения между братьями по крови, не совсем ясная иерархия в команде — всё это должно было бы привести к конфликту в момент встречи с опасностью, однако участники, надо отдать им должное, ответственные исполнители и с чувством долга.
Стражи-трупы и призрак жрицы могли были бы добавить динамики, но настоящего столкновения не случается. К сожалению и философская часть, на которую, по всей видимости, делал ставку автор, провисает. Беседы Дагмара со жрицей в основном проходят за кадром, мы можем лишь догадываться, в чём же суть верований каждого из них, в чем противоречия между этими персонажами. Намёки и недомолвки. Даже в показанном наконец напрямую диалоге ухмылки и усмешки, туманная многозначительность.
«Туда тебе пути больше нет. Ты мертв, Великий Жрец. Ты разменял себя.
Девушка зловеще ухмыльнулась и заглянула в лицо мага. На удивление тот ответил не менее жуткой ухмылкой.
— Теперь мне везде открыты пути.
Он прошел сквозь нее и уверенным шагом нагнал остальных. Призрак удивленно замер, а потом метнулся куда-то в сторону леса и исчез».
Ощущение, что первую главу можно максимально сократить, укрепляется после слов: «— Тогда отложим. У тебя две недели, чтобы закончить дела и вернуться. Прибыл Коррах, и он хочет тебя видеть. Мы дождемся Вальде, после чего ваша дружная компания будет нас сопровождать».
Не только герои зря шагали; для сюжета поход тоже оказывается не главным. Зачем было нагнетать таинственности, если цель не секретная? Зачем так долго и подробно описывать путешествие? «— Какова цель поездки? — Разведка перспективных точек телепорта для расширения сети. И раскидать метки маршрута, чтобы от них было удобно ехать». — А почему нельзя было сказать сразу что к чему?
Если отрезать первую часть и немного доработать вторую, может получиться неплохой рассказ о становлении личности, верности себе и своим идеалам. А поверх этого хорошо бы ярче прописать всю мистику.

Поверьте вампиру на слово, NikiTaShina
Какая кашица из всего... Неструктурированно, непродумано, шалтай-болтай по стилю, неуместная и одинаковая развязность — понятно, что так пытаются дать речевую характеристику, но во-первых одна и та же интонация у нескольких рассказчиков получилось, во-вторых, они сразу становится настолько неприятны, что читать их откровения и рассуждения не хочется.

Источник энергии, Мария Сергеевна Саймон
Три части рассказа так и не срослись между собой, и произошло это, я думаю, потому, что автор не научился притворяться. Его действительно взволновал и увлёк отрывок о женском обрезании и борьбе женщин из племени масаи за свои права, захватила африканская экзотика. Явно, что эта часть могла шириться и обрастать подробностями, вплоть до того, что превратилась бы в повесть. Но требовалось ввести фантастический элемент, а раз уж вводить его, то напридумывать что-то неординарное, и появился зависший над планетой космический корабль, а потом виртуальные группы самоубийц.
В процессе этого искусственного наращения появились неминуемые противоречия. Люди на космическом корабле — земляне. Они улетели с родной планеты довольно давно. В то время, когда уже появились основные религии и деление на расы и национальности (упоминаются и евреи, и американцы). Но по всем описаниям на Земле — наше время, а не далёкое будущее. Традиция обрезания насчитывает тысячелетия, но её пытаются изобрести на корабле... Скачки во времени? Не поняла.
Ещё одна проблема: получается, стремление Нонгуты к лучшей жизни делает её косвенно виновной в бедах кого-то на другом конце земли. Мы попадаем в этическую ловушку. Нонгута и Мейооли всего лишь не хотят становиться инвалидами, но на них фактически возлагают вину за то, что они не дали собой покормиться и отправили вампиров изобретать новые каверзы. Возможно, задумка была в том, чтоб показать, как давать энергетичеким паразитам от ворот поворот, не позволять кому-то управлять твоей жизнью, но от такого оттенка никуда не деться.
Неизбежно отношение к фрагментам сказывается на тексте. Первая часть — зрелая, образная, эмоционально сильная. Во второй спешные объяснялки. Ну а от Иры автор вообще постарался побыстрее избавиться и спровадить на крышу, потому что она ему совсем не интересна. (Впрочем, мне этого персонажа тоже не жалко — в Африке её сверстница изо всех сил за жизнь борется, а Ира только о том думает, как окружающим нагадить.)

