Всякая тема является лишь поводом для высказывания, и этот повод должен функционально работать. В первую очередь следует задаться вопросом: «А что, собственно, я хочу рассказать в своей истории?». Если в голову не приходит никакого ответа, кроме: «Ну, там будет вампир, он загрызёт энное количество героев, а потом его проткнут осиновым колом (вариант: помирятся и будут с ним дружить)», - то замысел лучше отложить в ящик стола и подумать ещё. Возьмём, к примеру, компактный роман Мирчи Элиаде «Девица Кристина» - маленький шедевр, где с помощью вампирского сюжета сказано очень много. Тут и тяга к прошлому, которое воплощает собой Кристина – ужасному, тёмному, крепостническому прошлому восточноевропейской аристократии, которое, однако же, выглядит притягательным по сравнению с выродившимся и убогим настоящим. Тут и нежелание самого этого прошлого умирать окончательно, его попытки взять настоящее под свой контроль. Тут и родовое проклятие Истории – потому что даже при искреннем желании порвать с прошлым потомкам никуда от этого прошлого не деться, и не случайно юные племянницы Кристины, и «плохая» Симина, и «хорошая» Санда, обе умирают в тот момент, когда Егор наконец пронзает сердце Кристины колом. Убив прошлое, мы убиваем и себя. Ну и наконец – как же без этого в романе? – история женской ревности, обострённая тем, что ревнует мёртвая к живой.
Таким образом, взявшись за вампирскую историю, нужно прежде всего поставить вопрос: «А что хочу сказать этим лично я? Что подвигло меня взяться за тему, которую использовали до меня много раз?». И если ответа не найдётся, то лучше, право, не браться.
Определившись с замыслом, следует ясно продумать способ его воплощения. Это покажется трюизмом, но вампирская история должна пугать. К сожалению, на практике это далеко не такая простая задача, и она требует продуманного решения. У Брэма Стокера читателей пугал сам голый факт кусания за горло и высасывания крови. Но не прошло и двух десятилетий после смерти Стокера, как этот источник страха был исчерпан, о чём свидетельствует «Дракула» Тода Браунинга. Фильм 1931 г., где Бела Лугоши впервые задал парадигму гламурного и обаятельного вампира – столь популярную вплоть до наших дней, - очень чётко маркирует этот рубеж. Красные губы Люси к 1930-м годам стали банальной деталью женского макияжа, а литературный граф, спящий в гробу и время от времени кусающий красивых женщин, стал выглядеть чуть ли не милым чудаком в сравнении со вполне реальными политиками, готовыми походя отправить в лагеря и на расстрел тысячи людей. С этого момента вампиры приобретают двусмысленную роль «плохих, но обаятельных парней», а вакансию «ужасных чудовищ» замещают вначале оборотни, а потом импортированные из Африки зомби. (Впрочем, кажется, и зомби бояться уже всем надоело, о чём свидетельствует анонс только что вышедшего фильма «Тепло наших тел»).
Если же автор хочет продолжать пугать читателя вампиром, он вынужден изобрести что-то посущественнее укусов в горло. Кинорежиссёрам проще – они могут использовать компьютерную графику, заставляя своего героя превращаться в жуткого монстра, отращивать крылья, выходить из стен и т.д. Писатель лишён этих возможностей, так как на бумаге наращивание устрашающих способностей выглядит не столь убедительно; к тому же оно имеет свои пределы, за которыми ужасное переходит в комическое (даже кинематограф не застрахован от последней опасности – взять хотя бы «Ван Хельсинга», где летающие и разгуливающие по потолку вампиры вот-вот грозят сорваться за грань фола). Есть, впрочем, иной выход – не количественный, а качественный, и наиболее талантливые авторы применяют именно его: пугать чем-то иным. В уже упомянутом романе Элиаде Кристина вообще никого не кусает, и тем не менее роман эффективно нагнетает ужас. Пугает само присутствие Кристины, сама непостижимая связь между помещицей-садисткой (эдакой румынской Салтычихой, убитой своими крестьянами) и её респектабельной роднёй, которая изо всех сил тщится скрыть фамильный «скелет в шкафу». Пугает и то, как проницательно понимает Кристина психологию главного героя, его уязвимые места.
Из этого следует, что само введение вампира в сюжет – отдельное искусство, необходимость которого редко осознаётся. Ибо как только вы написали фразу: «Из темноты выступил бледный молодой человек с длинными чёрными волосами», - на этом месте ваш опус можно закрыть и отправить в мусорную корзину. Потому что универсальным правилом вампирского жанра (если, конечно, вы не пишете пародию) является необходимость интриги. Читатель до определённого времени должен мучиться в догадках – верить или не верить тому, что один из героев вампир. Исключение составляют лишь сюжеты, написанные от лица вампира (что является весьма поздним изобретением), и литература такого рода, как правило, художественно проигрывает старой доброй стокеровской традиции – если только не задействует какие-то глубоко оригинальные решения самой темы. (Совершенно не желаю обидеть поклонников «Интервью с вампиром», но это самый выдающийся пример деградации жанра).