«Проза не-жизни. Становление», Адельмина
Даже не знаю, что сказать… Талант бытописания у автора явно есть. Прелестные описания советского прошлого. Кефирные крышечки и корзины для капусты. Атмосфера темной городской лестничной клетки — загляденье! Но все это существует отдельно от вампирской темы. С таким же успехом Люда могла быть еврейкой, грузинкой, заикой, хромоножкой, рыжей. Самой собой, наконец. Тонко чувствующей неуклюжей девочкой. «Дылдой» в нехорошей школе быть так же трудно, как и вампиром. И тянет все это на повесть, хорошую обстоятельную повесть о взрослении. Честно говоря, на меня произвело бы большее впечатление, выяснись в конце, что никакой мистики и в помине не было. Героиня повзрослела и отложила в сторону грустную сказку о вампирах, которая помогала ей выжить. И получилась бы интересная психологическая вещь. Вампирские намеки рассказ только портят, они ничего нового нам не предлагают. История девочки — хороша. История вампира — банальна и скучна.
К части «реальной» у меня только одна претензия. Слезодавилки какое-то время и на определённой аудитории работают, но только какое-то время и только на очень впечатлительных читателях. Вызвать сочувствие к персонажу и встревожить читательскую душу можно и без нагнетания мелодрамы. «Девочка сидит на скамейке с безучастным взглядом. За что? Сколько можно издеваться над одним человеком? Ведь она никому не желает зла, не знает зависти и сплетен. Вопреки всему, доверяет людям и стремится к ним. Но чего ожидать от остальных, если самые близкие способны на такое?..» — все вот это читатель должен сформулировать сам, вытащив из безоценочных описаний и действий. Чистота и доверчивость героин должна подаваться через действие, реплики, тут и там вкраплённые детали. Именно в этом суть художественной прозы. Прямолинейность огрубляет текст, делает его заунывным и предсказуемым, превращает в эссе на тему детской жестокости. Со времён Диккенса прошло много лет, и история малютки Нэлли сегодня никого не уронит в обморок. Травля в школе, насмешки сверстников, чувство одиночество — каждая пятая или вторая девочка это проходила. Это, увы, данность. Сложно написать о детской травме нечто сильное после того, как появились «Чучело», «Верочка», «19 минут».
Вампирские приметы — слишком напролом. Дедушка, прямым текстом говорящий о вампрском прошлом, хватание подружек за горло в стиле Блейда, угадывание обидчиц и т. д. От автора, способного описать кефирные крышечки, ожидается большее, чем каталогизация вампирских штампов. «Дёсны начинают нестерпимо ныть» — каждое второе произведение о вампирах содержит это клише. Зачем же оно здесь? Из всех присущих героине сверхъестественных способностей понравилось только увлечение Люды счетом.
Некоторое недоумение вызывает композиция. Рамка предполагает некую отстранённость, отдалённость от времени пересказываемых событий. Между тем хронология рассказа замирает на подростковом возрасте Люды. Вариант первый: воспоминания захлёстывают девочку сразу после обращения/в процессе перерождения, но тогда дистанция слишком мала, в памяти ребёнка все эти события и так слишком живы. В таком случае рамка лексически не выдержана, потому что выбор языковых средств намекает на то, что рефлексирует над прошлым и происходящим человек уже взрослый, способный к глубоко метафорической речи, получивший некий жизненный опыт. Вариант второй: эпизоды из прошлого проносятся перед глазами уже-давно-вампира, героини-взрослой. В таком случае «голос» новой, преобразившейся Люды-Милены должен звучать громче, давать представление о том, чем она отличается от робкого забитого ребёнка, что произошло, что переосмысленно. А ведь должно было хоть что-то измениться? Но пока что вижу девушку, которая так и не сумела проработать детские травмы. Гадкий утёнок превратился в кровососущего лебедя всем врагам назло, а чувство собственной ущербности, инаковости осталось. И героиня перебирает, как чётки, детские обидки, не в силах над всем этим воспарить. Так и о чём в итоге рассказ, помимо того что это старательное изложение биографии? Что в нём произошло, кроме того, о чем мы знали из первых строчек и даже раньше — из названия? Жила-была девочка, она была вампиром, её травили свертники, она страдала, а потом окончательно обратилась. В чём здесь сюжет? Какой вывод должен сделать читатель, кроме очевидного «обижать отличающихся от тебя нехорошо»?


«Самый злобный вид», Андрей Абабков
А что — оригинально и ярко вышло. Как-то даже представились собственные коллеги, из учреждения, где я сейчас тружусь. Директор, замы и прочая, и прочая бегают в голом виде по лесу и пьют кровь тех, кто попадается на пути. Прелестная картина, в самом деле!:) Говоря серьёзно, читала я с удовольствием, ожидая, что же дальше, как же будет разворачиваться сюжет. Получилось, на мой взгляд, неплохое фэнтези. Динамичное, слегка ироничное. Правда, к середине книги автор несколько завяз в подробностях, увеличивающимся количестве героев, но так нередко случается. Главное, не чрезмерно. Не по шею всё ж увяз. Подытожу: я бы с интересом почитала вторую часть; роман удался. По крайней мере, с точки зрения простого, скромного читателя.

«Игрушки дьявола», Кайри Стоун
Фантазии на тему аниме, как я поняла? Трагичная история любви. Что ж, почему бы и нет. Красивый сюжет, вечная тема. Так и хочется пролить слезинку над судьбой героев. Но: «Его черты лица были аристократичными». Опя-я-ять!
…. Мы говорим Ленин
Подразумеваем - партия.
Мы говорим партия,
подразумеваем — Ленин.
Мы говорим: «вампир» — подразумеваем «аристократичный». Да простит меня покойный Маяковский. И вампиры.
Хотелось бы еще раз пожелать уважаемым авторам не увлекаться штампами.

«Солдатская любовь», Александра Зырянова
Очень трогательный рассказ в «народном» стиле. Персонажи живые, объемные; ни намека на картонность. Кроме того, автор весьма и весьма неплохо владеет языком, выдержал произведение в нужном стиле. Даже если бы хотелось поругать — не за что.

«Подарок вампира», Катрин Клермонт
Трогательно. Весьма трогательно. Девушки, которых привлекают вампиры, — срочно, бегом работать на почту! Только так вы сможете познакомиться с приятным во всех отношениях вампиром. Впрочем, это я так, добродушно подтруниваю. Сентиментальный, душевный такой рассказ, но штампы, штампы! «Высокий, статный, темные волосы», «Аристократическая внешность». Ну да, какой же вампир без аристократической внешности! Ну не может он походить, скажем, на тракториста из села «Кровососовка»J. Или, скажем, быть курносым лысым толстячком с веселой улыбкой. Пусть даже с грустной. Ничего, видимо, с этим не поделать. Девушкам нравятся эти самые, с аристократической внешностью. Ну ладно, пусть так. Поймите правильно, я вовсе не хочу ругать рассказ — он действительно неплох в чем-то. Но штампы все же портят картину.

«Источник энергии», Мария Сергеевна Саймон
Пронзительно-трагичная вещь. Зрелая. Хоть сейчас в какой-нибудь альманах под названием «Современная фантастика» или наподобие того. Почему-то вспомнился Рэй Брэдбери; уж не знаю, почему. К тому же, хотелось бы отметить очень своеобразное, нестандартное понимание автором вампиризма, что еще раз доказывает, что в этой теме всегда можно найти что-то новое, раскрыть ее в совершенно неожиданном и свежем ключе, несмотря на возражения скептиков.
И, конечно же, не «Каран», а «Коран». Энергетика рассказа настолько сильная, что мелкие недочеты не вызывают бурного приступа возмущения, но на будущее хочется посоветовать автору быть чуть внимательнее.


«Забыть солнце», Анна Ларичкина
Милая девичья повесть про охи-вздохи, первую любовь, и благородных вампиров. Умиление она вызывает, но чтобы у читателя возникли еще какие-то эмоции, автору придется поработать.
В повести нет конфликта. То есть — одной из самых важных деталей любого художественного произведения. Едва-едва он возникает, как тут же разрешается. Конфликт мог развернуться, например, если бы Ната отказалась становиться вампиром. Она солнечная девочка, и в вампиров она «играет», и вовсе не чувствует тягу к подобной жизни. Да и в мальчика просто влюбилась. Как в мальчика, но не как в мечту о новой «сумрачной» жизни. И если на примере Наты показать темную сторону вампиризма — это выведет текст на совершенно иной уровень.
Кроме того, повествование нужно сократить. До размеров обычного среднего рассказа. Выкинуть всё это бесконечное пережевывание одного и того же и обсуждение каждого шага. Вся история до обращения девушек сокращается вполне безболезненно, без потери смысла.
Можно немного развить повествование после обращения ГГ — если, конечно, привнести туда вышеупомянутый конфликт. Вообще, на мой взгляд, интереснее было бы прочитать о том, как главная героиня проходит степени созревания, становится старейшиной, какие проблемы — взрослые — начинаются у нее с Максом из-за обретения ею власти и пр.
Очень много описаний того, как героиня переживает — идти или не идти, а вдруг там что. Воспринимается однозначно — девочка-подросток расписывает свои фантазии. «А он вот так посмотрел на меня, а он сказал мне, что я загадочная, а такая вся я смутилась» и т.д.
Или, например, бесконечные танцы в третьей главе — уж и так потанцевали, и эдак, и всё никак не заканчивается. Читатели к тому времени уже заснули. Всё это — сокращать.
Еще одна деталь. ГГ — школьница. А в произведении имеются «встречи» и секс с малолетними. Стоит подумать и о российском законодательстве.
Момент с антикварным кольцом — абсолютный роялище в кустищах. Случайный продавец внезапно с легендой — ага. И кольцо у нас серебряное… а что там про вампиров и серебро?
В общем, автору — читать хорошие книги и учиться писать на их примере. :)
Примеры ошибок.
Диалог с «передозом» пояснений (и такое — по всему тексту):
«— Натах! — закричала я.
Она обернулась и начала мне махать.
— Вики, привет!
— Привет, — кивнула я головой.
— Что опаздываешь? — пошутила она.
— Есть немного. А ты? — улыбнулась я ей».
Перескакивание с мысли на мысль (сначала говорится про одежду, затем перескакивает на учебу, потом — внезапно — снова про одежду):
«Она всегда одевалась как модель, стройная фигура ей позволяла. Таха хорошо училась и была почти лучшей ученицей в классе. Если бы она мне не помогала, у меня были бы проблемы с учёбой. Я всегда предпочитала одеваться удобно, чтобы нигде не жало и не тянуло».
Слишком подробно дана абсолютно не важная информация (из серии «а сегодня я покушал» — и далее скрупулезное перечисление всего, что было на завтрак):
«Прозвенел первый звонок. Мы быстро повесили куртки и помчались на урок. Первой была алгебра. Учитель, Ирина Алексеевна, была уже в классе и что-то писала в классном журнале. Прозвенел второй звонок, и все расселись за свои парты.
— Здравствуйте, дети! — сказала она громко, и мы все встали, чтобы поприветствовать её. — Садитесь, — она подождала пока мы сядем» — Нельзя быть как акын — что вижу, о том пою.
Сплошные «думы»:
«…моя спутница о чём то задумалась.
— Эй! О чём думаешь? — отвлекла её я.
— Думаю позвонить домой или нет, — пожала она плечами.
— Думаю, надо позвонить, — твёрдо сказала я».
Речевые ошибки:
«Оно выделялось от этих серых безликих людей».
«…мне хотелось даже увеличить скорость, но мои человеческие ноги быстрее не могли» — А какие могли, нечеловеческие?
«Сославшись, что они в клубе уже наелись, мама к ним не приставала, в отличие от меня, и я постоянно пыталась подкинуть чего-нибудь в мою тарелку» — Ошибка с деепричастным оборотом. Да и вообще, кто там на ком стоял?
«…свет от прожектора упал на одно лицо. Такое странное! Оно выделялось от этих серых безликих людей. Безупречные черты лица, что-то было в нём такое таинственное и загадочное. Оно пугало и в тоже время притягивало взгляд. На фоне других лиц это казалось очень бледным, но это придавало ему больше шарма. Около него было много девушек. Он с ними разговаривал с очень серьёзным лицом и вертел головой в разные стороны». – Получается, что девушки крутились около «лица» (а не человека), а потом «лицо» и вовсе оказалось «он». Плюс, собственно, повтор слова.
Нелогичность:
«Он подошёл ко мне и хотел меня поцеловать, но я начала сопротивляться. Тогда он набросился на меня и начал бить. Когда я упала, он вышел из класса и запер за собой дверь. В классе я просидела до вечера, пока на улице не потемнело, тогда охранник заметил свет в окне. На следующий день надо мной все смеялись» — Смеялись? Вообще-то это как минимум (минимум!) разговор с директором. Он же ее бил!
Небрежность:
Вампир говорит: «Одним укусом дело не обойдётся. Обращение займёт неделю — это очень кропотливая работа. Все эти дни мы должны быть вместе…» — А потом всё происходит за один день.
Фактология:
«Я родился в 1849 году в Петрограде, по-новому Петербург» — Школьная программа — когда был основан Петербург, когда переименован в Петроград, когда снова вернул себе первое название.
«Сев в самолёт, я, первым делом, закрыла шторку, чтобы солнечные лучи не попадали в салон» — Стюардесса подошла бы и попросила открыть, это правила безопасности при взлете.