В качестве примера хочется привести великолепную новеллу А.М. Ремизова «Жертва», которая – при том, что формально там, как и у Элиаде, за горло никого не кусают, - может быть сочтена образцом вампирской литературы. Рассказ ведётся так, что главный герой новеллы, в начале представленный как почтенный отец семейства, по ходу действия начинает вызывать у читателя всё больший и больший ужас; и когда ближе к концу рассказа кусочки паззла начинают складываться, читатель вдруг осознаёт, что на самом-то деле Пётр Николаевич мёртв уже пятнадцать лет – и тогда всё встаёт на свои места, и нам остаётся только дожидаться развязки (весьма, впрочем, нетривиальной).
Обозначив таким образом круг необходимых условий, которые требуются для хорошей вампирской истории, перейдём к семи наиболее типичным ошибкам, которые совершают современные авторы.
1. Недостаток тайны. Тайна является альфой и омегой вампирского сюжета. Начинать сюжет фразами типа: «Шёл дождь. Охотники на вампиров промокли», - или: «Пра-правнук Дракулы проснулся в своём гробу», - можно только в том случае, если вы пишете юмореску. Но юмореска не имеет отношения к вампирскому жанру – юмореска о вампирах ничем не отличается от любой другой юморески. В вампирской литературе вменяемый рассказчик не должен раскрывать читателю все карты сразу. См. выше об искусстве введения вампира в сюжет.
2. Переизбыток вампиров. Целые толпы вампиров, воюющих с оборотнями, инквизиторами, космонавтами и т.д. – дурной тон. Не надо путать литературу с компьютерной игрой. В литературе персонаж – как валюта: неконтролируемая эмиссия ведёт к инфляции и потере всякой ценности.
3. Смешение жанров. Остерегайтесь сталкивать вампиров с эльфами и хоббитами. Если бы Толкиен захотел, чтобы в его мире были вампиры, он бы их упомянул. Ещё хуже выглядит гибрид вампирского жанра с боевиком, когда Силы Добра и Силы Зла в больших количествах махаются всеми частями тела, стреляют и гоняют на мотоциклах. Вампирской прозе к лицу небольшое количество персонажей, неспешно раскручивающийся темп и тщательно прописанная психология участников событий. Старомодно, скажете? Да ведь суть всей готической литературы вообще – в её старомодности.
4. Незнание реалий страны или эпохи. Вампирская тематика коварна в первую очередь тем, что в массовом сознании устойчиво ассоциируется с «заграницей» и «историческим прошлым». Обе эти ассоциации имеют основания (хотя А.К. Толстой, например, в своём «Упыре» описывал современную ему Москву, но и у него без загранпоездки в Италию не обошлось). Проблема в том, что больше всего чешутся руки писать об «историческом» и «заграничном» у тех, кто весьма слабо ориентируется в соответствующих реалиях.
Населить Англию XVIII в. католическими монахами или одеть русского купца 1860-х гг. в «вельветовый пиджак» (был и такой случай среди работ прошлогоднего конкурса) – лучший способ запороть даже неплохо придуманный сюжет. Читатель способен простить отдельный ляп в тщательно выписанном мире, но подсовывать читателю откровенную халтуру – хамство (кажется, писатели – единственная профессия, представители которой не несут никакой ответственности за некачественные товары и услуги!). Что особенно досадно, некоторые халтурщики защищают своё право на халтуру, пуская в ход эрудицию. Мол, у Шекспира тоже Богемия на берегу моря, так что художник, а особливо тот, кто пишет сказку, имеет право на творческую вольность. Ну, во-первых, у Шекспира не было Интернета, позволяющего справиться о расположении Богемии за две минуты, а во-вторых... если хватает эрудиции на то, чтобы знать о ляпах у Шекспира, начните исправлять не с Шекспира, а с себя.
Золотое правило любого жанра, а не только вампирского: не беритесь писать о том, чего не знаете. Свою лень и нежелание изучать материал некоторые авторы маскируют тем, что сочиняют условный, вымышленный мир с вымышленными городами и именами. Это, конечно, спасает от откровенных глупостей, но общее впечатление производит крайне неблагоприятное. Во-первых, вымышленные миры хорошо получаются только у тех, кто обладает неподдельной эрудицией: например, Толкиен перед тем, как придумать своё Средиземье, десятилетиями изучал средневековую литературу на нескольких языках. Без надлежащего уровня знаний вымышленные миры выходят удручающе однообразными: некая условно-среднестатистическая Западная Европа, размазанная где-то между XIV и XIX веками. Во-вторых, вампирской литературе вымышленные миры противопоказаны. В вампирском сюжете главное – это ощущение сверхъестественного, выходящего за рамки обыденных представлений о реальности. В мирах, где маги, оборотни и гномы запросто разгуливают по улицам, этому ощущению нет места: вымышленные миры затем и создаются, что автору необходим мир, где чудесное естественно. Для вампирского сюжета, напротив, нужен фон самый реалистический. А создавать «реалистический» вымышленный мир смысла не имеет, он будет просто удвоением реального мира, с головой выдающим свою задачу – скрыть нежелание автора этот самый (основной) реальный мир изучить.