«История Софи», Наташа Эвс
Здесь, в отличие от «Солнца» наоборот повествование очень торопливое, эпизодное, все время прыгает. Стилистически — в нем нет плавности и связности. Да и композиция хромает на все четыре. Финал, впрочем, милый.
В целом, идее этого текста просто нужно иное исполнение.

P.S. И ради бога, автор (и все авторы, кто такое делает), запомните раз и навсегда, обращение «Вы» с заглавной буквы оправдано ТОЛЬКО в официальных письмах. Ни в коем случае не в художественном тексте.
Мэри Сью и пафос:
«— Нет, Вальтер, это не работа, это наша жизнь и смысл жизни. Саша умер у меня на руках. Он был мне как брат. Сколько раз он спасал меня от этих уродов. А теперь его нет … Ненавижу их! Ненавижу! Кровопийцы проклятые. Жизнь положу на их истребление!
— Вот и Саша положил жизнь. Не убивайся так, Софи. Бойцу не к лицу! — Вальтер улыбнулся. — Тебе нужно отдохнуть, ты много сил потратила на план поимки Вальтазара. Расслабься как-нибудь. Не раскисай, ты ведь самая хладнокровная наша охотница.
— Ладно, Вальтер, ты прав, смерть Саши выжала меня, как лимон. Поеду восстанавливать силы, поправляйся.
Софи вышла из клиники, устало опустилась на сиденье машины и нервно захлопнула дверь.
– Клянусь, я отомщу за тебя, Саша. Чего бы мне это не стоило».
Речевые ошибки:
«…прицелившись в арбалеты» — Из арбалетов.
«Разминая свои затёкшие ноги» — Не чужие же.
«…он пытался поднять путч среди моих воинов» — Путч – это гос. переворот.
«Этот учёный имел горе от ума. В своих эксперементах…»
«…он наблюдатель— анализатор» — Видимо, имелся в виду аналитик.

«Игрушки дьявола», Кайри Стоун
Когда короткий рассказ начинается с предисловия, это всегда настораживает. Некоторые ещё на «главы» умудряются разбивать. С вероятностью 99% ни предисловие, ни главы рассказу не нужны. Только и если(!) это не какой-то суперприем от мастера прозы.
Но тут, конечно, нет. В предисловии нам в лоб подают предысторию. Так делать не нужно. Эдак до чего мы дойдем — весь рассказ превратим в пересказ? Рассказ — лаконичная проза, и каждое слово в нем должно быть выверено. Тем более что в данном случае пересказано то, что потом упоминается в самом тексте.
Если это рассказ из цикла (и поэтому потребовался пересказ предыстории) — не стоит присылать его на конкурс отдельных рассказов. Или можно прислать, но рассказ обязан тогда иметь самостоятельную ценность. Читатель сам всё должен понять из текста. А не из предисловий.
Задумка в рассказе неплохая, мне понравилась. Герои тоже приятные. Но технически текст ещё ученический. С ошибками, с многочисленными «этами» и «былами». В рассказе много «пересказа», штампов и лишнего пафоса. Кроме того, тема геев несколько поднадоела уже.
Два любимых автором слова: во-первых, всё вокруг «странное» (посчитайте количество этого слова в тексте и постарайтесь найти синонимы, а то и вовсе обойтись без прилагательного); во-вторых, все всё делают «не спеша».
Пример штампа:
«Но внешность обманчива — Канато прожил много веков и нес в своем взгляде груз прожитых лет». — Вот этот груз лет — в каждом втором «вампирском» тексте.
Пример недостоверности:
«— Что вчера произошло? — Равнодушно спросил вампир.
— Ничего…» — А с чего бы им обоим притворяться? Нет причин для скрытности и напускного равнодушия. Сцена не выглядит достоверной.
Примеры речевых ошибок:
«Его светлые волосы переливались искрами в отблесках скупого светильника». — Для начала у нас тут в волосах пляска святого Эльма, но это не главное. Главное, что светильник какой-то нещедрый! :) Свет может быть «скупой», но не светильник.
«В ответ она ответила взаимностью…» — повтор, однокоренные слова рядом.

«Соня и Константин: моя печальная история, как я стала вампиром», Шмокин Дмитрий Анатольевич
Здесь у нас классика — красавица и чудовище. В целом приятная, спокойная история. Банальная. Так как подобные встречи с вампиром и обращения девушек — тоже классика жанра. Приятно описан парк в ночи (чуть затянуто, быть может).
Есть беда со знаками препинания, опечатками и языком в целом. Повторы, детская проговариваемость каждого действия персонажей. Плюс куча местоимений: «него, его, мне, мое».
Примеры повторов:
«…а выражение красивого лица исказило зловещие выражение». — Плюс опечатка еще.
«Моя жизнь, после этого ночного случая, безвозвратно изменилась. Меня мучили тяжелые ночные кошмары. Просыпалась ночью…»
Пример неверного словоупотребления:
«За спиной темной фигуры, едва возвышаясь над землей, высились разрушенные остатки здания». — Если что-то небольшого размера и «едва возвышается», то оно никак не может «выситься».
Примеры с «запределом» местоимений:
«Я почувствовала, как обжигающий холод начал змеится по всему моему телу, лишая все мои мышцы движения. Мне казалось мое трепещущее сердце, кто-то сжал своей безжалостной рукой и мог в любой момент его остановить». — Плюс проблема «тся-ться».
«Он наклонился надо мной, и что-то говоря на неизвестном мне еще языке, погрузил свои зубы в мою шею».
Пример с громоздкими определениями и лишними эпитетами:
«…грозно спросил он тяжелым утробным голосом и взял меня тонкими длинными пальцами с длинными заостренными ногтями за подбородок». — Посмотрите, сколько прилагательных, да еще парных, плюс наречие — и всё в одном предложении.
Пример канцелярита:
«Тело обмякло, лишившись стремления к сопротивлению».
Нанизывание деепричастных оборотов:
«Мой пес, словно очнувшись отчаянно скуля от страха, повинуясь своей мисси, защищать меня, бросился ко мне на помощь». — Три подряд деепричастных оборота. Плюс опечатки и проблема с запятыми.
Неверное построение предложения:
«Шрапнель убила под ним лошадь и одна из них попала ему в живот с левой стороны». — Получается, что ему в живот попала лошадь.
Пример недостоверности:
«Я раскаиваюсь за свой опрометчивый вопрос, отчаянно бросилась ему на грудь, едва сдерживая слезы.
— Прости! Я не хотела причинить тебе боль! Ведь я даже не представляла, что такое возможно!» — Вообще, это стокгольмский синдром во всей красе. Но слишком рано всё происходит, героиня только послушала и уже вся расплылась.

«Съешь меня, или Как стать аппетитной для вампира», Кайри Стоун
Милая задумка. И весьма забавная история, ей улыбаешься. Читать было приятно, спасибо.
В начале неверно выбран тон. Если это юмор (а это юмор), то нельзя начинать с драмы. Получается смешение жанров. Кроме того, даже в юморе должна быть достоверность. С чего бы дева прям вот немедленно полезла бы под укус? Как же, держи карман шире. :)
Не очень понравилось описание «обольщения». Дешёвенькое оно такое: ресторан, платье, браслет. И сам обольститель штампован донельзя — «как бизнесмен» в «черной иномарке».
Ещё момент. Очень уж необразованная девушка получается: не узнала имени Мартина Лютера, не имела понятия о лютеранстве.
Нет намёков, как герой оказался в России, почему на чистом русском говорит, если он совсем не из наших палестин? Да и вообще, зачем ему быть Лютером, если это никак не влияет на историю? С таким же успехом он может быть хоть Петром I, хоть Авраамом Линкольном.
В тексте есть ошибки, стилистические и пунктуационные. Опечатки. Златозар иногда превращается в Златогора, то в Злозара.
Пример неверного словоупотребления:
«— Ты меня вообще за кого принимаешь? — Обижено спросил Златозар.
…
— Ну… — протянула я — вампир среднестатистический… Ты же в парке людей кусал, наверное, совсем туго было…
Поначалу он смотрел на меня с ожиданием, но когда услышал мою отповедь, то расхохотался от души». — Отповедь — это «строгое наставление, ответ, содержащий резкий отпор чьему-нибудь суждению, выступлению». В тексте никакого наставления или отпора нет.
Примеры неверного построения предложения:
«Это были фамилии Димы и Полины, о которых, по-видимому, судачили уже все». — Получается, что судачили о фамилиях.
«…пиджак был расстегнут, и демонстрировал рубашку с неприкрытой шеей». — А здесь у рубашки есть шея.
«Сидя за столиком нам подавали изысканные блюда…» — Классика жанра: «Проезжая мимо станции, с меня слетела шляпа». Деепричастие и глагол, к которому оно относится, должны обозначать действия одного лица.
Ошибка, которую можно объяснить разве только использованием Т9:
«Усталость давалась в знаки…»

«Молодость моего мира», NetkaSmith
Главный герой играет джаз, это подкупает. :) Хороший момент и в том, что нам показывают реальную жизнь, на самом деле скользящую по грани мистического. Это всегда выигрышный приём.
Язык в рассказе плохой, увы. Нагромождения, ненужные инверсии, отсутствие чувства ритма фразы. Последнее особенно диссонирует с упомянутым джазом. Если бы ритм фраз был выверен, текст бы зазвучал, и тем самым техническое исполнение придало бы дополнительный смысл идее про джаз.
Кроме того, мат в тексте без крайней необходимости не употребляется. И в данном случае такой необходимости нет. Особенности речи персонажей можно показать другими способами.
Пример повторов:
«Работа это была не пыльная, ведь станки были неубиваемые, посему налаживать их нужно было нечасто».
Пример небрежности:
«И тут на глаза мне попалась одна надпись. Юность — пора раздумий. Я задержался на ней мысленно…» — Получается, что герой задержался на юности? Если это надпись, ей нужны кавычки.
«Пионеркружок»? — имеется в виду кружок Дома пионеров, видимо.
«…я вернулся к Сашке в четырёхкомнатную его бабкину квартиру, принёс бутылку Улыбки…» — Улыбки теперь разливают? Опять-таки нужны кавычки. Надо проявлять уважение к читателям.
Пример неточного словоупотребления:
«И я начал оживлённо выкладывать» — Слова «оживленно» и «выкладывать» не согласуются между собой. Оживленно — «рассказывают, тараторят, беседуют». Выкладывают — вообще без эпитетов или, на крайний случай, делают это «неспешно, потихоньку, обреченно».
«А ведь она у меня до сих пор всё проверяет. Ну, карманы куртки там, сумку с едой на работу собирает. Она у меня такая, привереда». — Привереда — это человек «слишком разборчивый, требовательный, прихотливый, такой, которому трудно угодить». А не тот, кто проверяет и контролирует.