(Если интересно, как должен был называться предмет одежды у купца – правильный ответ «плисовый кафтан»).
5. Увлечение гламуром. К сожалению, многие авторы – как начинающие, так и именитые, - рассматривают вампирическую тему как повод поговорить о стильной светской жизни. Кажется, в этом повинны всё те же Тод Браунинг на пару с Белой Лугоши: оригинальный роман Стокера ничего не говорит о повышенной элегантности Дракулы, да и замок у него весьма запущенный. (Во всей литературе XIX в. единственный вампир, которого можно с натяжкой назвать гламурным – лорд Рутвелл из «Вампира» Джона Полидори, но и там особых подробностей его быта не даётся).
Современные же авторы утрачивают всякий вкус и меру, насыщая свои тексты названиями сигар, коньяков и автомобилей – так что рассказ о вампирах превращается в product placement! Кроме того, увлечение автора гламуром отвлекает читателя от основной материи сюжета и наводит на перманентные размышления о том, сколько «деревянных» автор зарабатывает в месяц и в какой коммуналке он снимает комнату. Сосредоточенность на предметах роскоши чаще всего создаёт обратное впечатление – материального и духовного убожества пишущего. Не выставляйте себя Эллочкой-людоедкой, мечтающей о воротнике из шанхайских барсов.
И гоните поганой метлой слово «шикарный», если только вы не взяли сюжет из жизни проституток XIX в. (к жаргону коих это словечко и относится).
6. Наукообразие. Не следует злоупотреблять попытками подвести научную основу под существование, физиологию и процесс питания вампиров. Готическая фантастика – не НФ. Попытки скрестить то и другое редко удачны, и не стоит обольщаться успехом «Франкенштейна» Мэри Шелли: это исключение, которое своим существованием в немалой степени обязано тому, что появилось на свет очень рано, когда естественнонаучные знания и навыки их литературного описания были ещё весьма приблизительны, а память о синкретизме науки и магии ещё свежа. Более того, квазинаучное разъяснение физиологии вампиров губит на корню тот элемент таинственного, который просто необходим литературе на эту тему. У Брэма Стокера, который ввёл в свой роман двух профессиональных медиков, хватило ума воздержаться от того, чтобы заставлять их объяснять природу Дракулы.
Противоположным пороком является -
7. Физиологическое или психологическое неправдоподобие. Прежде чем заставить вашего героя-вампира складывать штабелями тела высосанных насмерть жертв, подумайте о том, что в организме человека в среднем четыре литра крови. Моя приятельница по университету выжила после потери двух (без каких-либо переливаний). Можете даже провести эксперимент, купив три-четыре литровых пакета сока и попытавшись выпить за один приём. Вампиры, конечно, сверхъестественные существа, но про увеличение желудка и туловища традиция ничего не говорит.
Кстати, фольклор в этом смысле гораздо убедительнее. В фольклоре вы не найдёте гор трупов с перегрызенными шеями – там жертва вампира умирает постепенно, болея и слабея. Что неудивительно, ведь фольклор сохраняет лишь то, во что готовы поверить слушатели. А беда современных писателей – в том, что они и не стараются поверить в собственных героев (хотя бы на то время, пока о них пишут).
Мы подходим к итоговому выводу – как бы вы ни решали вампирскую тему, читатель, вплоть до того момента, как он закроет книгу, должен верить в происходящее. Без этой веры невозможно искреннее переживание ужаса – элемента, необходимого в вампирской литературе так же, как сексуальное возбуждение в литературе эротической. Даже если вы решили, что ваш вампир будет милейшим лапочкой – что ж, сделайте страшным кого-то другого (ну хотя бы человека, по закону антитезы; в качестве интересных и ещё не исчерпанных возможностей я рассматриваю трактора, заводные игрушки и домашних кроликов). Это банальность, но вампирский жанр живёт по системе Станиславского, и если читатель скажет: «не верю», - автору не помогут ни буйство фантазии, ни стилистические изыски.
И, конечно, самое главное: вне зависимости от того, о чём вы пишете, каждый настоящий писатель – вампир. Литература, чтобы стать бессмертной, нуждается в чужой крови. О чём это я? Да о классиках. Читайте классику! Только чукча из анекдота «писатель, а не читатель». И начать стоит с Александра Сергеевича Пушкина, который действительно наше всё. В том числе и по части вампиров. В «Песнях западных славян» есть прелестная баллада «Марко Якубович» - рекомендуется всем.