«Солдатская любовь», Александра Зырянова
Рассказ вполне можно было подавать в основную категорию, не в новичковую. Он написан нормальным, слегка стилизованным языком; его объем соответствует рассказанной истории; и в целом читается приятно.
Как я говорила выше, немного надоела «гейская» тема. Но нужно признать, что в таком ракурсе я её ещё не встречала — чтоб солдат, да еще православный, и зная, какой это грех. Ну что ж, допустим, его упырь чарами соблазнил. :)

«Метель», Blanka korniko
Хорошее в этом рассказе — сочетание клуба «Ретро» с его ретро-музыкой и вампиров. Очень неплохая ассоциация. И название — само по себе безликое — на удивление передает атмосферу рассказа и его смысл. Пока метёт метель — что-то происходит, но никто не узнает что, всё заметёт снегом. Это красиво.
Однако сам текст не вызывает интереса. Нет истории — девушки приехали в бар, а там все оказались вампирами. Это рассказ максимум на три тысячи знаков, ну на пять. Здесь же повествование растянулось не к месту.
Можно было бы вырулить из этого неожиданным финалом. Но то, что Митрофан — вампир, считывается сразу. Есть только лёгкое удивление от того, что все там вампиры. А девочек жалко — глупенькие, но не очень жалко — глупенькие.
Скучные и «канцеляритные» рассуждения:
«Добраться с работы домой не представляло никакой возможности, впрочем, если только своим ходом, но это в том случае, когда твоя машина осталась в гараже, а ты, прислушавшись к совету метеорологов, воспользовался общественным транспортом. А если нет? Ты приехал на работу, как всегда, на машине, припарковав её в отведенном для этого месте. Да еще понадеялся, что в снежную погоду минуют тебя дорожная пробка, и ты легко доедешь домой».
Ошибка новичка — очень подробное описание обычных процессов: он встал, пошел туда, потом пошёл сюда и т.д. Пример:
«Шеф вышел из кабинета и заявил подчиненным:
— Погода дрянная. Клиенты вряд ли повалят валом, будем считать, что рабочий день окончен.
Вероника работала над проектом коттеджного дома. Сохранив файл с проектом, и выключив компьютер, она оделась и направилась к выходу».
Нелогичность:
«Она звала Веронику Никиткой, потому что ей так нравилось». — А если бы ей нравилось звать её экскаватором? Тут хоть какую-то логическую цепочку надо обозначить.
Несогласованность:
«…послали его подальше в сопровождение матом».
Повтор одной и той же мысли:
«Мужчина в первую очередь узнал как их имена. Он сказал:
— Не комильфо выходит, мы сидим за одним столиком, а я не знаю, как обратиться к вам по именам».
Повтор слов (да и мысли опять же):
«Веронике всё рано было не до конца понятно с его чином. Прямых вопросов по чину к Митрофану у нее не было, он чётко объяснил — статский советник, это гражданский чин. Но это ведь какой-то позапрошлый век, сейчас такого чина нет. Во всяком случаи она не слышала, чтобы ныне живущие вице-губернаторы носили чины».

«Охота», Пимонов Сергей
Смысл рассказа понятен: даже если ты охотник, не расслабляйся, не зазнавайся, не забывай, что для кого-то ты — жертва.
Реализация идеи, к сожалению, очень шаблонна. Достаточно прочесть несколько произведений про вампиров, и становится понятно, что все эти описания, все сцены охоты, все реплики про хищника и жертву — всё это сто тысяч раз было. Что некоторые мысли и обороты уже даже не вторичны, а третичны. Вычурное имя, Актеон, относится туда же, к шаблонам.
Язык, в целом, лучше, чем во многих других рассказах новичковой категории. Но все равно в нём «вязнешь».
И концовка. Вампир убил вампира? Но… зачем? Какой был в этом смысл?
Странный повтор:
«Сокрушительной силы удар, способный убить простого человека, вернул Актеона на землю — в прямом и переносном смысле».
И сразу ниже: «Запросто убивший бы простого человека сокрушительный удар вернул его на землю, в прямом и переносном смысле».

«Марго», Елена Ораит
Рассказ тоже начинается с предисловия, информационной справки. И тоже всю информацию можно и нужно было дать в самом тексте. Кроме того, рассказ разбит на главы. Что совершенно лишнее для короткого повествования.
А если вы предоставляете на конкурс отрывок из более крупного произведения… не надо этого делать. Рассказ это рассказ. История должна быть «от и до», выдержана от первого слова до последнего. А данный текст — похоже, вырезка из чего-то большего (романа, повести): действие хаотично прыгает, миры непонятно как существуют. Безо всяких объяснений. Кто, куда, когда, зачем и откуда — совершенно не ясно.
Прямо вот сразу:
«Мерцелл — город-государство одноименного параллельного мира. Считается, что это самый древний город одного из самых старых миров». — Параллельного чему? Каких миров? Объяснений нет.
Часто рассказ срывается в пересказ:
«И вот однажды, в день своего четырнадцатилетия, девочке удалось пробраться в кабинет директрисы, найти свои документы в картотеке и узнать, кто ее биологические родители. Точнее, девочка узнала, что ее мать, Марика Верея, умерла при родах, еще Маргарита нашла там прижизненный адрес матери, об отце же не было никаких сведений». — Это всё нужно взять и переписать языком художественного рассказа, а не полицейского протокола.
Или:
«Спустя пару дней Марго удалось сбежать из детского дома». — Как она сбежала? Это же целое приключение. Почему не описано?
Встречается нелогичность действий. Почему, например, героиня пошла за вооруженными мужчинами? Почему не сработал инстинкт самосохранения?
Или: «Она впервые почувствовала запах крови. Молодой человеческой крови». — Героиня давно с охотниками, и только сейчас вдруг при ней кто-то порезался? Увидела кровь впервые?
Или:
«У Марго промелькнула мысль, что перед ней вампир…» — Как она догадалась? Из-за роста в «метр восемьдесят или девяносто»? Других указаний на его «вампирство» нет вообще.
Неточность и небрежность:
«Осталась последняя страна, где она еще не искала — Россия. В этой стране она никогда не бывала ранее». — Но только что, выше, написано, что в 2010 году, они были в заброшенной деревне в России.
Или:
«— Ведь ты еще не наелась? — с легкой ухмылкой спросил он, продолжая рассматривать ее. Перед ним сейчас стояла невысокая хрупкая девушка со светлыми волосами». — Возникает вопрос, а что, до этого перед ним стоял высокий юноша с тёмными волосами?
Не описано, как героиня ходит из мира в мир. А это ведь один из основных моментов.
Часто встречается повтор мыслей. Например:
«Девочка легко переносила холод, который царил в том адском месте». А ниже: «Она не испытывала панического страха и почти не мерзла в этом холоде».
Или:
«Это тихий отель, и шумно здесь бывает редко, именно этим он ему нравился. Этой тишиной, темнотой и тем, что здесь можно отдохнуть. И все. Вот и сейчас он направлялся в свой номер просто отдохнуть».
Или:
«Учиться? Она должна научиться? Научиться убивать людей? Нет, она не хочет этого делать.
— Нет, я не хочу убивать и становиться одной из вас. Я не хочу становиться подобной вам.
Нет, она ни за что не станет убийцей».
Пример повтора слов и упомянутого уже повтора мыслей:
«Когда же Маргарита пришла к дому, то поняла, что это новостройка. Видимо, старый дом, в котором жила ее мама, давно снесли. Этого дома давно уже не было. Раньше это был двухэтажный деревянный дом, а сейчас возвышалась красивая новая постройка с множеством этажей. Мерцелл постепенно обновлялся и обрастал новостройками».
Неверное словоупотребление:
«Этот самый матрас был уже гнилым бессчетное количество времени, но являлся единственным местом преткновения в подвале». — Смешались «камень преткновения» и глагол «приткнуться».
Несогласованные предложения:
«В холле гостиницы, где стояли несколько посетителей, царил полумрак. Видимо, за ключами от комнат».
Пример сумбура в тексте:
«И тут Марго увидела нечто ужасное перед дверями квартиры. Она даже оцепенела на несколько минут от увиденного. Прямо на ее глазах один из мужчин перекинулся в огромного черного матерого волка и вошел в квартиру. От испуга Маргарита даже потеряла дар речи. Она просто стояла, прижавшись к стене, и хлопала глазами. Девочка почувствовала, что ноги подкашиваются, а она сама готова упасть в обморок. Сердце бешено колотилось, а дыхание сперло в груди, да так, что она не могла вздохнуть. И все, что могла сейчас делать девушка — это только смотреть.
Именно в таком состоянии ее и поймали, затащили в квартиру, где сидели несколько мужчин. Стальные двери распахнулись, а внутри стояли двое суровых мужчин с арбалетами. Прежде чем Марго успела хотя бы удивиться, болт из шлифованного дерева почти полностью вошел в плечо одного вампира.
— Смерть вампирам! — крикнул один из мужчин, перезаряжая оружие. Следующий болт пронзил сердце второго вампира, и тела этих несчастных начали разлагаться прямо на глазах у Марго. От увиденного девочка испытала настоящий шок. Это был первый раз, когда она видела мертвых, да еще и вампиров. Маргарита не успела отойти от первого впечатления, как на нее навалилось второе». — Кто из всех этих мужчин — вампир? Откуда он вообще появился, если был оборотень? Кто на ком стоял? Кто сидел, кто затаскивал? На эти вопрос без прямой подсказки автора ответить невозможно.
В общем, лучше на конкурс предоставлять один небольшой рассказ, продуманный и логичный.

«Тропой жрецов», Полякова Наталия, Гинцберг Елена
Похоже, что это отрывок из романа. Начинается слишком внезапно. На читателя вываливается куча имён. Причём сложных, и с «лл». Путаешься, кто есть кто. Встречаются понятия вроде «Маг Войны Матери», которые никак и нигде не объясняются. Что заставляет думать о некоем за-тексте.
И, что более грустно, нет толкового финала. Должна быть какая-то конкретная концовка рассказа — встреча с учителем, объяснение, почему Дагмара принял Гедон. Но этого нет.
Впрочем, читалось не без интереса. И вообще — читалось. Это хорошо. :)
Манера подачи — несколько ученическая. Много однообразно построенных предложений. По схеме: подлежащее-сказуемое-определение-дополнение.
Кульминации — какой-нибудь драки или «кусания», когда герои находились в селении — не случилось. Видимо, автор добрый. Что, возможно, это и неплохо. Так как драка, «срыв» вампира — это был бы стандартный ход. А тут все удержались. Но какая-то кульминация — напряжение и разрядка — требовались. Поэтому и кажется, что рассказ — часть чего-то большего. Слишком ровное повествование.
Несколько примеров ошибок.
Слабость описания:
«…чиркнул себя по запястью непонятно откуда взявшимся лезвием». — Лучше, если лезвие не «непонятно откуда», а было заранее спрятано и потом быстрым движением выхвачено. Это — умение героя, это вызывает уважение. А «непонятно откуда» вызывает лишь недоумение и снисходительность. Создается впечатление, что автор сам не знает, откуда что взялось. Не продумал деталей.
Лишние фразы. Например:
«— Судя по всему за ним пещера и нам в нее. Идем?
— А есть варианты? — Ухмыльнулся рослый воин». — Воин мог и не отвечать, текст бы ни в чем не потерял.
Смешение стилей. Что называется, смесь французского с нижегородским. Мир в рассказе не наш, не современный. Мистический Эрин, Ирландия. Но вдруг используется современный сленг и обороты речи, присущие нашим дням. Примеры:
«Ллеу заржал…»
«Прочие вампиры особо одежду не меняли…»
«жрать хотелось»
«Ты себе как вообще представляешь меня в роли ученика Риклофа»
«А есть варианты?»
«от новой точки телепорта» — термин «телепортация» появился в 20 веке.

«Источник энергии», Мария Сергеевна Саймон
Складывается впечатление, что рассказ написан, чтобы поднять проблему женского обрезания. И это прекрасная цель. Он, рассказ, и должен был таким оставаться. Написанный в жанре «реализма» он был бы гораздо более страшен и волнующ, и правилен.
Потому что, когда читаешь начало, то проникаешься ужасом до самых корней волос. Сочувствуешь этой бедной девочке всей душой. А вот внезапное появление «энергетических» космических вампиров рушит картину напрочь. И путешествия во времени — не добавляют ни ясности, ни смысла. Лишь ещё больше превращают рассказ в неуместный винегрет.
Получается плохое сочетание. Реальная боль, реальная проблема не вяжется с космическим корабликом и прочим. Если уж очень хотелось написать про эту проблему, но именно в контексте вампиров, то тут как раз традиционный вампиризм подошел бы больше. Мистика, но не фантастика. Реальная кровь.
И ведь ещё и группы подростковые туда же приплетены оказались. И из всего этого вышел неуместный гротеск.
А начиналось всё очень хорошо.

«Поверьте вампиру на слово...», NikiTaShina
Мне понравилась задумка. Хотя обычно сплошные монологи — не самый удачный вариант. Но здесь это неплохо вышло.
Возможно, вместо слова «часть» в подзаголовках стоит просто вписать имена персонажей. Для удобства и понятности.
Есть орфографические ошибки. И кто там говорит в последнем монологе, я так и не уразумела. :)

«Подарок вампира», Катрин Клермонт
Очень приятный рассказ. В нём даже присутствует некоторая нестандартность конфликта. Убийство из милосердия. Убийство понравившегося человека (пусть даже он не человек) — это интересная и, в целом, не самая заезженная проблематика. Мне понравилось.
Недостаток — затянутое начало. Я вижу тут попытку создать атмосферу, но получается действительно нудновато и затянуто. Сокращайте, не бойтесь.
Повторы:
«Тишина, которая режет слух похлеще любого шума. Запах хвои и можжевельника висит во влажном воздухе. Все здесь умиротворяет. Я лежу на поляне, поросшей мхом, таким влажным и дурманящим, как все вокруг.
…
И в этом времени, здесь и сейчас, я впитываю эту тишину, наслаждаясь влажным лесным воздухом».
Повтор слов и одной и той же мысли в двух предложениях подряд:
«Такие кошмары на весь день оставляют чувство усталости. Порой кошмары бывают очень реальны, и их ночное присутствие волочится шлейфом за мной на протяжении дня».
Прыжки из прошедшего времени в настоящее в одном абзаце (или блоке текста), если они не использованы как приём, являются стилистической ошибкой. В этом рассказе такого много, и, к сожалению, никакого специального приёма я тут не вижу — чистая ошибка.
(Переход в настоящее время, или наоборот — в прошедшее, может стать способом, ускоряющим или замедляющим темпоритм текста. Но употреблять его нужно так, чтобы он был стилистически оправдан).
Примеры:
«Полезла дрожащей рукой в карман за ключами, но те, как назло зацепились за наушники и никак не хотели извлекаться. Руки трясутся, пока я освобождаю ключи от проводов наушников».
Или:
«Особых изменений в работе не свершилось, потому, он ничем не отличался от предыдущих. После окончания рабочего дня спешу домой, чтобы узнать конец истории и возможно, попытаться переубедить своего гостя».
Ошибка с деепричастным оборотом:
«Зайдя в подъезд, ощущение тревоги вернулось с удвоенной силой» — Ощущение тревоги заходит в подъезд.
Перемудрили. Получается, героиня старалась смыть с себя героя:
«Мда, физиономия в зеркале смотрела на меня обреченным взглядом опухших глаз. Нос тоже опух и покраснел. Все существо в отражении являло собой безмерную печаль. Холодная вода обожгла горящие щеки. Я долго умывалась, стараясь смыть это наваждение. Но «наваждение», кстати, никуда не смылось, а спокойно разогревало на кухне чайник и что-то колдовало над плитой».
Посчитайте количество «я» в двух предложениях:
«Так я проехал еще немного, но вдруг конь заржал и вскочил на дыбы, я не удержался и упал с лошади. Я резко поднялся, пытаясь успокоить коня, дернув его за узду, я только тогда ощутил сильную боль в руке, на которую я упал».

«Проза не-жизни. Становление», Адельмина
У рассказа есть своя структура. Подача эпизодов представлена, как вспышки памяти. Это хороший прием, когда нужно описать историю длиной в несколько лет в небольшом рассказе. Так что всё тут уместно.
Написано неплохо, не без огрех, но по сравнению с некоторыми другими рассказами этой категории — вполне. И читается с интересом. Очень внятные, яркие эпизоды. Однако нет столь же внятной и яркой концовки. Это смазывает впечатление. Существенный недостаток, на мой взгляд.
К размышлению. Есть некоторый диссонанс между описыванием магазина — где чисто советские времена, а потом сразу — «Чип и Дейл», которые были уже в 90-е, и «Интервью с вампиром» по телевизору. Причем, возможно, я путаю, но разве фильм у нас показали в одно время с этими мультиками? То есть я готова поверить, но надо бы уточнить факты все-таки.
Десерт
«Его светлые волосы переливались искрами в отблесках скупого светильника». – В волосах пляска святого Эльма, и светильник какой-то нещедрый!
«В ответ она ответила взаимностью…»
«Худощавое тельце, не привыкшее к такой одежде, робко переступало с ноги на ногу».
«Это чудило мне лучезарно улыбнулся и глядя мне прямо в лобные доли мозга, сказал…» – Взгляд-рентген!
«Меня протрясло лёгкими мурашками, я был полностью во внимании к тому, что он сейчас выпалит».
«Шрапнель убила под ним лошадь и одна из них попала ему в живот с левой стороны». – Неудачное попадание лошади. Или удачное. Как посмотреть…
«…пиджак был расстегнут, и демонстрировал рубашку с неприкрытой шеей». – Из серии «британским ученым и не снилось»: у рубашки есть шея!
«В холле гостиницы, где стояли несколько посетителей, царил полумрак. Видимо, за ключами от комнат».
«Этот самый матрас был уже гнилым бессчетное количество времени, но являлся единственным местом преткновения в подвале».
Альтернативная история:
«Я родился в 1849 году в Петрограде, по-новому Петербург».
«…он пытался поднять путч среди моих воинов…»
«Зайдя в подъезд, ощущение тревоги вернулось с удвоенной силой». – Внимание, ощущение тревоги заходит в подъезд!
«…он наблюдатель— анализатор»
«Этот учёный имел горе от ума».